— Я не разобью, — пообещал Джерадин. Он оказался рядом с зеркалом и принялся поглаживать кончиками пальцев чудесную деревянную раму. Несмотря на панику и крики солдат, отчаянные команды офицеров, он сосредоточился как будто бы без труда. Теризе он казался воплощением уверенности и силы, способным творить любые чудеса.

Но с изображением моря ничего не случилось. Волны медленно и неуклонно перекатывались от края до края зеркала; небеса оставались невероятно голубыми, непохожими ни на один цвет в мире, за исключением неба над долиной.

— Готова? — спросил он Теризу через плечо. Не отрываясь от зеркала, он протянул ей руку.

Где же комнаты Хэвелока, где его зеркала? Что случилось с талантом Джерадина?

Нет, сказала она себе, он сделал все правильно, все в порядке. У него есть способность менять зеркала для воплощений, не имеющих ничего общего с их изображениями. Именно так он попал к ней впервые, так показал ей Сжатый Кулак, так спасся из Орисона. Просто нужно поверить ему. Рискуй…

Она взяла Джерадина за руку и пошла к зеркалу, чтобы не дать себе испугаться.

Но задержала дыхание, когда зеркало открылось и поглотило ее, словно море.

Ну конечно же, в море она не упала; Джерадин надежно контролировал свой талант; опасности, что он так ошибся, не было. Вместо этого Териза парила, плавно спускаясь, словно стала бестелесной.

Отчаянно вцепившись в его руку, утянув Джерадина за собой, она улетучилась, совершив межзеркальный переход — мгновенный, бесконечный, резкий и невероятно плавный переход между двумя точками бытия на просторах отталкивающей и уничтожающей тьмы, к которой приучили ее родители, которую она узнала, боялась и любила, запертая в шкафу.

Когда она вышла из воплощения, то потеряла равновесие и упала на колени — потянув Джерадина за собой — отрывая его руку от рамы зеркала, обрывая его единственную связь с миром долины. Как ни странно, она приземлилась на толстый ковер.

На синтетический ковер, от стены до стены, в обе стороны от нее.

В комнатах у Знатока Хэвелока не было такого ковра.

Такого ковра не было ни у кого в Орисоне.

Подняв голову, Териза увидела, что окружена людьми—людьми в цилиндрах. Некоторые из них отчаянно закричали, роняя на ковер стаканы, наполненные льдом и алкоголем. Вскоре они замерли, изумленно взирая на Джерадина и Теризу с ужасом, написанном на их холеных лицах.

До тех пор пока не узнала угол коридора, ведущего в спальни, гостиную и кухню, она не понимала, что находится в своей старой квартире. Снова в своем мире.

50. Рискуя осторожно

Джерадин распростерся прямо на ней, придавил ее своей тяжестью. Териза безотчетно выгнула спину, пытаясь выбраться из—под него, встать. Он не шевелился. Уставившись на странный ковер, на хромированую мебель, на изумленных мужчин и женщин в удивительных костюмах, он пробормотал:

— Зеркала и осколки. Что я наделал?

Она подумала, что ответ очевиден.

Он вернул ее обратно в ее небоскреб. Но она отсутствует уже заметное; прошли месяцы. Никто не тратит денег зря — отец продал квартиру, как только убедился, что Териза не возвращается. А новые владельцы, конечно же, сменили обстановку…

Все зеркала исчезли — любая связь с Мордантом, любая дорожка для возвращения…

С другой стороны, почему Джерадин доставил ее сюда? вернул ее сюда сейчас? Это не случайно; это настоящая катастрофа.

Пути назад не было.

— Вставай, — скомандовала она, потому что от его тяжести начала задыхаться. — О Боже. О дьявольщина. Вставай.

— Вызовите полицию, — умоляла какая—то перепуганная женщина.

— Вызовите охрану, — предложил кто—то еще.

— К то это? Джерадин поднялся.

Пока он поднимался на ноги, женщины в бальных платьях и мужчины в цилиндрах вздрагивали; кое—кто отступил. Чья—то туфля пнула стакан, и он покатился по полу на кухню. Териза услышала, как под подошвами захрустел кубик льда, словно этот звук был более громким, чем голоса. — Я сказал, вызовите охрану.

— Как они попали сюда?

— Не знаю. Просто появились, вот и все.

— Что мы такого пили?

Ее сердце билось так сильно, что она с трудом восстановила равновесие, с трудом поднялась на дрожащие ноги.

— Что я наделал? — тихо повторял Джерадин; он был в полной растерянности.

— Мисс Морган?

Нет, она опять ошиблась, опять поспешила сделать неверные выводы. Хруст льда был не громче гомона; она без труда расслышала голос преподобного Тэтчера.

Он был здесь и пробивался сквозь толпу, маленький старый человек в мешковатом костюме. Под бледной кожей бились жилки. Он сделал к ней несколько шагов и остановился; его глаза увлажнились от удивления, облегчения и смущения.

— Мисс Морган?

Ее отец стоял за спиной у преподобного Тэтчера. Выражение лица делало его похожим на изумленную барракуду.

Териза смотрела на него, пока сердце не начало давать сбои, а в груди не защемило.

Джерадин, пожалуйста. Ну пожалуйста. Забери меня отсюда.

— Мисс Морган, — преподобный Тэтчер смотрел на нее сквозь пелену слез. — Мы думали, что вы погибли. Похищены… исчезли… Я обратился к вашему отцу.

Она всегда предполагала, что отцу подойдет цилиндр. Его внешность была оружием, которым он умело пользовался. И это делало его гнев более жестоким, давало понять, что никто не вправе смеяться над ним и его чувствами.

Он вышел из толпы богачей с таким видом, словно Териза ударила его.

Она хотела бежать. Заскочить в спальню. Спрятаться под кровать.

Но это была не ее спальня. О, Джерадин.

— Он все равно собирался продать эту квартиру, — пояснил преподобный Тэтчер, движимый желанием объяснить свое присутствие здесь. — Я убедил его продать ее с целью милосердия. Для миссии. Сегодня здесь устраивается аукцион. Чтобы собрать деньги для миссии.

И она тотчас избавилась от своего страха.

Преподобный Тэтчер убедил отца? Он пришел к отцу и убедил его, спорил с ним? Одинокий и жалкий, маленький старый человечек должен был подняться до чего—то вроде героизма, чтобы встретиться с отцом по такому поводу… и перечить ему.

На этот раз ей не понадобился звук рогов, чтобы увидеть изменения, произошедшие в преподобном Тэтчере, смелость, наконец—то появившуюся на его унылой физиономии. Они с Джерадином попали на его ночь торжества.

— Вы знаете этих людей?

— Кто они?

— Меня это не волнует. Пусть их отсюда выведут.

Или ее отец смягчился? Он так волновался о ней, что стал податливым, потеряв ее?

Эта мысль все меняла. Она была убеждена в его нелюбви. Это была одна из фундаментальных аксиом. Неужели она ошибалась? неужели в нем было еще что—то, чего она не понимала, то, чего он сам не видел в зеркале, когда смотрел в него?

Если он волновался о ней, то как она может бросить его?

Но нет. Он оттолкнул преподобного Тэтчера в сторону с такой силой, что старик споткнулся. Кипя от ярости, отец гневно спросил:

— Териза Морган, как ты посмела так опозорить меня? — Териза, — спросил Джерадин, тяжело дыша, — эти люди знают тебя? Где мы?

— Ты исчезла, никому ничего не сказав, — хрипел ее отец.

— Ты бросила работу, квартиру, меня и даже не удосужилась спросить разрешения, а затем явилась сюда, к моим друзьям, когда я отмечаю удачную продажу этой квартиры. В таком виде? Как ты посмела? Джерадин, пожалуйста.

Отец, казалось, был готов ударить ее:

— Мне стыдно за тебя.

Это было чересчур. Ничего здесь не изменилось. Она обнаружила в себе глубины, которые не могли отразиться в зеркале; но ее отец ничуть не изменился. Преподобный Тэтчер что—то простонал в ее оправдание. Но вместо того чтобы спрятаться, заплакать или начать умолять, Териза взглянула в лицо отцу.

Но говорить с ним не стала. На мгновение ей хотелось причинить ему боль, сказать нечто в отместку за годы обид. Но она сразу же сообразила, что в этом нет нужды. Она не боялась его — и этого было достаточно.