Распрощавшись со своими братьями, Этельстан направился в свои покои, но он уже был полон решимости не позже, чем через час, выехать на королевскую дорогу, ведущую в Солтфорд.

Пока гребцы отводили «Троицу» от причала, Эмма так и не обернулась, чтобы взглянуть на удаляющийся берег. Там не было никого, кто пожалел бы о ее отъезде, и она испытывала лишь облегчение оттого, что покинула Хедингтон со всей его враждебностью.

Однако разлившаяся река, бурая вода которой пенилась и бурлила за бортами судна, не давала надежды на то, что это короткое путешествие окажется легким и приятным. Быстрое течение неслось им навстречу, а в отдалении виднелась темная пелена, опускающаяся от туч к горизонту. Видимо, скоро они попадут под проливной дождь.

Она сидела в палатке, установленной посреди палубы, в которой она могла укрыться от дождя, опустив перед собой ее полы. Но плащ Эммы уже был влажным от тумана и брызг речной воды, а кроме того, ей не хотелось плыть, ничего не видя вокруг. Лучше уж промокнуть и замерзнуть, чем страдать от тошноты в духоте. Маргот, похоже, совершенно не беспокоила качка, и она уже, кажется, задремала в их импровизированном укрытии.

Эмма поплотнее закуталась в плащ, когда сильное течение, захватив корму, неожиданно подбросило их судно. Ребенок внутри у нее толкнулся, как будто выражая свое неудовольствие трудностями водного пути, и Эмма поняла по шевелению своего живота, что ее плод переворачивается. Спина болела все утро, болела и сейчас, и, несмотря на свежий ветер, она ощущала сонливую вялость. Эмма поерзала на скамье, но из попытки как-то подстроиться под ритм трясущегося и вздрагивающего судна ничего не вышло.

Борясь с рекой и ругая сильное встречное течение и ветер, гребцы силой своих рук продвигали судно вперед. Приступ острой боли в спине снова заставил ее искать удобное положение на подушках. Несмотря на качку, Маргот начала тихо всхрапывать в противоположном углу палатки.

Выглядывая на проплывающие мимо пейзажи, Эмма совсем потеряла счет времени. По обе стороны из воды поднимались ясени, поскольку река разлилась далеко за пределы своих берегов. «Так, должно быть, выглядят болота», — подумала она. Мир затопила вода, и земля, которая должна быть по-зимнему бурой, теперь блестела в тусклом свете пасмурного дня, куда бы Эмма ни посмотрела. Она сочла бы такое состояние природы красивым, если бы оно не сулило голод по весне.

— О Пресвятая Дева, — прошептала она начало молитвы о милосердии.

Но, прежде чем она смогла продолжить молитву, корабль, наконец начавший продвигаться вперед плавно, вдруг поднялся и затем резко упал, как будто невидимая рука подняла его нос из воды и потом отпустила. Этот неожиданный толчок встряхнул ей нутро, и тошнота подступила к горлу Эммы. Маргот, вздрогнув, проснулась, перекрестилась и устроилась, чтобы спать дальше.

Эмма тяжело сглотнула, пытаясь утихомирить свой желудок. Она снова попыталась подстроиться под ритм работающих веслами гребцов, но не преуспела в этом. Судно металось из стороны в сторону и вставало на дыбы, будто на него нападало речное чудовище. Что-то с громким скрежетом царапнуло его обшивку, отчего сердце Эммы оборвалось, и тут же на него обрушился дождь, косой колючий ливень, заставивший Эмму сжаться.

Боль в спине становилась невыносимой, превращаясь в яростные спазмы, пронзающие ее живот, принуждающие ее скрючиваться и хватать ртом воздух. Она ощутила, что между ног у нее стало мокро, и вспомнила другой раз, когда, проснувшись, обнаружила себя скользкой от крови. Все повторялось. Боже праведный, это случилось снова!

Она громко закричала от страха и боли, и в то же мгновение рука Маргот легла ей на локоть.

— Что такое? — тревожно спросила она.

— У меня пошла кровь, — прошептала Эмма, всхлипывая. — У меня выкидыш, как в прошлый раз.

Но Маргот уже энергично действовала под плащом Эммы среди подушек.

— Нет, миледи, это не кровь. Это вышли воды. Сейчас появится ребенок.

Сжимая рукав Маргот, Эмма сцепила зубы от пронзающей ее боли.

— Но ведь еще слишком рано! — возразила она.

— Да, ну что ж, — пробормотала Маргот, — Бог рассудил по-другому.

Слух Эммы, с детства натренированный улавливать малейшие изменения в голосе старушки, уловил тревожные нотки, которые ей бы не хотелось слышать. Это наполнило ее сердце холодом страха. Когда боль немного отступила, она вдохнула, чтобы задать вопрос, но Маргот принялась водить руками по ее вздувшемуся животу, как будто пытаясь что-то сообщить ребенку с помощью неведомого языка прикосновений.

— Ребенок все еще слишком высоко, — сказала она и, поджав губы, строго взглянула Эмме в глаза. — Не стану вам лгать, миледи. Вам предстоит очень усердно поработать, чтобы ребенок появился на свет. Положимся на помощь Богородицы и возблагодарим Бога за то, что вы молоды и сильны.

Сильна! Она вовсе не ощущала себя сильной. Она чувствовала слабость и страх. Ей хотелось, чтобы Уаймарк и Хильда были сейчас рядом, хотелось оказаться под защитой толстых стен. Как ей это удастся на корабле, под ледяным дождем, в окружении грубых мужланов? Все шло не так, как надо.

Маргот обернулась, чтобы опустить полы и не позволить дождю залить палатку, и Эмма бы этому воспротивилась, но ее сотряс новый приступ, и она, закрыв глаза, сосредоточенно пережидала мучительную боль внутри.

— Но почему так больно? Почему так рано? — вопрошала Эмма, стиснув зубы, а страх все ширился и креп в ее сердце. — Роды Уаймарк не так начинались.

— Каждые роды отличаются от других, — ответила ей Маргот. — У Уаймарк все произошло в срок, и родовые пути были раскрыты, когда отошли воды. Вам повезло меньше. — Она принялась разминать Эмме спину. — Расслабляйтесь между приступами, девочка моя. Вам понадобятся все ваши силы, чтобы все получилось.

Эмму охватывал панический страх с каждой новой родовой схваткой. Ей хотелось, чтобы боль прекратилась, хотелось избежать этого испытания. Слишком тяжело. Бог отвернулся от нее, и она осознала с ужасающей ясностью, что ей приходит конец. Ребенок умрет, и она умрет тоже.

— Мне страшно! — закричала она, вцепившись в руку старой няньки.

— Конечно, вам страшно, — успокаивающе согласилась с ней Маргот. — Каждой женщине страшно, когда приходит ее время. Но вы не должны забывать о том, кто вы. — Обхватив лицо Эммы обеими ладонями, она пронзительно взглянула ей в глаза. — Вы — дочь Ричарда Нормандского. Вы — королева всей Англии. В ваших венах, детка, течет кровь викингов. Неужели вы позволите страху одолеть вас?

Глядя в карие глаза, которым Эмма доверяла всю жизнь, она не увидела там и следа беспокойства, только твердую решимость. То, что сказала Маргот, правда. Ей следует помнить о том, кто она и почему избрана для этой роли. Если она позволит своему страху захватить себя, значит, она не выполнит долг королевы, долг дочери и, что хуже всего, долг матери. Второй раз она этого допустить не может. Она не может допустить, чтобы еще один ее ребенок умер. Она будет бороться. Если ей суждено умереть, так тому и быть. Но она не даст своему ребенку погибнуть внутри себя.

— Что я должна делать?

— Вам нужно ходить, чтобы плод принял правильное положение. Но здесь вы не можете этого сделать. Как только мы прибудем в Айслип…

— Я не хочу ждать до Айслипа, — прервала ее Эмма. — Сейчас! Я буду ходить сейчас.

Чем раньше она начнет ходить, тем раньше ребенок появится на свет. Она по-прежнему боялась того, что ее ожидает впереди, но она хотела, чтобы это закончилось как можно скорее.

— Вы не можете ходить под дождем по залитой водой палубе! — решительно возразила Маргот. — Еще, чего доброго, свалитесь за борт и утонете.

— Мы не в открытом море, — сказала ей Эмма и с трудом поднялась на ноги, вцепившись в подпорку посередине палатки. — Все равно не могу сидеть на месте. Боль будет легче терпеть, если двигаться, правда ведь? Позовите на помощь лорда Эльфрика.

— Но, миледи…