На случай «исполнения злых умыслов» поляков Николай I завещал сыну покориться воле Божией и «думать о России». Спустя 10 лет после восстания декабристов он допускал возможность повторения аналогичных событий. «Ежели, что Боже сохрани, случилось какое-либо движение или беспорядок, — решительно наставлял он, — садись сейчас на коня и смело явись там, где нужно будет, призвав, ежели потребно, войско, и усмиряй, буде можно, без пролития крови, но в случае упорства, мятежников не щади, ибо, жертвуя несколькими, спасешь Россию».
Первые год или два после воцарения Николай I просил сына не изменять ничего, «ни лиц, ни порядок дел», и уже затем, ознакомившись с делами, царствовать. Среди забот своего юного преемника на первое место он ставил внимание к армии: «Будь к войску милостив, доверчив и береги их». Дальше следовало указание соблюдать строго «все, что нашей церковью предписывается». Эта надежда и внутренняя установка на армию (особенно гвардию) и Бога (религию, Церковь) — глубоко укоренившееся убеждение Николая I. В многочисленных письмах неоднократно, в разных вариантах, он внушал свое миропонимание сыну. Усилия эти не были бесплодны, складывался определенный менталитет российских самодержцев.
Отец— самодержец призывал сына «вести себя так, чтобы мог служить живым образцом». Перечень вполне конкретных предстоящих обязанностей начинается со «священной» -долга сына перед матерью: «утешать, беречь, чтить и слушать ее советов». Далее следует забота о братьях, которым придется «служить отцом», «смотри, чтоб были Русские , это значит все , что долг их составит», — строго наставлял он сына. По отношению к сестрам просил нежно любить их, «соблюдая, елико можно, счастие с пользами государства, которого они собственность».
Очертив круг семейных обязанностей, Николай I вполне определенно наметил и государственные. Их фактически названо две, и обе касаются международных отношений и имперской политики. «С иностранными державами, — писал он, — сохраняй доброе согласие, защищай всегда правое дело, не заводи ссор из-за вздору, но поддерживай всегда достоинство России в истинных ее пользах. Не в новых завоеваниях, но в устройстве ее областей отныне должна быть вся твоя забота (завет, заметим от себя в скобках, оставшийся, к сожалению, в забвении. — Л. 3.). Не давай никогда воли полякам, упрочь начатое и старайся довершить трудное дело обрусевания сего края, отнюдь не ослабевая в принятых мерах». О проблемах внутренней политики, которыми именно в это время сам он был озабочен, и особенно о крестьянском вопросе, не сказано ни слова. Эта «короткая словина» заканчивалась предупреждением пренебрегать ругательствами и пасквилями, но «бояться своей совести» и возлагать всю свою надежду на всемилостивого и великого Бога русского.
Нетрудно представить силу воздействия этого документа на впечатлительного и очень эмоционального наследника. На переживания семилетнего ребенка, ставшего свидетелем декабрьских событий воцарения отца, на потрясение подростка, узнавшего о придворных заговорах, жертвами которых пали Петр III и Павел I (родной и почитаемый в семье дедушка), наложились новые и не менее острые (к тому же более осознанные) опасения польской угрозы императорской семье. Насколько глубоко они запали в душу, скажется три десятилетия спустя, когда свершится первое покушение на Александра II Д. Каракозова. Царь-освободитель будет уверен, что стрелял поляк. Трудно, мучительно постижимым окажется не само признание террористического акта, а тот факт, что исполнителем его был русский.
Вместе с совершеннолетием подошла к завершению и программа обучения, которая, по мнению Плетнева, «включала общепринятые названия гимназического и университетского курсов». В заключение прибавлялись специальные курсы, в которые «вошли предметы, непосредственно касавшиеся высокой будущности наследника престола». В этот «окончательный период учения» занятия в основном вели высшие государственные сановники. Сам М. М. Сперанский в течение полутора лет читал «Беседы о законах». И хотя знаменитый автор «Плана государственных преобразований» ( 1809 г.), некогда почитаемый декабристами за конституционные идеи, пройдя тернистый жизненный путь, давно отошел от своих радикальных замыслов и стал вполне благонамеренным сторонником «чистой монархии», он все же пытался внушить своему ученику уважение к закону, проводил границу между самодержавием и самовластием, подчеркивая «пределы власти» монарха-самодержца. Читались еще три курса: министра финансов, известного русского финансиста Е. Ф. Канкрина — «Краткое обозрение русских финансов», советника Министерства иностранных дел барона Ф. И. Брунова об основах внешней политики России с царствования Екатерины II, генерала А. Жомини, военного историка и теоретика (в прошлом начальника штаба маршала Нея, перешедшего на русскую службу в 1813 г.), о военной политике России и стратегических отношениях с соседними государствами — на французском языке. Благодаря воспоминаниям Плетнева становится известна очень важная деталь обучения наследника в эти годы. Оказывается, в числе специальных курсов «важнейшее место занимали многочисленные дополнения из отечественной истории. Они состояли в подробных рассказах о событиях негласных и по важности своей тем более необходимых для сведения наследника престола. Каждое дело подобного характера представляемо было Его Высочеству в подлиннике, переданное из Государственного архива и приготовленное к слушанию преподавателем русской истории… Сколько зрелости мыслям должны были придать высокие и трагические уроки политических и частных колебаний, вызванных на новый суд и воскресивших время, к которому никто еще из нас не безучастен» (XVIII век. — Л. 3.). Быть может, усвоенная в это время привычка обращаться к архивным материалам сказалась по прошествии многих лет в практике императора. Приступ к подготовке отмены крепостного права он начнет с распоряжения собрать все дела по крестьянскому вопросу из архивов государственных учреждений в Министерстве внутренних дел, которые и станут главным двигателем реформы.