— Будьте спокойны, дорогая моя мать, — сказал он ей. — Я там немножко пообтерся и понимаю толк в делах. Я выведу вас из затруднения и все доведу до конца. Предоставьте только все мне, не отрицайте того, что я буду говорить, и подписывайтесь под всем, что я вам буду давать. А сейчас, так как я успокоился насчет вашего здоровья, я поеду в город и посоветуюсь с людьми, сведущими в законах. Сегодня базарный день, я найду тех, кого мне нужно видеть, и рассчитываю, что не потеряю времени даром.

Он сделал так, как сказал; и, когда он посоветовался и осведомился у людей знающих, он узнал, что последние векселя, выданные Бланшэ Севере, могут служить поводом к большому судебному процессу, ибо тот подписал их почти в беспамятстве от лихорадки, вина и собственной дурости. Севера воображала, что Мадлена не посмеет тягаться с нею, боясь издержек. Франсуа не хотел советовать мадам Бланшэ полагаться на превратность судебных процессов, но он думал благоразумно окончить дело соглашением, выказав сначала большую решительность; а так как ему нужен был кто-нибудь, чтобы передать несколько слов врагу, он придумал план, который ему удался в лучшем виде.

Уже три дня, как он внимательно наблюдал за маленькой Мариетой и видел, что она каждый день ходила гулять в сторону Доллен, где проживала Севера, с которою она была в лучших отношениях, чем ему хотелось бы этого, — из-за знакомой молодежи и из-за горожан, которых она там встречала и которые все приударяли за нею. Не то, чтобы она поддавалась соблазну, она была девушка невинная и не полагала, что волк так близко от овчарни, но она страшно любила похвалы и любезности и жаждала их, как муха молока. Она тщательно скрывала от Мадлены об этих своих прогулках; а так как Мадлена не любила болтать с другими женщинами и не выходила еще из комнаты, то она ничего и не видела и не подозревала. Толстая же Катерина совершенно не была способна отгадать или заметить что бы то ни было. Таким образом, девчурка эта, сдвинув чепец на ухо, отправлялась пасти овец в поле, а на самом деле оставляла их под присмотром какого-нибудь пастушонка, сама же шла проводить время и красоваться в этой дурной компании.

Франсуа, который много ходил взад и вперед по делам мельницы, заметил это; он дома не проронил ни слова, но воспользовался этим так, как я вам сейчас расскажу.

XXI

И он пошел и расположился как раз по ее пути у брода реки; и когда она, вблизи Доллен пошла по мостику, она нашла там подкидыша, сидевшего верхом на доске, опустив ноги к воде, с видом человека, которому некуда торопиться. Она покраснела, как ягода остролистника, и, если бы у нее было время сделать вид, что она тут случайно, она свернула бы в сторону. Но так как в самом начале перехода было много ветвей, она увидала волка только тогда, когда попала ему в зубы. Его лицо было обращено в ее сторону, и она не видела возможности пойти вперед или назад, не будучи им замеченной.

— Так, господин мельник, — сказала она, думая взять смелостью, — не посторонитесь ли вы немножко, чтобы дать людям пройти.

— Нет, барышня, — ответил Франсуа. — Я на сегодняшний вечер сторожем на мостике и требую с каждого дорожную пошлину.

— Да вы с ума сошли, Франсуа. В наших местах не платят, и вы не имеете никаких прав на мостик, мосток, мостишку или мостенок, как называют, может быть, у вас в Эгюранде. Но называйте, как хотите, а уходите отсюда поскорее. Тут вовсе не место болтать, я могу из-за вас упасть в воду.

— Так вы думаете, — сказал Франсуа, не двигаясь с места и скрещивая руки на животе, — что мне хочется с вами посмеяться, а моя дорожная пошлина в том, чтобы поухаживать за вами? Выбейте это себе из головы, барышня: мне нужно серьезно поговорить с вами, и я вас пропущу, если вы мне разрешите пройти с вами часть дороги, чтобы поговорить.

— Это совсем неприлично, — сказала Мариета, немного разгорячившись от мысли, что у Франсуа было, что ей сказать. — Что скажут про меня, если встретят меня одну с парнем, а он — не мой жених?

— Это правильно, — сказал Франсуа, — Северы нет здесь, чтобы охранять вашу честь, и об этом будут говорить; вот потому-то вы и ходите к ней, чтобы гулять в ее саду со всеми вашими женихами. Ну, чтобы вас не стеснять, я поговорю с вами здесь и совсем коротко, ведь это спешное дело, и вот в чем оно состоит. Вы — добрая девушка, вы отдали ваше сердце вашей невестке Мадлене; вы видите ее в стесненных обстоятельствах и хотели бы ей помочь, не правда ли?

— Если вы об этом хотите со мной поговорить, я вас слушаю, ведь все, что вы говорите, — правда.

— Так вот, моя добрая барышня, — сказал Франсуа, вставая и прислонясь вместе с ней у обрыва. — Вы можете оказать большую услугу мадам Бланшэ. Раз вы на ее счастье и в ее интересах, я хочу этому верить, хороши с Северой, значит, вы можете склонить эту женщину к некоторому соглашению; она хочет двух вещей, которых нельзя выполнить одновременно: поручительства наследников покойного Бланшэ в уплате за земли, которые он продал, чтобы заплатить ей, и, второе, она требует уплаты по векселям, выданным ей самой. Но она может, сколько ей угодно, сутяжничать и мучить этих жалких наследников, но ведь не может появиться то, чего нет. Убедите ее, что, если она не будет требовать поручительства относительно уплаты за земли, мы сможем ей уплатить по векселям; но если она не даст нам освободиться от одного долга, нам не из чего будет ей заплатить второй, а если она будет заставлять нас нести издержки, без всякой пользы для нее самой, она рискует потерять все.

— Это мне кажется вполне правильным, — сказала Мариета, — и хотя я ничего не понимаю в делах, но это я поняла. И если бы, случайно, мне удалось ее уговорить, Франсуа, что было бы лучше для моей невестки — заплатить по векселям или избавиться от поручительства?

— Заплатить по векселям было бы наихудшим, так как это будет самое несправедливое. Можно оспаривать эти векселя и судиться; но чтобы судиться, нужны деньги, а вы ведь знаете, что их в доме нет и не будет никогда. Таким образом, вашей невестке совершенно безразлично, куда уйдет оставшееся у нее, на ведение ли тяжбы или на уплату Севере, а для Северы лучше, чтобы уплатили без всякой тяжбы. Разорение — так разорение, и Мадлена предпочитает, чтобы у нее отобрали все оставшееся, чем оставаться навсегда под угрозою долга, который может продолжаться всю ее жизнь, так как покупщики Кадэ Бланшэ совсем плохие плательщики; Севера это прекрасно знает, в один прекрасный день она будет принуждена взять землю обратно, но мысль эта ее нисколько не пугает, это будет для нее выгодным делом, ибо земли за это время улучшатся, и, кроме того, они давали ей хорошие проценты некоторое время. Итак, Севера ничем не рискует, освобождая нас от поручительства, и обеспечивает себе уплату векселей.

— Я сделаю, как вы меня учите, — сказала Мариета, — а если мне это не удастся, можете меня больше не уважать.

— Итак, желаю вам удачи, Мариета, и доброго пути, — сказал Франсуа и дал ей пройти.

Маленькая Мариета отправилась в Доллен, она была весьма довольна, что имеет теперь хороший повод показываться туда, долго там оставаться и возвращаться снова в следующие дни. Севера сделала вид, что одобряет то, что она ей говорила, но в глубине души решила все это затянуть. Она всегда ненавидела Мадлену Бланшэ за то уважение, которое, помимо своей воли, муж ее к ней питал. Она думала, что всю жизнь будет держать ее в своих когтистых лапах и предпочла бы отказаться от векселей, которые, как она сама знала, немногого стоили, чем от удовольствия притеснять ее, заставляя испытывать тяжесть бесконечного долга.

Франсуа все это хорошо знал, и он хотел довести ее до того, чтобы она потребовала уплаты именно этого долга, тогда он будет иметь случай вновь купить эти хорошие земли у тех, кто приобрел их почти за бесценок. Но, когда Мариета принесла ему ответ, он увидел, что это были только одни слова; что, с одной стороны, девчурка была бы рада продолжать подобные поручения, а с другой, Севера не дошла еще до желания разорить Мадлену и хотеть этого больше, чем получить деньги по векселям.