— Я знаю, дурачок. — И вместо того, чтобы обнять, она защекотала его. — Но ведь речь не об этом.

Он перехватил ее кисть и наказал за коварное нападение, нежно целуя кончики пальцев. — А о чем речь?

— Речь о том, — сказала она, поражаясь, насколько ей трудно сосредоточиться, пока Джерадин целует ей пальцы, — что ты не беспомощен. Если бы мне не удалось изменить изображение, ты нашел бы способ нанести ответный удар. Обязательно нашел бы. — Решив быть серьезной, она повторила: — Ты не беспомощен.

— Нет, я именно что беспомощен, — ответил он, не отрываясь от ее пальцев. — Отдан тебе на растерзание.

— Дурачок, — повторила она снова.

Но перестала думать о другом, пока он был отдан ей на растерзание.

Еще через некоторое время, когда пережитый ею страх совсем рассеялся, Териза спросила:

— Ну и что бы мы делали? Он задумался и сказал:

— Не пойму, о чем ты.

— Если бы Тор не согласился с нами, — пояснила она. — Или если бы Норге не согласился с ним. Если бы не они, а кто—то другой взял на себя управление Орисоном?

Он уставился на украшение из павлиньих перьев на стене.

— Ну, /сто—то же взять бы на себя командование. Мы бы убедили его.

— А вдруг бы он не послушал нас? Джерадин задумался над этим вопросом.

— Я думаю, тогда мы остались бы с принцем Крагеном. Попытались бы убедить его — или Элегу — а может быть, самого Маргонала — помочь нам.

Я знаю, — добавил он, когда Териза хотела возразить, — принц Краген хотел остаться здесь. Но лишь потому, что Тор хочет выступить в поход. Если бы у него не оставалось никакой надежды на союз с Орисоном — если бы он сознавал, что не сможет попасть сюда, не погубив множества людей, которых мог бы сберечь, и это значительно ослабит его, — то, может быть, нам удалось бы убедить его выступить. Если бы Элега стала на нашу сторону. Если бы он считал, что ему не остается ничего другого.

— А что, — не успокаивалась она, — если нам не удалось бы убедить и его? Джерадин пожал плечами.

— Тогда, вероятно, мы вернулись бы в Орисон. Нашли бы кого—нибудь, кто согласился с нами — Артагеля, может быть, кого—то из Мастеров, может быть, каких—то приятелей Рибальда — и использовали бы зеркала Знатока Хэвелока, чтобы воплотиться в Эсмерель. И попытались бы застигнуть их врасплох.

Он обняла его.

— Значит, мы бы не сдались.

Он крепко обнял ее в ответ. И пробормотал сквозь зубы:

— Ты же знаешь, я бы не сдался, даже если бы пришлось идти в Эсмерель в одиночку и освобождать Найла лишь с помощью зубов и ногтей.

Именно это Териза и хотела услышать. Чувствуя себя более спокойной и готовой к битве, она спросила небрежно:

— А тебе не приходит в голову, что нам более везет, чем кажется на первый взгляд?

— Везет? — переспросил он.

— Или королю Джойсу. Если бы не Элега, то мы, вероятно, не попали бы сюда. Если бы не Смотритель… — она чувствовала укор совести всякий раз, как вспоминала Леббика, — Гарт, наверное, убил бы тебя, Артагеля, принца Крагена и Тора. Орисон сейчас был бы погружен в хаос. Эремис еще не победил. Мы еще можем позволить себе лежать здесь, заниматься любовью и говорить о битвах. — Джерадин поцеловал ее, но она не замолкала: — Нам улыбнулось счастье. Неожиданно серьезно он ответил:

— Или король Джойс разбирается в этой игре лучше, чем нам представляется.

Она кивнула.

— Странно только, почему он не может обыграть Хэвелока в перескоки. Джерадин быстро посмотрел на нее.

— Интересный вопрос. По—твоему, дело в том, что бóльшую часть времени Хэвелок не в себе? Это звучало убедительно. Териза хотела сказать: да. Но потом вдруг вспомнила, как Знаток Хэвелок тайным ходом пришел в ее комнаты и отвел ее к Мастеру Квилону, чтобы Квилон мог из первых уст сообщить ей о нуждах Морданта. Момент просветления у Хэвелока не наступил И тем не менее, он сказал…

Она напрягла память, и фраза припомнилась так отчетливо, словно была выбита в камне. Никто не понимает, как правильно играть в перескок* Король пытается защитить свои шашки.

Король Джойс оберегал ее, оберегал Джерадина. Старался поберечь Тора. Несмотря на личные страдания, он сделал все возможное, чтобы уберечь жену и дочерей. Несомненно, он пытался уберечь и Смотрителя Леббика.

Отдельные шашки. Но что в них пользы? Все дело в стратегии. Нужно принести в жертву правильные пешки, чтобы поймать в ловушку противника.

Может быть, в этом и заключалась правда. Может быть, король Джойс не мог переиграть Знатока, потому что не мог сравниться с ним безжалостностью.

Может быть, именно поэтому он и исчез. Может быть, он отправился в безумную погоню за Торрент и королевой Мадин, движимый желанием защитить отдельные пешки, презрев стратегию.

Неужели это его недостаток? Не потому ли была порочна его политика, что базировалась на принципе приносить в жертву отдельные фигуры во имя чего—то большего?

Джерадин, вероятно, ощутил ее дрожь; внезапно он крепче обнял Теризу.

— Териза, — пробормотал он. — Любовь моя. В чем дело? Она не могла объяснить, во всяком случае прямо; мысль, пугавшая ее, с трудом поддавалась изложению, была почти метафизической. И она сказала:

— Ты помнишь тот раз, когда король Джойс попросил меня найти выход из пата? За день до того, как Мастер Гилбур воплотил своего Воина. — Это воспоминание не улучшило ей настроения. — Ты спас меня от Смотрителя, убеждая Тора послать за мной от имени короля Джойса. Джерадин кивнул.

— Помню.

— После того как ты привел меня в комнаты короля, — продолжала Териза скорее для себя, чем для него, — он показал мне задачку из перескоков. Пат. Он сказал, что ее ему задал Хэвелок. Он сказал, что выход есть, только он не может его найти.

Ее затрясло сильнее.

— Тогда я смахнула с доски все пешки. И ликвидировала пат.

— Помню, — повторил Джерадин, пытаясь успокоить ее.

— Мне показалось, что его едва не хватил удар. Он чуть не плакал. Он сказал: «Для вас это всего лишь игра. Для меня это разница между жизнью и обращением всего в руины».

А после добавил: «Я прошу вас тщательно подумать, прежде чем пытаться отвести угрозу пата, смешивая шашки».

Джерадин, а если мы этим и занимаемся? Трясем доску?

Вместо того чтобы делать то, чего хотел король Джойс.

Защищать пешки. Или то, чего хотел Хэвелок, принося в жертву нужные пешки.

— Ты думаешь, мы можем бороться в одиночку? — спросил Джерадин. — Против Эремиса, Гилбура, Вагеля, ужасов Воплотимого и двадцати тысяч человек?

Внезапно ее дрожь прекратилась, ушла, словно растворяясь во мраке.

— Нет, — сказала она уверенно. Это привело бы к беспричинной жертве пешек. — У нас не было бы никаких шансов. Даже если бы нам удалось победить все Воплотимое, мы не сумели бы остановить верховного короля Фесттена.

Джерадин принялся изучать ее лицо. — Териза, это не имеет смысла.

— Я знаю. — Она предприняла новую попытку объяснить, что у нее на уме. — Я когда—нибудь рассказывала тебе о преподобном Тэтчере?

— Человек, который управлял «миссией», где ты служила, пока я не пришел за тобой?

Она быстро поцеловала Джерадина в нос.

— Я, наверное, говорила тебе, что он был безнадежен. Печальный… беспомощный. Он, должно быть, считал себя таким. Но он кое—чему научил меня… Тому, чего я долго не понимала.

Он пытался помочь самым несчастным людям в городе. Отребью. Бездомным. Сумасшедшим. Пьяницам. Старался раздобыть для них пищу, и одежду, и крышу над головой. Это давалось трудно, потому что никто не хотел давать для этого денег. Если ты дашь им сегодня пищу, одежду и пристанище, чего ты достигнешь? Всего лишь спасешь им жизнь, и завтра им потребуется больше пищи, больше одежды и новое убежище. Так что если у тебя есть деньги и ты хочешь принести какую—то пользу, то, отдавая их миссии, ты явно выбрасываешь их на ветер. Есть сотни способов потратить деньги так, чтобы это принесло хоть какую—то пользу городу.