Она хотела ответить сразу же, но смятение не позволило ей произнести что-либо. Что она может сказать? Никакие слова не могли передать это. Он коснулся самого смутного момента в ее убежденности; она даже не знала, как это называется.

Но она была не в силах вынести повисшую тишину. Ей удалось выдавить из себя ответ.

— Я не приглашала Мастера Эремиса сюда. Он пришел, когда я спала. Вот почему я одета таким образом. Он хотел, чтобы я сделала выбор между ним и тобой.

Мускул дернулся на скуле Джерадина, словно его больно ударили.

— Мне казалось, что он единственный человек в Орисоне, который может спасти Мордант. У него есть способности для этого. — Лимит ее честности оказался исчерпан. — Но я выбрала тебя.

Глаза Джерадина внезапно открылись. Легкое изменение черт придало его лицу выражение изумления и подозрительности. Его голос все еще дрожал.

— Твой халат был распахнут.

— Он сделал это. Не я.

Долгое время пригодник оставался неподвижным, Теризе казалось, что она видит, как все его лицо постепенно изменяется, как все, связанное с его эмоциями, преображается. Он не улыбался; он еще не был готов к этому. Но возможность радоваться восстановилась.

Джерадин медленно убрал руки с груди. Медленно протянул руку к Теризе и провел пальцами по ее щеке, словно вытирая слезинку, которой она не пролила.

Не в состоянии сдержаться, она торопливо обняла его, так крепко, словно это могло избавить ее от стыда.

Объятие, которым он ответил, было таким же крепким, как и ее, и в нем была такая же жажда утешения. И почему-то, желая так многого от нее, он дал ей то, в чем она так нуждалась.

Вскоре из хода в гардеробе выбрались девять стражников. Они не нашли ничего такого, о чем можно было бы доложить.

Серый вечер сменил серые сумерки. Вокруг всего Орисона под ветром полыхали костры. Палатки, расположенные кругами, образовывали словно бы холмики на голой земле. Даже осадные машины казались какими-то маленькими в этом свете и на таком расстоянии. Ветер беспрерывно стучался в окна Теризы, и атмосфера вокруг становилась все более гнетущей.

Поздний вечер привел к ней еще одного нежданного визитера: портного Миндлина, который принес ей обновки. Он хотел устроить вторую примерку, желая удостовериться, что она довольна — видимо, он надеялся, что ее мнение о нем будет иметь какую-то ценность после окончания осады — но Териза просто приняла их и отослала его.

В четвертый или пятый раз она сказала:

— Нам нужно что-то делать.

Джерадин вздохнул:

— Мне знакомо подобное чувство. Но что-то у меня туговато с идеями.

Она хотела облечь свою убежденность в слова, чтобы та могла принести хоть какую-то пользу. Это непременно удастся, говорила она себе, если перестать принуждать себя сделать это. Или если принуждать правильно. Внезапно она отмела все колебания.

— Ты хотел побеседовать с Артагелем, но у тебя не было возможности. Почему бы тебе не сделать это сейчас?

Предложение удивило его:

— И чем это нам поможет?

— Может быть, ты почувствуешь себя лучше.

— А ты думаешь, у меня не будет другой возможности? Ты думаешь, у меня не возникнет никаких проблем, когда я буду стараться, чтобы мой брат забыл, как я сунул другого брата в подземелье?

Териза не могла сдержать улыбку:

— Этого я не говорила.

— Тебе и не нужно было это говорить. — Ему все же передалось ее настроение. — Я сказал это вместо тебя.

— Ну, сказал — и ладно. Если ты думаешь, что эта мысль настолько ужасна… — Теперь она широко улыбалась, — то, боюсь, мне придется извиниться за то, что я подала ее тебе.

И Джерадин мгновенно вскинул руки, сдаваясь.

— Нет, нет. Все, что угодно, только не это. Я займусь этим. — Но его игривое настроение почти мгновенно прошло. — Ты хочешь пойти со мной?

Она покачала головой.

— А что ты собираешься делать?

Твердо, словно она была уверена в себе, Териза ответила:

— Я постараюсь придать смысл всему остальному. Каким-нибудь образом.

Мгновение он изучал ее. Затем насмешливо-наставительным тоном заметил:

— Миледи, у меня возникло острое предчувствие, что вам это удастся.

— Ох, скорее уходи отсюда, — ответила она, — пока я действительно не начала извиняться.

Тем не менее Териза надеялась, что Джерадин прав. Как только он вышел, она надела теплый новый костюм для верховой езды и зимние сапоги, потому что не испытывала желания носить женские платья. И затем направилась к королю Джойсу.

У нее не было четкого плана. Она просто хотела, чтобы он вмешался и защитил Джерадина.

Пока Териза поднималась по лестнице в королевские апартаменты, в ее памяти все яснее становилось воспоминание, как она лгала королю в последней беседе с ним. Ей до сих пор было непонятно, как он узнал, что она помогала его дочери Мисте ускользнуть из Орисона. Прежде, чем Териза дошла к его двери, она несколько раз порывалась вернуться.

Опасность, нависшая над Джерадином, заставляла ее идти. Он нуждался в ответах. Она нуждалась в ответах, чтобы помочь ему. Даже если король Джойс не сделает ничего ради нее, или ради сына Домне, или ради Морданта, он может хотя дать ей несколько ответов. Шанс на получение чего-либо заслуживал ту цену, которую ей придется заплатить.

А если король откажется от свидания с ней, она может поговорить с Тором.

Стражники у двери салютовали ей. Потаясь сохранять спокойствие, Териза спросила их, примут ли ее. Один из стражников остался у двери, а второй прошел внутрь. Через мгновение Териза получила позволение войти.

Пульс ее был таким частым, что она уже раскаивалась о своей опрометчивости. Не обращая внимания на роскошное украшение комнаты, она уставилась на трех человек, сидящих, словно закадычные друзья, перед камином.

Король Джойс полулежал, полусидел в кресле, положив ноги на каминную решетку. Его пурпурная мантия явно была свежевычищена, и его щеки — свежевыбриты; его вид, даже если не сама поза, свидетельствовали о готовности действовать.

В контраст с ним, Тор сидел так, словно его скелет уже не мог поддерживать его жир. Как и его плоть, плащ лорда растекался по подлокотникам кресла; зеленое сукно было в пятнах вина. Слишком пухлое, чтобы казаться усталым, его лицо обвисло как мокрое белье. Можно было подумать, будто он настолько погрузился в подготовку Орисона к обороне, что совершенно забыл о себе.

Между двумя старыми друзьями сидел Королевский Подлец. Знаток Хэвелок выглядел еще более неухоженным и заброшенным, чем обычно, в своей грязной хламиде, с торчащими в разные стороны клочьями волос и безумным несфокусированным взглядом.

Все трое держали в руках высокие изящные кубки.

Все трое повернули головы в сторону Теризы, когда о ней было объявлено. Тор смотрел на нее словно сквозь завесу усталости и винных паров. Знаток Хэвелок принялся жадно облизывать губы. Король Джойс кивнул, но не улыбнулся.

Териза надеялась, что он улыбнется. Она почувствовала бы себя лучше, увидев его солнечную улыбку.

Король небрежно приветствовал ее; его тон свидетельствовал, что он в изрядном подпитии:

— Миледи, присоединяйтесь к нам. — Его щеки были красными, поцарапанными от бритья, но под этим румянцем его кожа выглядела бледной. — Налейте себе немного вина. — Он кивнул в сторону кувшина и нескольких бокалов, стоявших вдоль стены. — Это довольно приятное… прекрасное вино из… — На его лице появилась задумчивость. — Откуда, ты сказал, было доставлено вино? — спросил он Тора.

— Из Рострума. Маленькой деревушки рядом с границей Термигана и Домне, где младенцы пьют вино вместо грудного молока, и даже дети могут сделать его из винограда. Рострумское вино.

Король Джойс снова кивнул:

— Рострумское вино, — сказал он Теризе. — Присоединяйтесь. Мы как раз празднуем.

Она стояла посреди толстого сине-красного ковра и старалась держать в поле зрения всех трех мужчин одновременно.