Господин Сойер, отец Сусанны, прибыл сюда, чтобы наблюдать за правлением раджи. На раджу поступало много жалоб, недовольные крестьяне чуть не подняли настоящее восстание, и вице-король был вынужден направить в княжество доверенное лицо. Вице-король весьма ценил господина Сойера за опыт, изворотливость и умение ладить с местными князьками. Политический агент в подобных случаях становился фактическим правителем княжества, и положение царствующей леди вскружило Сусанне голову. После «Камо грядеши»[122] она чувствовала себя христианкой, которую окружают невежественные идолопоклонники, с той разницей, что идолопоклонники Рима были патрициями, а идолопоклонники Индии — рабами. И, прочитав «Афродиту» Пьера Луи, она видела себя прекрасной Крайсис[123], а вокруг — распутство и разгул. Англия казалась Сусанне страной из другого мира. Там были клубы, там устраивались балы и званые обеды и все люди в равной степени считали себя цивилизованными. Здесь же одни правили, а другие склонялись перед ними. Тех, кто пытался поднять голову, подавлял ее отец. То ей вспоминалась Ребекка из «Айвенго», и тогда она часами раздумывала о ее судьбе, а после «Раджастана»[124]. Тогда она сравнивала доблесть раджпутов с отвагой европейских рыцарей и все не переставала удивляться тому, что видела вокруг. К ней относились, как к дочери знатного римского патриция. Она появлялась, и ей отвешивали низкие поклоны.

Разве в прошлом эти люди не были героями? Она была готова даже сочувствовать им. Если б чужеземцы установили власть над Англией, неужели ее народ не восстал бы против них, неужели остался бы под ярмом?

Сусанна находилась в самом расцвете молодости, когда человеку свойственны светлые и радужные мечты.

Своеобразие раскинувшейся перед Сусанной страны поражало ее. И первое, что она поняла, — это то, что жизнь здесь далеко не такая легкая и простая, как любили расписывать ее соотечественники. Клайв[125] — низкий, лживый человек. Но он создал империю и стал великим. Может быть, он и велик, но лишь с точки зрения Англии, а не таких человеческих ценностей, как гуманизм. Иначе пришлось бы считать великим любого тирана!

Усевшись на веранде в кресло, Сусанна любила наблюдать, как садится солнце. В такие минуты у нее в ушах звучали слова Карлейля[126]: «Индия не вечно будет нашей, Шекспир же останется нашим навсегда».

— Сукхрам, ты знаешь сказки? — спрашивала она Сукхрама.

— Немного, госпожа, — почтительно отвечал он.

Сусанна уважала мужественных людей и не могла относиться к Сукхраму как к остальным слугам.

«Этот человек обязательно прославился бы», — думала девушка. Но он не родился англичанином, а был похож скорее на дикого зверя, которого она сумела приручить.

Сусанна любила расспрашивать Сукхрама об Индии. Он прилагал все усилия, чтобы обстоятельно ответить ей, но ответы его не удовлетворяли Сусанну. Сукхрам был неграмотным человеком.

— Госпожа быстро выучилась разговаривать на нашем языке, — восхищался он.

— Ну а кто лучше говорит: я или отец? — допытывалась она.

— Мэм са’б, этого я не знаю, — уклонялся Сукхрам от ответа.

— Боишься сказать?

Сукхрам улыбался и молча опускал голову.

Сусанна смеялась.

— Госпожа, вероятно, много училась?

— И очень охотно. Я хочу больше знать об Индии. А ты мог бы рассказать мне что-нибудь интересное о своей стране?

— Госпожа, я темный человек, — отвечал Сукхрам. И спрашивал, верно ли, что в Англии все говорят по-английски.

Она смотрела на него с сочувствием и что-то шептала про себя по-английски.

Когда секретарь отца видел, что карнат сидит у молодой мисс и та с ним разговаривает, он не мог найти себе места. Он был потомком Читрагупты[127] и сгорал от зависти, видя, как карнат вступает на лестницу, ведущую в рай. Будь молодая мисс так милостива к нему, он бы не упустил случая извлечь из этого пользу и давно бы пристроил к своему дому каменную веранду. Но он был бессилен что-либо изменить.

Сусанна была довольна Сукхрамом. Она посылала за ним по любому поводу и все свои дела поручала только ему. Остальные слуги пресмыкались перед ней и раздражали ее.

Иногда она усаживалась верхом на лошадь, а Сукхрам брал лошадь под уздцы, и они отправлялись на прогулку. Они часто бывали в горах, но старались возвращаться домой засветло. С наступлением темноты Сукхрам зажигал в комнате Сусанны большую лампу, и она читала. Обедала она вместе с отцом. Сукхрам иногда прислуживал им один, иногда вместе с Каджри.

— Сукхрам, кто построил эту крепость? — спросила однажды Сусанна во время верховой прогулки. Сукхрам вздрогнул. А англичанка, напряженно вглядываясь, сказала: — Она не закончена с одной стороны, правда? Кто ее строил?

— Раджа Анмолсинх, госпожа, — проговорил Сукхрам. Сердце его учащенно забилось: она расспрашивает его о предках, а он не смеет сказать, что сам — потомок этого раджи. Да и к чему говорить? Разве она поверит?

Этот разговор взволновал его. А госпожа, даже вернувшись с прогулки, не забыла о недостроенной крепости.

— Сукхрам, расскажи мне историю этой крепости, — попросила она тем же вечером.

И Сукхраму снова пришлось отвечать на ее расспросы.

Он рассказал все, что знал о тхакурани, и показал ее портрет.

— Зачем? — кричала в тот вечер Каджри. — Зачем ты рассказывал?

— Она так пожелала.

— Думаешь, она сделает тебя раджой? — ехидно усмехалась Каджри.

— Чего же ты не смеешься?

Каджри опустила голову.

— Ты вообразила, что я возьму в жены белую женщину? — спросил Сукхрам.

— Прости меня! — Каджри умоляюще взглянула на него. — Ведь ты мне ничего не рассказываешь.

— Глупая! Они же господа! Как же ты посмела такое подумать?! Сумасшедшая, они же знатные люди.

— Женщина всегда стремится к мужчине, будь она англичанкой, брахманкой или натни…

— Неправда!

— Неправда? Так почему же твоя тхакурани спуталась со слугой? Может, скажешь, англичанка тебе не нравится?

— Нравится. Могу ли я плохо говорить о той, чей хлеб ем?

— Ты действительно тхакур, а я — самая настоящая натни! — воскликнула Каджри, коснувшись его ног. — Прости ты меня.

Он поднял ее и прижал к себе.

— Сукхрам! — сказала однажды Сусанна и взяла со стола портрет тхакурани.

— Да, госпожа!

Сусанна села в кресло, а Сукхрам, как всегда, на пол. Она молчала. Глаза у нее были полузакрыты. Сукхрам терпеливо ждал.

— Индусы утверждают, что после смерти человек снова рождается, не так ли? — сказала она.

— Так, госпожа, — удивленно подтвердил Сукхрам.

— Ты в этом уверен? — спросила Сусанна. Глаза у нее по-прежнему были полузакрыты.

— Все верят.

— И тхакурани вновь родилась? — Она показала на портрет.

— Кто знает, госпожа? Она была рани. Вы ведь тоже рани. Вам лучше знать, так ли это.

Сукхрам задрожал. Он даже подумать не смел о таких вещах.

— Зачем человек вновь рождается после смерти?

— Госпожа, он получает воздаяние и за свои грехи, и за добрые дела. Если в одной жизни его желание остается неосуществленным, он вновь рождается для исполнения его в другой…

— Ты видел когда-нибудь сокровищницу старой крепости? — спросила Сусанна, не дослушав.

— Нет, госпожа, — ответил Сукхрам, настороженно поглядывая на нее.

— Ты поведешь меня туда.

У Сукхрама по спине забегали мурашки.

— Я боюсь, — ответил он.

— Чего?

— Это очень страшное место, госпожа.

— Но ты же храбрый.

— Госпожа, вам будет страшно…

— Мне?! — рассмеялась Сусанна. — Никогда! Я ничего не боюсь.

— Госпожа, — сказал Сукхрам. — Во времена, когда жил отец раджи, приезжал один сахиб из Германии, искал сокровищницу. Он даже проник в нее. Но там боги нанесли ему удар; рано утром он умчался в свою Германию.