«Ничего, — успокаивал себя Чабор, — ведь не одна же Тарина на свете? А то, что было раньше, всё детские забавы, любовные страсти слабого Духом мальца, обнюхавшегося из-за проделок Водара Любомеля …».

Вскоре отпущенное на отдых после бани время закончилось, и Ратибор повёл царёвых гостей тёмными коридорами вечернего дворца к тронным палатам. Возле входа он остановился, ещё раз осмотрел добрых молодцев с головы до ног и, довольный увиденным, толкнул дверь.

Перед ними открылся полный света зал. Несмотря на поздний час, столы ломились от яств и, судя по ропоту присутствующих, все уже попросту заждались гостей. Станимира и Чабора от подобной неожиданности пробило на нервную дрожь и будто вморозило в каменный пол дворца. Ратибор, глядя на них, уже довольно долгое время выжидающе и терпеливо стоял у открытых дверей.

Вдруг Чабор толкнул в спину Водара:

— Иди, чистюля.

— Правильно, — шепотом поддержал друга Станимир, — покажи нам, неотёсанным, как к царям входят.

Удивительно, но сайвок даже не стал упираться.

— Тоже мне, герои, — небрежно бросил он, выбираясь из мрака и щурясь на свет. — «Мы уже большие дядьки…» Как только луж не наделали, — сказал он, проходя мимо Ратибора. — Погляди, не замочили ли наши герои царские полы?

Водар отважно шагнул в зал. Чабор и Станимир, одновременно окрылённые и ошарашенные его храбростью, тут же направились следом, но едва только Чабор отметил про себя ошеломляющее безстрашие сайвока, как тот предательски сделал шаг в сторону и, пропуская их вперёд, угодливо поклонился.

Отступать было некуда...

— Идём, — шипел сзади Станимир, — не останавливайся.

Они подошли к царю и поклонились. Вулкан, казалось, совсем не изменился за эти семь лет, да и царица была такой же красивой и приветливой. Возле неё стоял наследник асура веров, зеленоглазый и светловолосый Честимир, которому уже было …что-то около

восьми лет.

Асур, поприветствовав гостей, отыскал в зале взглядом одну из своих дочерей и сказал:

— Тарина, доченька, одари наших гостей от нас…

Сердце Чабора ещё пару раз гулко стукнуло и остановилось. «Боже, — подумал он, — какая она стала! Да разве ж бывает такое в свете чудо?!» С этого мгновения только ОНА стала для него важна…

ОНА взяла из рук царя два серебряных перстня, ОНА одела их Станимиру и Чабору, ОНА сказала, что рада видеть их снова и, наконец, ОНА одарила Чабора таким взглядом, что тот едва не задохнулся от счастья…

Станимир отчего-то настойчиво и долго толкал его в бок. «Что ему надо? Не даст даже…»

— Чабор, — шептал друг, — ты что, сдурел… или перепарился? Царь спрашивает, когда мы уходим на запад?

— Уходим? — удивился Чабор, — Ах, да. Вершина говорил, чтоб отправились в путь в травень, в первый же день[ii].

— Послезавтра... — задумчиво сказал Вулкан. — Ну что ж, проголодались, поди, воины? Давайте за стол. Тарина, садись рядом с ними, поговорите. Вам вместе долгий путь предстоит…

Хуже этого наказания и придумать было трудно. Вершина, как видно, как-то заранее сообщил царю о приходе Чабора, Станимира и Водара. Царь, зная, что вскоре навсегда расстанется с одной из своих дочерей, подготовил прощальный пир как надо.

Казалось бы, всё хорошо. Есть гостям с дороги хотелось ужасно, еды было столько, что от её обилия просто голова шла кругом, а тут….

При царевне не почавкаешь. Есть надо аккуратно, как она, ну или хотя бы как Водар.

— Вот гад малорослый, — отчаянно подумал Чабор, — сидит и уплетает за обе щёки, ещё и улыбается, подмигивает. Ну, комар, погоди.

Станимир переживал за ужин не меньше своего друга, но в отличие от того он злился не на Водара, а на саму Тарину.

— Ну, хоть бы отвернулась к Чабору, — думал он, — я бы тогда хоть кусочек во-о-он той куропаточки…. Не, не пойдёт. Тогда Чабор вовсе не поест. Нельзя так с другом. Ох, чую, проснётся сейчас медведь у меня в брюхе, зарычит, ему ведь плевать на царевну, он есть хочет…

— Отчего не кушаете? — внезапно обратилась царевна сразу к обоим витязям.

Голодные вои вопросительно переглянулись у неё за спиной.

— Да вот, — сказали они в один голос… и замолчали.

— Отец говорит, — продолжала Тарина, — что воины поесть молодцы, особенно по молодости, — после этих слов она чуть повернула голову в сторону Чабора, а Станимир, пользуясь этим, тут же поднял руку, чтобы схватить что-нибудь со стола. Тара, уловив краем глаза это движение, подумала, что Станимир хочет этим привлечь её внимание и ответить на вопрос. Она тут же повернулась в его сторону.

Рука изголодавшегося воина описала странную дугу и вцепилась в волосы хозяина, якобы укладывая на место растрепавшийся чуб. Тарина вопрошающе посмотрела на Станимира.

— Нет, — ответил тот, укладывая свою руку обратно в «засаду» на собственное бедро. — Не всегда.

Царевна, получив такой короткий ответ, истолковала его для себя, как ей казалось, единственно верно, а именно как нежелание разговаривать. Она мило улыбнулась, глядя на Водара, сидящего напротив и весело болтающего о чём-то с Ратибором, и полностью  сконцентрировалась на своих мыслях. Что-то настораживало её в нежелании гостей общаться.

— Чабор, Лесной…. Как его теперь называть? — спрашивала сама себя лишённая общения царевна. — Он стал совсем другим. Сильный, большой…, недурён собой. Да, пожалуй, что так. Ох, как же всё-таки несправедлива жизнь. Отца я ослушаться не смею, ведь он обещал Вершине, а Вершина тогда спас Честимира. Но ведь и Чабор тоже…. И на кой мне теперь идти за тридевять земель?

— Тарина, — позвал царь, с горечью думая о скором расставании с дочерью, — подойди-ка…

Тара послушно поднялась с места, извинилась перед гостями и пошла к отцу, а Чабор и Станимир как по команде накинулись на еду. Их совсем не смущали окружающие

и испепеляющий взгляд Водара. Кто там знает, сколько Тарина пробудет на расстоянии? За это время надо было успеть набить своё пустое брюхо.

В спешке напихались быстро и плотно. Тара все ещё разговаривала с отцом, а Чабор и Станимир были уже сыты и довольны. Но, к сожалению, длилось это недолго. Навалилась новая беда и спутник подобной спешки — икота. Все известные способы борьбы с ней были использованы — ничего не помогло.

Стоит ли говорить, как себя чувствовали наши герои в момент, когда Тарина вернулась, а подлая икота донимала их так, что хоть ложись и помирай.

Царевна о чём-то их спрашивала, глядя на поочерёдно икающих молодцов с улыбкой, полной снисхождения. Они нестройно отвечали, пытаясь побороть икоту и новую напасть — косноязычие, появившееся сразу после подавления её обильным питьем хмельных напитков.

В общем, надрались наши молодцы в этот вечер подходяще, так что после не могли нормально улечься спать. Пол и потолок менялись местами, всё плыло перед глазами, и обильный ужин долго не мог решить, куда же ему податься — вверх или вниз.

Утром Станимир и Чабор долго не могли подняться с постели и не желали даже слышать о еде. Головы угнетал хмель, Душу то, что оба вели себя вчера как деревянные болваны на шёлковой нитке.

— Боже, — страдая, думал Чабор, — что мы плели Тарине? Не помню. Что-то же говорили, даже спорили, икая…. Ой, как стыдно…

Весь день они отлёживались, ссылаясь на крайнюю занятость, связанную с завтрашней дорогой и не позволяющую явиться к царскому столу. Несмотря на «непосильно тяжёлые» сборы, к рассвету обещали быть готовыми отправиться в путь…

В день отхода Водар разбудил их ни свет ни заря. Молодцы подпоясались, оделись… или наоборот, кто там помнит спросонья?

Всё это время сайвок злобно шипел на них, подгонял как только мог, и только благодаря этому в путь выбрались вовремя. Царь, царица, царевны и немногие приближённые уже ждали.

Дальше всё происходило так, будто Чабор и Станимир и не просыпались вовсе. Спустились к «горным», жутко мучили тяжёлые заплечные мешки, какое-то странное напутствие царя Тарине и, наконец, темнота, пропахшая землёй и сыростью.