В ее кротком ответе прозвучал лишь намек на недовольство, и скромное выражение, приличествующее послушной дочери, не покинуло ее лица. Этельстан едва не рассмеялся, поскольку Эльгива была не более послушной, чем дикая кошка, и об этом знали все сидящие за столом.

— Тогда мы с братьями будем надеяться, что ваш отец украсит наш рождественский пир своим самым прекрасным сокровищем, — сказал Этельстан.

Девушка бросила на отца взгляд, и Этельстан тоже посмотрел на элдормена, ожидая от него ответа. Но лицо Эльфхельма оставалось таким же темным и непроницаемым, как морская стихия.

Глава 38

Декабрь 1004 г. Хедингтон, графство Оксфордшир

Эльгива пустила свою лошадь на мост, перекинутый через реку Черуэлл, следуя за братом, который вел их маленький отряд к королевскому дворцу. Всадники должны были проезжать по узкому мосту по одному, и, когда Эльгива доехала до его середины, ее нервная лошадь встряхнула головой и дернулась в сторону, испугавшись бурлящего внизу полноводного потока. Пытаясь усмирить животное и не дать ему расшибиться о деревянные перила, Эльгива увидела, что волны едва не захлестывают доски под ней, и тихо выругала свою лошадь. В конце концов ей удалось переехать на противоположную сторону, и там она выругалась уже в адрес брата, который, ухмыльнувшись, лишь посоветовал ей привыкать.

«И он прав», — подумала Эльгива. Ей придется ездить по этому чертовому мосту каждый раз, когда она захочет посетить королевский прием во дворце. В том, что ее поселили в монастыре, а не в апартаментах королевы, как ей и положено, виноват отец. Эмма, несомненно, охотно бы ее приняла, если бы отец ее об этом попросил, но он не делал секрета из своего желания строго за ней следить. Очевидно, отец предпочитал, чтобы она утонула, пытаясь пересечь реку, чем оставить ее без присмотра во дворце Этельреда.

Этим утром она слышала его распоряжение, отданное Вульфу и его пяти подручным: сопроводить Эльгиву непосредственно до дверей апартаментов королевы и неотлучно с ней оставаться. Она бы оскорбилась, если бы и вправду хоть на секунду поверила, что они смогут выполнить этот приказ. Однако мужчин не допускали в покои к беременной королеве. А позже, когда в большом зале дворца начнется пир, будет нетрудно затеряться в толпе. Что касается служанки, которая тащилась позади Эльгивы на ослике, она отсыпала ей достаточно серебра, чтобы девушка не забывала, чьи интересы для нее на первом месте.

Какое-то время они ехали по берегу реки, и вскоре плащ Эльгивы оказался полностью забрызган грязью. Боже, как ей надоела грязь! От нее некуда было деться, она была даже неизбежней, чем дождь, который в эту минуту превратился в легкую изморось. Уезжая из Нортгемптона шесть дней назад, она думала, что на юге ее встретит солнце или там хотя бы не будет нескончаемого дождя. Но скверная погода сопровождала их всю дорогу, и поездка заняла на два дня больше, чем должна была. Сырым было лето, такой же выдалась и осень, и, казалось, вся Англия превратилась в одно сплошное болото.

Сквозь туманную пелену Эльгива взглянула на тэна своего отца — Элрика, который ехал сбоку от нее. С тех пор как она его видела в последний раз — в то утро, когда он оставил ее у ворот крепости, — прошел год. Теперь его волосы были коротко острижены, а борода сбрита, поэтому выглядел он совершенно иначе, совсем не так привлекательно, как раньше. Его отношение к ней сегодня также было иным. Он отнесся к ней с холодной внимательностью, не имеющей ничего общего с теми пьянящими ухаживаниями, которыми он потчевал ее в Девоншире. Даже сейчас он не смотрел на нее, и Эльгива гадала, какое ужасное наказание посулил ее отец всякому мужчине, который станет засматриваться на его дочь.

Она устремила свой взгляд мимо Элрика на скопление разноцветных шатров и палаток, словно грибы, выросших на лугах королевского поместья. В них разместилась прислуга участников королевского совета, и Эльгива заметила флаг своего отца среди группы палаток на возвышении, в месте, выбранном для свиты наиболее могущественных элдорменов короля.

Раскисшая дорога заворачивала и уводила по склону вверх, и, когда их кавалькада подъезжала ко дворцу, на них из ворот кинулась свора лающих собак, а за ними следовал отряд всадников, которые обращали мало внимания на рассыпающихся в стороны людей. Эльгива узнала короля по развевающемуся за плечами шафранному плащу, заметила светлые кудри Этельстана и седеющую шевелюру своего отца. Она взглянула на Вульфа, хмуро взирающего на всадников. Бесспорно, он предпочел бы возбуждение охоты скуке ожидания под дверью королевы.

И поделом. Он заслужил такую же незавидную участь, как у нее. Когда он минутой позже помогал ей спешиться, она уныло на него взглянула, и он ответил ей тем же. Потом она взошла по ступеням к покоям королевы.

К ее удивлению, у стражников, стоявших у дверей королевы, на мундирах были нашиты гербы короля. Тогда она вспомнила, что нормандская прислуга королевы осталась лежать среди руин Эксетера. Теперь свиту и прислугу королеве придется набирать из англичан. Насколько преданы они будут своей нормандской госпоже?

Сбросив грязный плащ на руки своей мужской свиты, Эльгива шагнула в разгороженные ширмами апартаменты королевы и вздохнула с облегчением. Весь последний год она была под постоянным надзором со стороны отца и братьев или их соглядатаев. Здесь, вероятно, также есть шпионы, но они, по крайней мере, не донесут обо всем ее отцу.

Эльгива окинула взглядом комнату, освещенную множеством свечей и огнем в очаге посередине, дым которого струился под потолок, собираясь там облаком среди кровельных балок. В помещении было даже больше людей, чем она ожидала увидеть. На королевский призыв явиться на витенагемот в Хедингтоне собрались все знатные вельможи королевства, и все их жены и дочери, должно быть, размещались в этих апартаментах. «Все, кроме леди Эльгивы из Нортгемптона», — подумала она с горечью.

Женщины стояли группами по пять-шесть человек, за юбки некоторых держались малыши, у служанок на руках были младенцы. Все они беседовали вполголоса, за исключением расположившегося на полу кружка визжащих девочек, где у трех дочерей короля был собственный маленький двор.

Сделав знак служанке, чтобы она шла впереди и расчищала путь, Эльгива стала пробираться через комнату. Она миновала большие пяльцы, установленные у стены, у которых женщины занимались вышивкой: одни — усердно работая иголками, другие — с ленивой скукой, которую Эльгива испытывала и сама каждый раз, когда занималась подобным рукоделием.

Некоторых она знала, но было много и незнакомых лиц, что говорило о том, насколько она отдалилась от скрытых нитей влияния вокруг престола. Это нужно было исправлять.

Наконец Эльгива нашла королеву в дальнем углу помещения, где высокая ширма ограждала ее от жара огня в очаге и создавала некое подобие уединенности. Она сперва даже не узнала Эмму, чье лицо, которое Эльгива всегда считала слишком узким и бледным, округлилось и зарумянилось — от духоты в комнате, предположила она. Под глазами королевы лежали темные круги усталости, а улыбка, с которой она обернулась к Эльгиве, выглядела натянутой.

Эльгива не много знала о беременности, но если она подразумевала такой вид — обрюзгший и изможденный, — то Эльгива предпочла бы вообще ее избежать. Королева полулежала на кровати, подпертая подушками и валиками. Перед своей госпожой на полу сидела Маргот, держа на коленях ноги Эммы и энергично растирая ее опухшие икры и лодыжки. Рядом на низкой скамеечке сидела Уаймарк и грудью кормила младенца.

Она уставилась на ребенка в немом изумлении. Эльгива не знала о том, что Уаймарк родила, не слышала даже, чтобы она вышла замуж. Кто же отец ребенка в таком случае? Неужели кто-то из этелингов? Она продолжала над этим размышлять, склонив перед королевой колено.

— Добро пожаловать, Эльгива, — сказала Эмма. — Я так хотела увидеть вас, чтобы убедиться в том, что вы целой и невредимой вышли из ужасающих событий прошлого года в Эксетере.