Конечно, это была большая наивность со стороны немцев: кроме того, что казаки из Советского Союза были достаточно грамотны и искушены в политике, чтобы разобраться в немецкой незадачливой хитрости, для подавляющего большинства людей из Советского Союза старые казачьи генералы-эмигранты, не могли быть авторитетом.

Как уже было сказано выше, в Главном Управлении Казачьих Войск за спиной казачьих генералов сидел представитель министерства Розенберга — доктор Химпель. Фактически, этот немец был главой Управления, созданного немцами с расчетом возможно более успешно использовать казаков в интересах Германии. Доктор Химпель не приказывал ген. Краснову, он только любезно советовал, однако, его советы нельзя было не исполнять, и все не одобренные им дела не имели никакого хода.

Конечно, не только казачьи офицеры, но и вся казачья масса, прекрасно понимала эту едва ли прикрытую фиговым листком немецкую авантюру, но казачество, как и другие народы СССР, оказавшись на немецкой стороне, ради борьбы против Сталина, попав в безвыходное положение, вынуждены были терпеть эту немецкую авантюру пребывая в надежде и вере, что рано или поздно немцам наступит крах и они (немцы) будут вынуждены отдать карты в руки Освободительного Движения Народов России.

Посещение 1-й казачьей дивизии старыми казачьими генералами, было инициативой Главного Управления Казачьих Войск, с ними же в качестве наблюдателя прибыл и главный «опекун» этой организации — доктор Химпель.

Естественно, что последний очень интересовался поведением новых казачьих вождей, да еще таких строптивых, как Кононов, о котором он много слышал.

Кононов, оповещенный о приезде гостей в его полк, хотя и понимал с какой целью доктор Химпель привезет «почетных гостей», однако, в силу существующего испокон веков в казачестве обычая — уважать старших и казачьего врожденного гостеприимства немедленно распорядился, чтобы все было готово для встречи гостей.

«Нужно, сыночки, стариков встретить с почетом. Они — наши казачьи генералы и наша святая обязанность оказать им почет и уважение. Так испокон веков у нас, казаков, ведется» — сказал своим молодым офицерам Кононов.

«Батько, да они, эти атаманы, Россию прокутили, а мы их теперь с почетом принимать будем?!» — беззлобно смеясь, сказал один из приближенных молодых офицеров Кононова.

«Россию прокутили не казаки и не казачьи атаманы, а те, кому они подчинялись. Этим казачьим атаманам в гражданскую войну пришлось не кутить, а вместе с казачеством подставлять свои головы под пули, за грехи тех, кто поистине прокутил царскую Россию.

Теперь поздно об этом говорить, сыночки. К нам в гости едут боевые казачьи генералы, они в свое время так же, как мы с вами теперь, громили большевиков, где попало. А особенно Батько Шкуро» — ответил Кононов.

«А может быть… кто их знает…» соглашающе заговорили некоторые.

«Да ладно уж, если Батько хочет, будем принимать стариков с почетом!» — весело улыбаясь сказал за всех начальник штаба полка есаул Сидоров.

Люди из СССР и особенно молодое поколение, выросшее после гражданской войны, как правило, всю вину за водворение коммунизма в России возлагали на правящий слой старой России, доведшей Отечество до революции своими безумными действиями.

По их абсолютному убеждению русская аристократия, будучи таким правящим слоем, наплевательски относилась к развитию государства и, ведя паразитический образ жизни, исключительно только и занималась всевозможными увеселениями — балами, банкетами, кутежами.

«Прокутили голубчики Россию, а потом сбежали за границу» — со злобой и ненавистью, вспоминая ранее господствовавший слой, поговаривал, маясь в сталинском ярме, русский народ. Молодые Кононовские офицеры, не зная того истинного положения в каковом оказалось казачество в гражданскую войну, причисляли и старых казачьих вождей к «кутилам», тогда как это было совершенно неправильно.

Утром 2-го февраля в 5-й Донской полк прибыли гости. Их сопровождали командир 2-й бригады 1-й казачьей дивизии подполковник Шульц к другие немецкие и казачьи офицеры, а также и доктор Химпель. Командир полка с командирами дивизионов встретил гостей.

После обхода почетного караула от полка, обменялись приветственными речами.

Донской атаман ген. Татаркин производил особое впечатление. Его смуглое, с татарским обликом, лицо (совершенно соответствовавшее его фамилии) со спокойным и твердым взглядом, внушало уважение. Он внимательно выслушивал и так же спокойно отвечал. В его речи чувствовались уверенность, твердость и ясность ума.

Кубанский генерал Шкуро, невысокого роста, стройный, живой и поворотливый, с типично славянским лицом, говорил с темпераментом, живо и резко, сопровождая свою речь энергичной жестикуляцией. На его лице сурово сходятся брови, но через несколько секунд оно расплывается в веселой, с хитрецой, улыбке. Он бесконечно шутит и острит. За столом, после пары стаканов вина, он уже и Кононову и всем кононовским офицерам говорит «ты» и всех называет не иначе, как сынками. По его виду и поведению видно, что он нисколько не чувствует себя эмигрантом без должности и положения, а чувствует себя уверенно, как прежде на поле боя, казачьим вождем — Батькой и никак ни по другому.

Молодые кононовские офицеры с явной симпатией смотрят на ген. Шкуро и грохают со смеху при его шутках.

Астраханский атаман ген. Ляхов — высокий, худой и очень старый человек в высокой каракулевой папахе, говорит спокойно и покорно, терпеливо выслушивает всех и не спеша отвечает. Доктор Химпель никаких речей не произносил, а, сидя за общим столом, очень любезно вел разговоры с казачьими офицерами, сидевшими рядом с ним.

В тот же день выстроенный 5-й Донской полк познакомился с почетными гостями и выслушал их приветственные речи и призывы к бескомпромиссной борьбе с коммунизмом. Больше всех казакам понравился своим живым и веселым нравом ген. Шкуро. Он задорно и весело и как-то особенно дружелюбно говорил с казаками, пересыпая свою речь шутками и остротами.

Ген. Шкуро самолично вручал некоторым казакам боевые ордена к особенно торжественно приколол медаль за отвагу воспитаннику нашего полка сербскому мальчику Андерю. (О детях воспитанниках 1-й казачьей дивизии, я еще скажу ниже).

Возвращаясь после построения по домам казаки постарше, воевавшие в гражданскую войну 1918–1920 г.г. в рядах Красной Армии, рассказывали, что в те времена ген. Шкуро был для них самым страшным противником, что он был очень способным полководцем и лихим рубакой, что его волчьи сотни прорывались в тыл красных и наводили там страшную панику.

«Да… в свое время, конечно, они, эти старики были хорошими командирами, но что они могли тогда сделать, когда всякие авантюристы политиканы направили на казаков всю Россию, всех мужиков. Разве попрешь против рожна!?» — сочувственно говорили старьте казаки.

В этот же вечер Кононов вел долгий и серьезный разговор с Донским Аатаманом ген. Татаркиным, который оказался умным и прозорливым политиком. Он не допускал абсолютно никаких иллюзий и ясно видел в каком положении оказались люди из Советского Союза, ставшие на путь открытой вооруженной борьбы со сталинской кликой.

«Немцы доверяют нам больше, чем вам, — говорил ген. Татаркин, — но что мы можем выставить на борьбу против Сталина? Горсть казаков-эмигрантов сточенных эмиграцией и старостью. Кроме того, мы — «белобандиты» как для Красной Армии, так и для большинства народа «там», являемся ничем иным, как пугалом, от которого, в лучшем случае для нас, могут только убегать, сломя голову, советские солдаты и офицеры, а народ тем более.

В свое время Белая Армия много наделала таких дел, чтобы ее боялись и ненавидели народные массы, но стоит ли теперь об этом вспоминать.