Из логики этого утверждения вытекает, что социализм у «высших рас» сопряжен с личной инициативой и не уступает в плодотворности лучшим типам монархий и республик, известных истории. К сожалению, Лебон не дожил до дней, когда, по крайней мере, два европейских государства продемонстрировали безграничные возможности социализма с национальной окраской.

Но это не снижает ценности его исторического анализа. Согласно Лебону, появление социализма теряется в глубине веков, когда от попыток его внедрения погибла Греция. Действительно, доктрины коллективизма изложены уже в «Республике» Платона. Гиро писал: «Все современные доктрины – от христианского социализма до крайнего коллективизма нашли выражение в Греции». Череда политических переворотов сотрясала Древнюю Грецию. Единодушие «социалистов» проявлялась тогда только в разрушении существовавшего порядка. Рим положил конец этим вечным несогласиям, заставляя Грецию продавать своих граждан и низведя ее до рабства. Сами римляне испытали такого рода «аграрный социализм» Гракхов. Он ограничивал владения граждан определенной площадью земли, распределяя остатки между бедными и обязывая государство кормить нуждающихся. Это привело к борьбе, создавшей Мария, Суллу и, наконец, вызвало падение республики и владычество империи.

Примеры из древней истории показывают бесперспективность механического перераспределения собственности между группами населения, лишенного национальной общности. Средневековье лишь подбиралось к осуществлению этой благотворной идеи. – Священная Империя Великой Германской Нации была важной попыткой объединить народы, большинство которых историки относят к индогерманской группе.

Первым прочным успехом социалистических идей Густав Лебон, согласно своей классифицирующей методике, считал торжество христианства. Но как все революционные движения, добившиеся осуществления своих идей, христианство, начавшее свой путь с осуждения богатства, стало консервативным, защищая собственность. – Общественные идеалы католического Рима мало чем отличались от идеалов Рима императорского.

Французская революция XVIII века, продолжал размышлять ученый, объявило собственность священной, лишь ограбив дворян и духовенство и, таким образом, заменило одно неравенство другим. Революция 1848г. не изменила социального смысла событий. Франция скоро потонула в деспотизме и чуть не стала добычей внешнего врага. – Лебон обладал незаурядным даром видеть главное в разнородных по виду явлениях. Когда буржуазия будет разорена, собственность государства объявит священнойуже новый класс. Не удивительно, что он занес Октябрьскую революцию 1917г. в свой реестр бесперспективных трагических событий, игнорируя национальную специфику народа, свергнувшего монархию. – В отличие от Жоржа Сореля Лебон не видел возможности перерождения ленинского режима в социализм с национальной окраской.

Сила социального мышления Густава Лебона проявилась в суровой критике буржуазии, допустившей разгул разрушительных инстинктов. «На почве самого мрачного равнодушия к общим интересам личный эгоизм превзошел всякие пределы», – писал он. «Буржуазия постарела за один век, как аристократия за тысячелетие. Буржуазия вырождается ранее, чем в третьем поколении и освежается лишь постоянным приливом элементов низшей среды… Крупные состояния сменили наследственный гений. Но эти состояния часто переходят к жалким потомкам… Наглое тщеславие богачей и манера их тратить свои средства больше всего способствовали развитию социалистических идей… Молодежь расточает блага на самые низменные наслаждения. Идея об отечестве, по ее мнению присуща только «глупым шовинистам, совершенно лишенным способности к философскому мышлению».

Лебон привел примеры колоссальных спекуляций банков и биржи, задавшись вопросом: «Не правы ли социалисты, сравнивая этих спекулянтов с простыми разбойниками, достойными виселицы?». Он писал о «власти скрытой и безымянной, против которой труднее восстать, чем против деспота». – «Избранные умы» впали в пессимизм, видя торжество богатства, бессилие науки и философских систем».

При этом доказывал ученый, все социальные несправедливости неизбежны, как следствие природы человека. Общественные явления управляются процентными соотношениями, а не частными случаями и средними выводами, утверждал Лебон, сопровождая свои выводы антропологическими данными, по которым объемы черепов на большом числе объектов различаются в огромной степени у высшей и низшей рас. – Ученому стоило до логического конца развить эту мысль, чтобы снять остроту противоречия между индивидуальным и коллективным принципами, избавившись таким образом от пессимизма.

Лебон стоял на этом пути. «Всё величие цивилизаций: науки, искусства, философские системы, религии, военное могущество и т.д. было созданием отдельных личностей, а не общественных организаций, – писал он. – Это создано отборными людьми, редкими высшими продуктами некоторых самых даровитых рас. Народы, у которых наиболее развит индивидуализм, только благодаря этому стоят во главе цивилизаций и господствуют сегодня в мире». –

Научная беспристрастность взглядов Лебона постоянно подтверждалась его отсылками к расовой проблеме, которую он, не являясь специалистом в этих вопросах, затрагивал с разных сторон, не исследуя детально. Социалистические идеи, как и разные учреждения у народов, по мнению ученого, вытекают из их расовых свойств. «Влияние расы гораздо сильнее влияния среды. Не признавать значения расы, значит лишить себя способности понимать историю». Названия режима: монархический, республиканский…имеет различный смысл у разных народов, считал Лебон. – У латинских народов роль государства будет преобладать при любой форме правления, у «англо-саксов» она всегда сведена до минимума.

«Характер, а не учреждения создает величие народов. Свойства учреждений играют ничтожную роль в их жизни, – писал он. Ошибка Брюнетьера и других в том, что они считали возможным создать величие народов законами, увеличением армии и флота или изменением избирательной системы». Это, по убеждению Лебона, и доказывает бесполезность новых конституций и революций. – Всякий народ может изменить только названия своих учреждений и дать новые имена старым понятиям, представляющим естественное развитие долгого прошлого.

Описывая национальные различия, Лебон, однажды применил выражение «душа расы», характерное для расовых идеологов /позднее его использовал в своих теоретических разработках А.Розенберг/. Однако ученый не дал физиологического определения расы, усматривая лишь социальный подтекст в этом явлении. Он относил к определенной расе все народности, укоренившиеся в государстве в составе господствующего этноса, будучи продуктом совместного длительного проживания на одной территории. Ученый словно не замечал, что в составе населения есть нации, /цыгане, евреи…/, не желающие и не способные сливаться с преобладающим этносом.

Однако, исходя из своих представлений, Лебон убедительно объяснял события в истории разных народов резкими различиями их расовых свойств. Описав французскую революцию как «венец всех доктрин писателей XVIII века», он указал, что, освободив, по крайней мере, в теории отдельную личность, она изолировала ее от касты, семьи, от социальных и религиозных групп, заменив общество разрозненными людьми, не имеющими взаимной связи.

«Такая организация /новое государство, возникшее в результате революции – И.Б./ не может долго удержаться у народов, малоприспособленных по своим наследственным свойствам, учреждениям и воспитанию к тому, чтобы управляться без руководителей. Эти народы жадно добиваются равенства, но мало интересуются свободой. Свобода – это непрестанная борьба, мать всякого прогресса; в ней могут участвовать только самые способные, сильные люди; слабые же, как вообще в природе, обречены на гибель… Они скорее предпочтут самое тяжкое рабство одиночеству и отсутствию поддержки». – Это глубокое суждение подтверждается примером разрушения советской империи после смерти Сталина и жалкой участью русского народа при демократической власти!