— Бомбить!

— Уничтожать все немедленно!

Теперь, когда решено было действовать методами привычными и понятными, всеми овладело достаточное спокойствие. Фурн, Ферран и Пуно Тавур, вооруженные киносъемочными камерами, вызвались не покидать район Пропилеев до последнего момента, чтобы проследить за дальнейшим поведением родбаридов. Отэн Карт распорядился прежде всего удалить охрану территории, состоящую из служащих его контор и заводов.

Начали отходить отряды полицейских. Кольцо людей, окружавшее Пропилеи, становилось все более широким. Горноспасательные отряды были отосланы обратно в Лонар, отправлены в порт непонадобившиеся водолазы с их тяжелыми металлическими скафандрами, уехали в город почти все санитарные машины, а к позициям, занимаемым войсками, стали прибывать все новые и новые части, главным образом ракетные и артиллерийские.

Стало темнеть. Теплый апрельский день подходил к концу. Подходили к концу и приготовления людей, намеревавшихся начать еще одно, такое же, как в Таркоре, уничтожение существ, так и не познанных, страшных и вместе с тем прельщающих неугомонного человека своей непостижимой мощью и невиданной жизнеспособностью.

На ближайшей от Пропилеев возвышенности, неподалеку от озера Эно, в штабной палатке собрались участники неудачной охоты. Связисты уже закончили свою работу, а артиллерийский генерал, оживленный, как бы помолодевший в эти минуты, уже готов был отдать команду "огонь!", когда послышался стрекот вертолета.

Вертолет, прибывший с центрального столичного аэродрома, опустился метрах в тридцати от штабной палатки. От него, без шляпы, на ходу сбрасывая макинтош, бежал к палатке Асквит.

— Не бомбить, ни в коем случае не бомбить! Есть выход.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ПОТОК ИНФОРМАЦИИ

17. 70 355 653 361 664

Доктор Дювьезар и я прилетели в столицу метрополии на двенадцать часов позже Асквита, утром 28 апреля. На аэродроме нас, как членов Международной комиссии, встретили несколько помпезно и тотчас же препроводили в лучший отель города. Такое внимание было лестно, однако нас интересовало совсем другое. Мы не рассчитывали, что подобно Асквиту нас сразу же доставят к штабной палатке, но и не ожидали заточения в комфортабельных гостиничных номерах без обещания допустить на "передовую". Положение наше, конечно, было несколько двусмысленным. Мы являлись членами Международной комиссии, но прекрасно понимали, что комиссия эта была создана Организацией Объединенных Наций для борьбы с силициевой плазмой на Паутоо и в метрополии, разумеется, могли не признавать наших полномочий. Рассуждения эти, однако, мало успокаивали. Хотелось поскорее окунуться в гущу событий, и мы не отходили от телефонов, стараясь пробиться через окружившие нас наивежливейшие заслоны.

Выручил Асквит. Он позвонил из Пропилеев, просил извинить, что сам не мог встретить — его не отпускали ни на шаг от штабной палатки, — пообещал немедленно уладить все формальности. Допуск к месту сражения и в самом деле был получен быстро. Объяснялось это просто: в те часы обстановка в метрополии была настолько тревожной, что правительство не рисковало взять на себя всю ответственность за последствия силициевого вторжения.

В полдень мы подъехали к Пропилеям, охраняемым строже любого секретного объекта. Асквит встретил нас радушно. Выглядел он неважно. Волнения последних дней, бессонная ночь, сознание огромной ответственности, взятой на себя, — все это, конечно, отразилось на нем, но нисколько не умерило задора. Осунувшийся, уже не казавшийся моложе своих лет, но очень оживленный, он, видимо, наслаждался своим положением, упивался сознанием, что стоит в самом центре необычайных событий, — словом, чувствовал себя Наполеоном под Аустерлицем.

Больше всего Асквит был доволен тем, что смог убедить промышленников и военных не учинять в Пропилеях такого же уничтожения, как и в Таркоре. Удалось ему это, видимо, потому, что первоначальное предположение охотников за родбаридами оказалось ложным. Родбариды, как это вышло на поверку, не собирались распространяться, подкапываться под столицу и рушить все и вся. Деятельность их была менее воинственной. Попав на песчаную почву, они сразу же занялись делом чисто созидательным. На этот раз они не возводили перламутровую постройку из стройных красивых колонн, а трудились над чашей, употребляя песок в качестве строительного материала. Через несколько часов работа была закончена, и на вилле Отэна Карта образовалось пятнадцатиметровое, идеально отполированное углубление параболической формы. Для чего? Кто же тогда мог знать об этом!

Закончив сооружение, на которое людям потребовались бы невероятные усилия и масса времени, родбариды мирно устроились по краям чаши, как бы застыв в ожидании чего-то. Они не издавали гула, не пульсировали. Такими я их и увидел впервые. Словно сваренные из шестигранных щитков, они в самом деле немного напоминали черепах.

С нашим приездом возобновилось обсуждение вопроса, как же быть в дальнейшем, что предпринять. Настороженность и страх перед неведомым оставались, но, убедившись в довольно спокойном поведении родбаридов, люди стали уже подумывать, как бы не лишиться этих проворных и, очевидно, способных строителей. Всех нас, по правде сказать, мучила одна смелая и очень заманчивая мысль: как заставить их работать.

"План спасения", предложенный Асквитом, прельщал и вызывал споры. С момента, когда он вбежал в палатку с криком "Есть выход!", обсуждение этого плана длилось почти беспрерывно. Включились в обсуждение и мы с Дювьезаром, а через два часа совещание наше было перенесено в только что созданную правительственную комиссию. Я не буду описывать это заседание подробно, скажу только, что в тот момент Асквиту не помогла страсть, с какой он отстаивал свое предложение. Отчаянные его попытки защитить родбаридов, засевших в Пропилеях, оказались безрезультатными: правительственная комиссия вынесла решение "уничтожать!".

В момент, когда загромыхали стулья и мы все поднялись, уставшие за бурный день настолько, что даже не имели сил огорчаться принятым решением, председатель комиссии получил сообщение, заставившее его побледнеть. Дрогнувшим голосом он произнес:

— Господа, кажется, это катастрофа!

…Двадцать четыре часа на Таркор сыпались бомбы, не умолкали орудия и минометы, низвергались струи напалма. Все доступные человеку средства уничтожения (кроме ядерного оружия) применялись там с такой ожесточенностью и сноровкой, при которых, казалось, ничто не могло уцелеть.

Родбариды уцелели.

Теперь уже никого не интересовал вопрос, уничтожать или не уничтожать Пропилеи. Всем стало ясно, как бессмысленны попытки человека что-либо предпринять по отношению к силициевым существам.

Не помню, кто — кажется, доктор Дювьезар — предложил немедленно выехать к Таркору. Необходимо было создать хотя бы иллюзию деятельности, и его идея показалась особенно важной. Через несколько минут Дювьезар, Асквит, еще два члена правительственной комиссии и я уже были в автомобиле.

Никогда не забуду этой поездки. Ночь. Фары выхватывают из темноты куски ярко освещенного шоссе. Впечатление такое, будто деревья, стоящие плотной толпой у обочины, валятся на быстро несущуюся машину. Сонливость преодолеть трудно. С момента вылета из Макими фактически ни часу отдыха. Временами охватывает дремота, но вдруг вспоминаешь о надвигающейся беде и усталости как не бывало. Что там? Что ждет нас при столкновении с родбаридами?

А родбариды, побывавшие в аду, искусно имитированном человеком, чувствовали себя не так уж плохо. Видимо, в каждой планетной системе структура ада должна быть своя. Нельзя сказать, что силициевые создания не понесли никакого урона. В тех местах, где наблюдались прямые попадания бомб и снарядов, где развивалось чудовищное давление и колоссальная, по нашим понятиям, температура, родбариды несли потери. Но какие? Родбариды, как это и предполагалось при первом же с ними знакомстве, представляли собой колонии силициевых существ. При бомбежке шарообразные конгломераты распадались, отдельные их части разлетались в стороны, некоторые гибли, но большинство элементарных родбаридиков уцелело. В тех местах, где температура и давление не достигали максимума, они переждали слишком пылкую встречу с человеком, и, как только нападение на них прекратилось, особи, оставшиеся невредимыми, вновь принялись группироваться, делиться и немедленно продолжили свою неутомимую деятельность.