В такой обстановке русско-турецкие переговоры продвигались с трудом. Они осложнялись тем, что английский резидент А. Станьян и французский посол де Бонак усиленно восстанавливали турецкий двор против русско-турецкого соглашения. Станьян внушал верховному визирю, что „Порта оружием должна остановить успехи русских на Востоке».[255] О позиции французского посла И. И. Неплюев сообщал, что он требует от русских войск от «границ турецких ретироватца», а от него самого – «дабы и я по турецкому желанию к трактату склонился».[256]

Не добившись этого даже под угрозой войны, Порта вынуждена была отступить. 12 июля 1724 г. был подписан Константинопольский русско-турецкий договор, признавший за Россией упомянутые прикаспийские провинции, полученные ею от Ирана по Петербургскому договору 1723 г. Что касается Дагестана, то его территория подлежала разделу между Россией и Турцией. Россия получала 2/3 приморской полосы Дагестана и Ширвана и часть земель по Самуру, считавшихся под протекцией Сурхая. На территории Ширвана с охватом 1/3 части в сторону моря создавалось отдельное Шемахинское ханство во главе с Дауд-беком под суверенитетом Порты. В Дагестане к Турции отходили Ахты, Рутул, Цахур и часть лезгинских земель (Кюринский участок. – Н. С.), считавшихся под покровительством Сурхая. Вдобавок к этому Турция получала остальную часть Азербайджана, Грузию, Армению и западные области Ирана.[257] По оценке румынского историка Н. Йорги, «турки получили те области, к которым стремились в течение двух столетий».[258]

По мнению же И. И. Неплюева, Константинопольский договор был победой российской дипломатии. Оценивая итоги достигнутого соглашения, он доносил царю: «Турки… за вашим величеством подтвердили все то, как вашему величеству от шаха Тахмасиба уступлено. А в Ширване от Баку до единения рек Аракса и Куры, а против Шемахи от моря две трети земли, а против Дербеня на двадцать-тридцать часа (средней верховой езды в сторону гор. – Н. С.). А Дагистаны все осталось вашему величеству и ничего о тех народах в трактате не поминано».[259]

Однако статьи Константинопольского договора, принятые по рекомендации западных держав, были сформулированы так, что оставляли место для разночтения каждой из сторон в свою пользу, сохраняя почву для разжигания российско-турецкого конфликта. Этот договор, разделивший Кавказ на сферы влияния между Россией и Турцией, открывал перспективу для реализации их стратегических планов в ущерб интересам народов региона. Не случайно при обсуждении проекта этого документа султан Ахмед III пытался привлечь на свою сторону дагестанских владетелей, рассчитывая включить это условие в текст будущего договора. Еще в феврале 1724 г. он направил Сурхаю «Жалованную грамоту» с заверением, что если тот примет подданство Порты, то наградит его «высшей степени достоинством, чтобы в тех странах возымели вы пристойное владение». Сообщая о том, что такие же грамоты отправлены уцмию Ах-мед-хану, его сыну Магомед-хану и Али-Султану Цахурскому, И. И. Неплюев уточнял: «Да таковых же пять жалованных грамот послано для раздачи Дагестанским князьям, которых имена неизвестны, остановлены на имена их в тех грамотах места».[260]

Однако это обращение не нашло поддержки среди дагестанских владетелей, продолжавших выступать против Дауд-бека, в поддержку Сурхая, проводившего независимую политику от Порты. 23 февраля 1724 г. турецкие министры признались И. И. Неплюеву, что «все дагестанские князья признали Сурхай-бея за главу».[261] Причину популярности Сурхая Гербер видел в том, что он не признал Константинопольский договор 1724 г. и стал выступать против намерения Порты поглотить часть покровительствуемых им территорий. По словам Гербера, джарцы, цахуры, рутульцы, ахтынские и кюринские лезгины поддерживали его потому, что «Сурхай их подданными своими почитает и добром допустить не хочет, чтоб от него отделены были, также оные между собой не только заедино стоят, но хасикумыки и нижние дагистанцы с ними крепко соединились».[262] П. Г. Бутков и А. А. Неверовский, соглашаясь с этой мыслью, особо выделяют активное участие на стороне Сурхая в борьбе с османами жителей Джаро-Белоканских «вольных» обществ.[263]

Недовольство османским владычеством продолжало нарастать. Порта не могла удерживать Дауд-бека у власти без постоянных военных подкреплений. 5 мая 1725 г. в Стамбуле признали, что «лети», которые находятся в Шемахе, от послушания к Порте… отказываются и под командою шейх Дауда быть не хотят».[264] Спустя несколько дней великий визирь официально подтвердил, что турецкому командующему в Трапе-зунде Сары Мустафе-паше «повелено нынешнего лета итти с войском в Шемаху и тамо шейх Дауда утвердить».[265]

Приведенные факты показывают, что, несмотря на все старания, Порта не смогла вытеснить русские войска из Дагестана и привлечь на свою сторону ведущих дагестанских владетелей – Адиль-Гирея, Сурхай-хана, Ахмед-хана и др. В Стамбуле, наконец, осознали, что Али-Султан и Дауд-бек не в состоянии выполнить возложенные на них задачи. Поэтому османы стали искать поддержки среди наиболее влиятельных кавказских владетелей, в первую очередь у тарковского шам-хала, подготавливая его выступление против России.

После ухода основных сил армии Петра I в конце сентября 1722 г. шамхал Адиль-Гирей сохранял союзные отношения с Россией, предупреждая российское командование об анти-российских настроениях среди местных владетелей. Однако после отъезда Петра I со стороны российской администрации наблюдались случаи нападения, насилия, захвата пленных в Бойнаке, Карабудахкенте, Манасе и других местах, подвластных шамхалу, что ущемляло его интересы. Об этом Адиль-Гирей трижды доносил царю с конца сентября 1722 г. до февраля 1725 г., но никакой положительной реакции на это не последовало.[266] Эти неприязненные действия и строительство крепости Святой Крест в 40 км от Тарки были использованы Портой для восстановления шамхала против России. Недовольный политикой российской администрации, подстрекаемый Портой и Крымом, в течение 1725 г. шамхал дважды штурмовал Аграханский редут, но был отбит с большими потерями.[267]

Российское командование предприняло энергичные меры против этой авантюры, тайно поддерживаемой уцмием Ахмед-ханом. О роли уцмия в этих событиях Гербер пишет: «Сей Усмей Ахмет-хан человек лукавой и неглупой; он чрез свой предговор много к тому помогал, что шамхал против России взбунтовал, и хотя он обязался с войском своим с шамхалом соединиться, однако же он в то дело не мешался и сидел тихо, ожидая, будут ли по обещанию Дауд-бека (войска. – Н. С.) шамхалу в помощь, а как он увидел, что турки то не исполнили, а российское войско на шамхала пошло, то поддался он российской империи и присягу учинил и для того сохранен остался».[268]

Для наказания шамхала были выделены специальные войска с наказом: «Всячески трудиться, чтоб его, шамхала, добыть себе в руки».[269] Исполняя этот приказ, генерал Г. С. Кропотов разорил и сжег резиденцию шамхала Тарки, а самого загнал в горы. Брошенный своим сторонниками, оставшись один, шамхал обратился за помощью в Крым, но не получил поддержки.