Политическая гегемония в Дагестане и Ширване с тех пор безраздельно перешла к Сурхаю, вставшему на путь сотрудничества с Портой, хотя до этого он не раз выступал против гегемонистских устремлений османов на Кавказе и попыток россисйкого двора присовокупить к своим владениям Кюре, относившееся по трактату к России.[289]

Переход Сурхая под покровительство султана резко активизировал реваншистские замыслы Порты, решившей добиться прежних целей, опираясь на своего нового приверженца. По мнению И. Неплюева, с тех пор Ширван и Шемаха, где сидел Сурхай в качестве верховного правителя, выдвинулись на первое место, отодвинув на второй план Дагестан и Кабарду. Приняв Сурхая под свое покровительство, Порта заявила о завершении разграничения в Дагестане, требуя в его «владения не вступатца», но продолжала укреплять свои позиции, превратив эту зону в постоянно действующий плацдарм конфликтной ситуации. Нагнетая обстановку, Порта стремилась вытеснить русские войска с Кавказа, занять прикаспийские области, а «Сурхаево владение (от верховьев Казикумухского Койсу до русской пограничной линии в Ширване. – Н. С.) с Шемахою соединить и тем сильнее свою партию в той стране утвердить».[290]

Воинственные устремления османов продолжали нарастать. Российскому послу в Стамбуле И. И. Неплюеву приходилось вести трудную борьбу против объединенного напора дипломатов Порты и антироссийски настроенных западных держав. Потерявший покой из-за интриг турецких министров и их западных покровителей, он доносил в Петербург: «Здесь… мне их словами не переспорить, ибо они в своем доме, имея власть, шире рот отворяют, хотя и сами не правы».[291]

Последовательная защита И. И. Неплюевым интересов России при турецком дворе и бдительность российских командующих на Кавказе вызвали недовольство османских министров, которые потребовали отзыва руссийского резидента из Стамбула и генерала Левашова из Гиляна. Неплюев советовал не доводить дело до разрыва с Портой, но решить вопрос дипломатическим путем, твердо отстаивая свои интересы. «Сей двор, – писал он в том же донесении, – задирать ненадобно…, – а и в своем упущать невозможно, ибо взяв кафтан, потребуют не только камзола, но и рубашки».[292]

Опасения резидента вскоре сбылись. Осенью 1728 г. сераскеры Мустафы-паши и Али-паши составили с участием Сурхая план военной операции – внезапного рейда конницы в российские тылы для укрепления там османского влияния. Осуществляя этот план, в декабре 1728 г. Сурхай нарушил российскую границу, обошел пехоту у места слияния Аракса и Куры, прошел через Джеват, Сальяны и Мугань, но вынужден был отступить под угрозой разорения Шемахи генералом Румянцевым.[293]

Одновременно с этим посланный Сурхаем в Дагестан его дядя Карат-бек вторгся в российские пределы и увел с собой до 3 тысяч жителей этой полосы, «отвращая оных от подданства России, призывая в Сурхаеву службу».[294] Вполне одобряя его действия, Порта предложила своим командующим «дагистанцев к себе манить», представляя «способы легкие к изгнанию российских войск из Персии».[295] Отмечая причины антироссийского настроя в Стамбуле, И. И. Неплюев доносил: «Порте весьма неприятно, что российское правление в Персии и всех тамошних народов, даже у их подданных, кредит нашло, а к их стороне все противны».[296]

Надеясь изменить обстановку, Порта продолжала альянс с Сурхаем, обнадеживая военной помощью. Принятый в Стамбуле «с честью и вознаграждением», адъютант Сурхая Мамедай вернулся с указом, чтобы он «сколько может у россиян отбирал провинции и места».[297] Шумно демонстрируя поддержку Сурхая, султан двинул из Тбилиси в сторону Тебриза турецкое войско в «40 байраков» (знамен. – Я.С.).

Эти шаги турецкого двора вдохновили Сурхая на новые акции. Обнадеженный помощью со стороны Порты, Сурхай заявил, что «хочет ехать в свою землю разорять Мушкуры и что его рука будет у дербентской стены».[298] За словами Сурхая последовали конкретные дела. В декабре 1729 г. его сын Муртузали и дядя Карат-бек совершили внезапный рейд до Дербента, но вынуждены были отступить в Кюре, в аул Ерлах. Надеясь остаться безнаказанными и снова повторить антироссийскую акцию, они распространили слух, что Сурхаю прислан новый султанский указ переделать границы так, чтобы за Россией остались места «к морю лежащие от Дербента, а прочие: Табасаран, Куба, Мушкуры, Шепран все отданы ему (Сурхаю. – Я. С.)»[299].

Неоднократные требования Румянцева к Сурхаю вывести своих людей из занятых аулов остались без последствий. Ободренные этим, Муртузали и Карат-бек, арестовав верных России кюринских старшин, от имени «Блистательной Порты» обратились к джамаатам Кюре с призывом выступить в поддержку Сурхая, а от «гяуров (неверных, т. е. русских. – Я. С.) отстать и быть всегда противными».[300]

Однако это письмо не возымело ожидаемого действия. Кубинский старшина Кафлан передал это письмо А. В. Румянцеву, а тот вручил его турецким комиссарам для соответствующего реагирования. На требование очистить лезгинские аулы Карат-бек ответил отказом, сказав «про меня, – доносил сам генерал, – что я от него и в Дербенте места не найду».[301] Исчерпав мирные возможности, 23 декабря 1729 г. А. В. Румянцев атаковал Карат-бека, обратил его в бегство, вторгся во владения Сурхая и отогнал до 60 тысяч баранов, ставших предметом длительного спора с Портой и с Сурхаем.[302]

Стоявший за кулисами событий Сурхай пытался взять реванш, призывая владетелей Дагестана и старшин джарских джамаатов выступить за плату против России, но не добился успеха. Отклонив предложенные Сурхаем 50 тысяч рублей, уцмий Ахмед-хан и наследники шамхала Хасбулат и Будай заявили, что «они присяги своей (данной российской императрице. – Н. С.) нарушать никогда не будут».[303]Оставшийся без поддержки Сурхай обратился в Стамбул с жалобой на действия русских властей. Оказывая Сурхаю видимую поддержку, Порта потребовала отзыва А. В. Румянцева с Кавказа, а русское правительство потребовало от султана заменить Сурхая. Эти взаимные претензии ни к чему не привели, но великий визирь предупредил Сурхая, чтобы он «не вмешивался в дела России».[304] С тех пор отношения между Портою и Сурхаем стали охлаждаться, порой доходя до разрыва.

Анализ сложившейся ситуации показывает, что накануне нашествий Надир-шаха Афшара в Дагестане сохранялась сложная и напряженная обстановка. Внутриполитическое состояние Дагестана, усугубленное политической децентрализацией, пестротой этнического состава населения, сложными взаимоотношениями между феодальными владениями и союзами сельских общин, вмешательством соседних держав, характеризовалось наличием многочисленных очагов напряженности, перераставших в вооруженные столкновения. Такая ситуация, несомненно, способствовала воспитанию дагестанцев как храбрых и умелых воинов, но вместе с тем ослабляла возможности совместного отражения внешней угрозы, что было на руку иноземным завоевателям.

Внешнеполитическое положение Дагестана определялось политикой противоборствовавших сторон, сложным переплетением русско-иранских и русско-турецких отношений, заметным сближением Ирана с Россией и обострением русско-турецких противоречий из-за определения сфер влияния в Дагестане и прикаспийских областях.