Она весело и доверчиво болтала, сидя рядом со мной, мне было так хорошо, что я мог бы слушать ее до утра. На радостях я вынул из кармана горсть миндаля, который привез еще из Италии. Она тоже отведала, и вот мы сидели вдвоем, щелкая орешки и глядя в безмолвную даль. «Видишь там, — сказала она через некоторое время, — в лунном сиянии поблескивает белый домик; это нам подарил граф вместе с садом и виноградником, там мы с тобою и будем жить. Он ведь давно знает про нашу любовь, да и к тебе он очень благоволит, потому что, не будь тебя в то время, когда он увез барышню из пансиона, их бы непременно накрыли, еще до того, как они помирились с графиней, н тогда все было бы по-другому». — «Боже мой, прекрасная, всемилостивейшая графиня, — вскричал я, — у меня просто голова кругом идет от стольких нежданных новостей; значит господин Леонхард…» — «Да, да, — прервала она меня, — он так называл себя в Италии; его владения начинаются вот там, видишь? — и он теперь женится на дочери нашей графини, на красавице Флоре. — Однако, почему ты меня все зовешь графиней?» — Я посмотрел на нее с изумлением. «Я ведь вовсе не графиня, — продолжала она, — наша графиня просто взяла меня в замок, так как я сирота и мой дядя, швейцар, привез меня с собой сюда, когда я была еще ребенком».
Тут, могу сказать, у меня словно камень с сердца свалился. «Да благословит бог швейцара, раз он наш дядюшка, — в восторге промолвил я, — недаром я всегда так высоко ценил его». — «И он тоже тебя любит, — отвечала она, — если бы ты хоть немножко посолиднее держал себя, говорит он только. Теперь ты должен одеваться поизящнее». — «О, — радостно воскликнул я, — английский фрак, соломенную шляпу, рейтузы и шпоры, и тотчас после венчания мы уезжаем в Италию, в Рим, там так славно бьют фонтаны, и возьмем с собой швейцара и пражских студентов». Она тихо улыбнулась, взглянув на меня приветливо и нежно; а издали все еще слышалась музыка, над парком в ночной тишине взвивались ракеты, снизу доносился рокот Дуная — и все, все было так хорошо!
Перевод Д. Усова
КОММЕНТАРИИ
Арним
(1781—1831)
Ахим фон Арним родился в Берлине. Происходил из старинной прусской аристократии, игравшей в истории государства Гогенцоллернов заметную роль, учился в Галле и в Геттингене, изучал юриспруденцию и науки физико-математические. Дружба с Клеменсом Брентано, литературное сотрудничество с ним начинаются довольно рано. Арним занят множеством проектов, объявляет себя литературным народником, пишет о превосходстве народного искусства над всеми позднейшими литературными явлениями, хочет создать «народное издательство» для широкой массовой пропаганды великих творений литературы. Как прусский патриот, он видит свое призвание в том, чтобы «построить искусству прочный замок в Бранденбургской земле».
В 1805 г. Арним вместе с Брентано выпускает сборник немецких народных песен Волшебный рог мальчика (Des Knaben Wunderhorn), оказавший впоследствии как образец и как источник огромное влияние на романтическую лирику. Этим изданием Арним хотел содействовать развитию искусства «снизу вверх», хотел убедить, что «мир литераторов не есть единственно населенный на земле».
В 1806—1808 гг. вокруг Арнима в Гейдельберге группируются поэты, литераторы, филологи: Брентано, Иосиф Геррес, Якоб Гримм, Вильгельм Гримм — содружество, оставившее в немецкой литературе значительный след («гейдельбергский романтизм»).
В 1808 г. вместе с Герресом Арним издает Газету для отшельников (Zeitung für Einsiedler), цель которой прославить «высокое достоинство всего общинного, всего народного».
В 1810 г. Арним — в Берлине, сближается с Адамом Мюллером и с Клейстом. Он основывает «немецкую столовую» (Deutsche Tischgesellschaft), на обеды которой допускаются «мужи чести и добрых нравов, рожденные в христианской вере», евреям же и французам вход воспрещен.
К Клейсту Арним относится с полусочувствием. Арним в большинстве пунктов враждебен преобразованиям в прусском королевстве, предпринятым после военного разгрома 1806 г., когда уничтожаются некоторые основные привилегии, проводятся военная и крестьянская реформы, отменяются цехи и устанавливается городское самоуправление. Арним высказывается против министерства Гарденберга и против осуществленных им аграрных реформ. Он боится уступок буржуазной экономике и отстаивает интересы феодального дворянства.
После войны 1814 г. Арним удаляется в свое родовое имение Виперсдорф со своей женой Беттиной, сестрой Клеменса Брентано, и здесь ведет однообразную жизнь рачительного сельского хозяина и семьянина. Там же, в Виперсфорфе, Арним скончался 21 января 1831 г.
В творчестве своем Арним уделяет внимание и непосредственно современным темам. Таков, например, его роман Графиня Долорес, появившийся в 1810 г., меланхолическое повествование о дворянском разорении и нравственном упадке, полное усердных авторских советов — хозяйственных, этических и семейственных. Однако настоящим предметом Арнима-художника была история. К историческому жанру принадлежит и его центральное произведение — роман Хранители короны (Kronenwächter), первая часть которого вышла в 1817 г., вторая — посмертным изданием в 1854, и большинство новелл и повестей.
В консервативном миропонимании Арнима проблема истории играла решающую роль. Историзм гейдельбергских романтиков восходит еще к идеям Новалиса, в которых был уже предвосхищен характер исторического философствования Арнима и его друзей.
Новалис писал в своих Фрагментах:
«Требование принимать современную действительность, как лучшую и как абсолютно мою, равно тому, как если бы считать мою собственную, мне данную жену, единственной и лучшей из всех и всецело жить ею и для нее. Есть еще много других подобных требований и притязаний, и их признает своим долгом тот, кто навеки почтителен пред всем, что существует и существовало, тот, кто религиозен в историческом смысле…»
Новалис утверждает своеобразный романтический позитивизм. Всякое исторически данное бытие принимается без критики. Смысл истории в абсолютной святости того, что есть. «Религиозное» отношение к современности означает, что она воспринята только как результат прошедшего развития, без дальнейших стадий, с исключением будущего. Перед современностью преклоняются, как перед состоянием непререкаемым.
Маркс, в юношеской статье Манифест исторической школы права, подвергает критике сходные воззрения. «Историческая школа» немецких юристов была только специализацией общеромантического историзма. О Гуго, первоучителе «исторической школы», Маркс пишет: следуя его, Гуго, положениям,
«…мы должны признать ложное за достоверное, раз только оно существует. Гуго — скептик по отношению к необходимой сущности вещей и верующий по отношению к их случайным проявлениям. Он поэтому ничуть не старается доказать, что позитивное разумно. Он, напротив, старается доказать, что позитивное неразумно».
Маркс подчеркивает нигилизм романтической историософии, нигилизм защитников «старого порядка», лишенного перспектив.
Для них все идейные силы хороши, — поскольку они традиционны. Оценка идеологических представлений с точки зрения просветительского «разума» решительно исключается. Идея прогресса изъята из романтического историзма, исторический процесс представляется плоскостно, стадия равна последующей стадии, в каждой эпохе фиксируется, задерживается вниманием только ее «консервативная сторона», в каждом факте важно только его бывшее значение, в современности — следы и росчерки вчерашнего дня. В этом смысл «народничества» Арнима, его фольклорных изучений. Крестьянство важно для Арнима как противовес оппозиционному движению городов и бюргерской интеллигенции, оно прославлено для Арнима своей отсталостью, своими социальными духовными связями с отживающей общественной формацией. Крестьянство у него предмет социальной археологии, фольклор — предмет идейной археологии. Однако все пережиточное, ископаемое, рудиментарное есть для Арнима возглавляющая сила современности, сила, которой надлежит подчинить остальные современные тенденции.