Вначале существовали только два вида информации: правда и ложь. Эта буколическая простота продержалась тысячи лет, пока Промышленная революция не породила статистику. Вскоре после этого Карл Маркс написал «Капитал», который блестяще продемонстрировал, как с помощью кропотливо собранной цифири можно вести угнетенные массы к гарантированно абсурдным умозаключениям. Но прогресс не остановишь, и теперь у нас появилась еще одна категория вранья — опросы общественного мнения.

Для того, чтобы понять, почему их результаты требуют очень осторожной интерпретации, рассмотрим воображаемый опрос, проводимый в СССР в 1937 году:

«Кого бы Вы предпочли в качестве верховного лидера?

(а) И. В. Сталина;

(б) С. М. Кирова;

(в) Л. Д. Троцкого;

(г) ни одного из вышеперечисленных.»

Обратите внимание на то, как просто и ясно сформулирован вопрос. Если кто-нибудь, ссылаясь на недопонимание, попытался бы увильнуть от прямого ответа, то у социолога, проводившего дознание, не было бы ни малейших сомнений в том, что подследственный придуривается. К счастью, советская социология той эпохи обладала эффективными методами борьбы с такого рода уловками, гарантируя, что каждый гражданин, подвергнутый опросу, даст ответ, устраивающий следственные органы.

Примерно год назад, вскоре после того, как президент Буш несколько опрометчиво объявил, что война в Ираке окончилась нашей победой, один из самых лево-либеральных комментаторов во всей лево-либеральной газете New York Times , Николас Кристоф, попытался провести свой собственный опрос общественного мнения в Багдаде. Целью опроса было доказать, что иракцы ненавидят Буша за вторжение в Ирак и считают американцев не освободителями, а оккупантами. Когда он спросил у случайного прохожего, что тот думает о Соединенных Штатах Америки, то последовал весьма неожиданный ответ: прохожий предложил отлить золотой памятник матушке нашего президента и установить его на главной площади столицы.

— Почему? — спросил обалдевший Кристоф.

— Потому что она родила нашего драгоценного освободителя, да благословит Аллах всех ее предков и потомков! — ответил подследственный.

Надо отдать должное комментатору, который ожидал совершенно другого ответа, но, тем не менее, честно описал этот странный инцидент в своей колонке. Более того, он вслух усомнился в правильности своего понимания ситуации — и зря. Как мы с вами знаем сегодня, война в Ираке в то время еще, строго говоря, даже не началась, а иракцы ненавидят нас сегодня больше, чем даже при Саддаме, когда они, под строгим оком иракской сигуранцы, скакали по улицам с воплями «Смерть Америке! Смерть Израилю!» и жгли флаги и чучела. Теперь они жгут американские бронетранспортеры и американских солдат.

Мне же этот эпизод невольно напомнил о свадьбе на Брайтоне, на которой мне довелось присутствовать незадолго до выхода статьи Кристофа. Прекрасно организованное торжество происходило под бдительным надзором дальнего родственника невесты под названием «тамада». Мне объяснили, что «тамада» — это не степень родства, а как бы должность. Периодически вмешиваясь в хаос застолья, он следил за тем, чтобы каждый присутствующий хоть на несколько минут почувствовал себя центром всеобщего внимания. Пока очередь дошла до меня, от моего русского словарного запаса, и без того ограниченного, почти ничего не осталось, но это было неважно, поскольку мои соседи по столу почему-то все время задавали мне один и тот же вопрос: «Ты меня уважаешь?» Каждая фраза, с которой тамада обращался ко мне, приветствовалась смехом и аплодисментами гостей. Я тоже смеялась и аплодировала, хотя не могла понять ни слова, потому что тамада говорил на совершенно незнакомом мне диалекте. От меня потребовали ответного тоста, и я вышла из положения, громко крикнув «Горько!» — русский свадебный обычай, с которым я в тот день познакомилась. Позже мне объяснили, что тамада шутки ради говорил с грузинским акцентом, и пересказали его обращенный ко мне тост по-английски. Все, что он говорил, звучало в высшей степени лестно, но было либо неправдой, либо, в лучшем случае, грубым преувеличением.

Вот почему, читая колонку Кристофа, я не могла отделаться от ощущения, что его багдадец говорил с грузинским акцентом, как тот тамада.

Последние годы все больше опросов стало проводиться среди членов арабской террористической организации известной под названием «палестинский народ». Иногда результаты таких опросов оказываются довольно неожиданными. Так, недавно большинство опрошенных террористов заявили, что хотели бы для своей будущей страны, которой у них никогда не будет, форму правления, аналогичную израильской демократии. По какой-то непонятной причине они предпочли израильскую демократию французской и даже американской. К сожалению, в списке форм правления отсутствовал Талибан, так что для нас навсегда останется тайной, предпочли бы опрашиваемые этот наиболее естественный для мусульман государственный строй израильской демократии или нет.

Оптимисты, еще оставшиеся в наших рядах, немедленно заявили, что выбор арабов означает, что они не верят антисемитскому мифу об апартеиде в Израиле. На самом деле результаты опроса заставляют усомниться в том, что вопрос был понят: не следует забывать, что арабам демократия так же глубоко чужда, как нам — рабовладение, и они не очень разбираются, что она такое и зачем она нужна. Мои сомнения были подтверждены результатами другого опроса, проведенного практически одновременно в той же террористической организации. На этот раз подопытных спрашивали, кого бы они хотели себе в главари. Большинством голосов победил Арафат. Идея израильской демократии с Арафатом во главе напомнила мне об основном законе органической химии: если смешать фунт повидла с фунтом фекалий, то получится два фунта фекалий. И хотя этот результат совершенно не зависит от качества повидла, используемого в эксперименте, в данном случае оно может представлять определенный интерес.

Я подозреваю, что здесь, наряду с арабской дремучей неосведомленностью о предмете, сыграли роль недавние действия израильского правительства и лично г-на Шарона. Даже принимая во внимание постоянно усиливающееся удушающее давление на Израиль со стороны всех стран мира, включая США, а также всех международных организаций и избирательно-миролюбивой мировой общественности, будущие историки будут не в состоянии объяснить, не прибегая к термину «предательство», ни ныне мертвое, но все еще незахороненное Осло, ни недавнее решение израильского правительство последовать не прецеденту Чехословакии, при первой же возможности переселившей судетских немцев в Германию, а примеру Советского Союза, выселившего крымских татар из Крыма. С тех пор, как для достижения этой цели Шарон, ничтоже сумняшеся, уволил двух несогласных с его предательством министров, выражение «израильская демократия» стало звучать для меня с неуместным акцентом — не то грузинским, не то арабским. Так что давайте не будем винить в этой путанице бедных арабов, а будем, вместе со всем прогрессивным человечеством, винить богатых евреев.