Изменить стиль страницы

Используя тогдашние настроения эйфории, а также замешательство своих оппонентов, Демблок одержал внушительную победу в парламенте, когда по его инициативе 16 июля 1990 г. была утверждена «Декларація про державний суверенітет України», провозгласившая о ее намерениях самостоятельно вершить свои дела.

Коммунисты. Привычные к жестко ими контролируемой, устроенной по их же велению и соответственно действующей политической системе, коммунисты оказались в положении весьма растерянных наблюдателей событий. Их дела неуклонно ухудшались. 28 сентября 1989 г. больной Щербицкий наконец оставил свой пост, а вскоре и этот мир. Надежды коммунистов на то, что его преемник Володимир Ивашко сможет стабилизировать ситуацию, оказались тщетными, когда в июле 1990 г. он неожиданно покинул украинскую компартию ради высшей должности в Москве. Главой Верховной Рады был избран бывший секретарь ЦК КПУ по вопросам идеологии Леонид Кравчук (сменивший на этом посту Ивашко), а Станислав Гуренко стал первым секретарем ЦК. Тем временем тысячи коммунистов выбывали из деморализованной партии. Среди широких слоев населения росла враждебность к коммунистам, которых все громче обвиняли в приспособленчестве и паразитизме. А в Западной Украине уже начался демонтаж памятников Ленина.

События в Украине, как и во всем СССР, хоть и колебали позиции коммунистической номенклатуры, но не затронули при этом столпов ее власти: она по-прежнему полностью контролировала средства массовой информации, милицию, КГБ, армию, промышленность и сельское хозяйство. Поэтому когда киевская голодовка студентов в октябре 1990 г. привела к отставке председателя Рады министров коммунистического ставленника Виталия Масола, номенклатура поняла, что пора переходить в контрнаступление. Свидетельством этого стал, в частности, арест по явно притянутым обвинениям Степана Хмары — депутата парламента из Западной Украины, известного своими радикальными взглядами.

Тем временем среди сторонников преобразований стали проявляться признаки ослабления, которые, разумеется, тут же использовались коммунистами. Из-за недостатка организованности и свежих идей заметно утратил наступательную инициативу Рух, в его руководстве начались разногласия. К тому же появление целой гирлянды новых политических партий, которые,за исключением, пожалуй, «Української республіканської партії» Левка Лукьяненко, были малочисленными и аморфными, лишь распыляло демократические силы.

Противники суверенитета Украины также использовали то обстоятельство, что в течение веков украинцы были лишены возможности выработать чувство национальной солидарности и территориального единства. Оттого-то консерваторам оказалось не так сложно сыграть на отличиях между восточными и западными украинцами. А р русифицированном Донбассе, Одесской и других южных областях раздавались призывы к отделению от Украины. В Закарпатье с аналогичной идеей выступили те, кто считал местное население «русинами», а не украинцами. Наконец, преимущественно русский Крым, полностью контролируемый коммунистами, фактически заявил • своей автономии от Киева.

Религиозная деятельность. Ощутимые перемены коснулись и других сфер общественной жизни. Наиболее заметным это было в религии. В то время как коммунистическая идеология необратимо утрачивала свою привлекательность, религиозная жизнь возрождалась с поразительной быстротой.

В Западной Украине вышла из «катакомб» Украинская греко-католическая церковь, и она требовала официального признания и возвращения былого статуса. Уверенности ей придавала мощная народная поддержка: западные украинцы всех возрастов открыто и охотно возвращались к традиционному обряду. В частности, массовое празднование Рождества в январе 1990 г. наглядно показало степень влиятельности УГКЦ. Вскоре, 26 января, греко-католическая иерархия во главе с епископом Володимиром Стернюком созвала синод, который аннулировал принудительное решение 1946 г. о роспуске этой церкви. Иерархи начали борьбу за возвращение УГКЦ ее прав и имущества. Тем временем около 2 тыс. парафий в западных областях заявили о своем возврате в греко-католичество, а демократический Львовский облсовет, невзирая на протесты православных, вернул греко-католикам знаменитый собор Св. Юра. В марте 1991 г. высший греко-католический иерарх кардинал Мирослав Любачивский возвратился из Рима во Львов, дабы возглавить свою пятимиллионную паству. Впечатляющим свидетельством возрождения УГКЦ стало перенесение во Львов в августе 1992 г. останков преподобного патриарха Йосипа Слипого. В этом грандиозном акте участвовало около миллиона верующих.

Напуганная перспективой утраты паствы Русская православная церковь в Украине в январе 1990 г. переименовалась в Украинскую православную церковь. Однако весной у нее появился новый соперник в борьбе за души верующих — Украинская автокефальная православная церковь, которая после запрета 1930 г. действовала на Западе и теперь возрождалась на родине. В июне священники около 1650 парафий, отошедших от Московского патриархата, выбрали патриархом лидера УАПЦ за рубежом Мстислава Скрипника. В октябре, после 46-летнего отсутствия он возвратился в Киев.

Вместе с тем возрождение религиозной жизни имело и негативные черты — в первую очередь это вспышка давней вражды между греко-католиками и православными. Их столкновения приобрели особо ожесточенный характер в западных областях, где церковные общины часто раскалывались именно по поводу того, оставаться ли православными или возвращаться в католичество. Проблема раздела церковного имущества также не способствовала замирению. Несогласия разобщали и 35 миллионов православных: если одни желали остаться в контролируемой Москвой Украинской православной церкви, то другие выбирали автокефальную. Даже приверженцы первой разделились между собой. Киевский митрополит Филарет весной 1992 г. порвал с Москвой и провозгласил себя главой Киевского патриархата УПЦ. Невзирая на поддержку властей, его верховенство признали лишь 350 парафий. Большинство же православных украинцев — 30 епископов и 5 тыс. парафий — признали новоизбранного митрополита Володимира, который и возглавил Украинскую автономную церковь (бывшая РПЦ в Украине). Как бы то ни было, а плюрализм стал явью и в духовных делах.

Перемены: две стороны медали. В конце 1990 г. стало очевидным, что эйфория, оптимизм и бурная активность, царившие на протяжении года, ощутимо подупали. На смену им пришло растущее беспокойство по поводу ухудшения экономической ситуации, которое, как утверждали консерваторы, было вызвано «плохо продуманными и хаотичными» реформами Горбачева и его единомышленников. Тревожные противоречия охватили буквально все сферы жизни. С одной стороны, несомненным было то, что пять лет гласности и перестройки привели к радикальным переменам. Коммунистическая идеология — эта основа основ советской системы — все чаще признавалась потерпевшей крах. Это ставило под сомнение законность притязаний коммунистической партии на «руководящую и направляющую» роль в обществе (и, что немаловажно, на владение львиной долей его богатств). Все большее число сторонников приобретала отброшенная в свое время система рыночной экономики. Возрождение национального самосознания, подкрепленное ростом антицентристских настроений, становилось все более очевидным фактом как в Украине, так и в других республиках. Но, пожалуй, самой важной переменой явилось постепенное исчезновение психологии страха, десятилетиями позволявшей меньшинству безраздельно властвовать над большинством.

С другой же стороны, эти годы мало что принесли в плане конкретных структурных изменений в советском обществе. Как уже отмечалось, коммунисты продолжали доминировать в социальной, экономической и политической иерархии. Казалось, что они в любом случае не упустят своего: если реформы ограничатся минимумом, они останутся при своих привилегиях: если же будут вводиться рыночные отношения, то и здесь они будут чувствовать себя лучше всех остальных. Как и прежде, непоколебимо держалась бюрократия. Прилавки магазинов все чаще и чаще зияли ужасающей пустотой. А цены практически на все товары методично ползли вверх и уже достигали тревожного уровня. Отсюда не удивительно, что многочисленные группы населения, особенно менее образованные рабочие и крестьяне, не говоря уже о коммунистах-ортодоксах, были готовы согласиться на возврат к старому.