Католикос посмотрел на сепуха и, не зная, что возразить, сказал:
— Пусть свершится воля преславной царицы и князей. Но дайте мне время для размышления. Посредничество — дело трудное, нельзя браться за него необдуманно.
— Размышляй, сколько тебе угодно, святейший владыка, только не забывай о нашей просьбе, — сказал Марзпетуни. — Спасение страны сейчас в единении князей. Его надо добиться ценой каких угодно жертв.
— Я сделаю все, что от меня зависит, — ответил католикос.
Пообещав сообщить вскоре о своем решении, он удалился вместе со спутниками.
Сепух Ваграм вышел проводить его.
— Увы, я не надеюсь на помощь его святейшества, — сказал князь Геворг царице.
— На этот раз будем надеяться, — ответила царица. — Он чувствует, что своим отъездом из Двина причинил всем нам огорчение, и постарается быть полезным.
Католикос, приведя раненого монаха к царице, хотел оправдать свое бегство из Айриванка и обеспечить пребывание в Гарни, но он очень встревожился, увидев, что дело приняло новый оборот и его посылают навстречу врагу… Он был убежден, что арабы возьмут его в плен и сепух Ваграм с отрядом ванандцев ничего не сможет поделать. Пленив его, арабы захватят и патриаршие покои, и тогда все погибнет безвозвратно.
Так думал католикос, и эти мысли не давали ему покоя. Он пригласил на совет своих приближенных и объявил им, что собирается отказать царице и князьям в их просьбе, усматривая в этом опасность для патриаршего престола. Никто не противился его воле. После чуда с затмением солнца монахи считали его желания ниспосланными с неба. Не видя для себя возможности оставаться дальше в Гарни, католикос решил уехать на остров Севан, где была многочисленная братия. Там он будет среди своего духовного воинства, и никто не станет его укорять. Кроме того, севанская обитель имела неприступную крепость и, будучи расположена на острове, была недосягаема для неприятеля.
Каково же было изумление царицы, когда она узнала, что католикос уезжает на Севан. Возмущенный сепух Ваграм не пошел даже проститься с ним. А князь Марзпетуни, который вместе с начальником крепости Мушегом провожал католикоса до моста Азата, ограничился всего одним замечанием.
— Заботясь о своей безопасности, ты спасешь только себя, — сказал он католикосу. — А патриарший престол перейдет к тому, кто сможет его защитить.
— Я уезжаю только для защиты престола, — ответил патриарх.
— Нет, святейший владыка, ты охраняешь престол католикоса Иоанна, а не престол Григория Просветителя. Ты потерял его в тот день, когда уехал из Двина.
Католикос не придал значения предсказанию князя и продолжал свой путь.
На Севане его встретили с величайшей радостью.
Князь Геворг, вернувшись в Гарни, вновь собрал совет у царицы. Единственный выход, остававшийся для спасения страны, он видел в объединении разрозненных княжеств. Робость католикоса не только не повергла его в отчаяние, а, наоборот, еще больше убедила в принятом решении.
— Отныне мы должны надеяться только на себя, — сказал он на совете.
Было решено, что царица останется в Гарни, чтобы сохранить царскую резиденцию в Востане; иначе князья вряд ли согласятся идти на врага, если даже Востан — сердце страны — окажется в руках арабов. Что касается князя Геворга и сепуха Ваграма, то решено было, что князь отправится к царскому брату Абасу и к спарапету Ашоту, а сепух к агдзинским и могским князьям. Заручившись же их согласием, князь Геворг и сепух Ваграм должны были обратиться за помощью к владельцам Васпуракана.
Через день после отъезда католикоса князь Марзпетуни и сепух Ваграм выехали из Гарни, каждый с небольшим отрядом телохранителей, и направились в те места, куда влекла их благородная миссия.
3. Зеленый побег высохшего ствола
После отъезда князя Марзпетуни царицей овладело странное безразличие. Приближенные княгини не могли понять, что случилось с ней. Раньше она неусыпно заботилась об охране крепости, наблюдала за подготовкой к обороне, проверяла караульные посты, посещала военные учения. Она думала о безопасности крепости даже тогда, когда ей ничто не угрожало. Теперь же, когда востикан уже захватил Двин и мог каждую минуту напасть на Гарни, она предалась полному бездействию. Отчаяние сломило царицу. Раньше она ждала возвращения царя и надеялась, что восстание Амрама произведет благоприятную для нее перемену в государстве. Но вести, привезенные Марзпетуни, разбили эти надежды. Если Ашот Железный пал духом и бежал от своего народа, ей ли противиться дольше? Она походила на утопающего, который, устав от долгой борьбы с волнами, отдается наконец воле течения.
Во время пребывания Марзпетуни в Гарни царица одобрила его решение, но сделала это как-то равнодушно, без должного внутреннего воодушевления. Жизнь потеряла для нее всякий смысл. К чему ей брать на себя новые заботы и горести? Пусть свершится то, что должно свершиться: человеческая рука не может изменить судьбу, предначертанную рукою всевышнего.
Так думала царица и уединялась в своих покоях или же одиноко ходила по террасе летнего дворца Трдата.
Начальник крепости Мушег и князь Гор между тем готовились к защите крепости. Они работали не покладая рук.
Царица смотрела с холодным безразличием на все это и спрашивала себя: «Зачем люди так цепляются за жизнь? Сколько дней в своей жизни они могут быть счастливы? Разве в конце концов не смерть предел всему?..»
Однажды лунным вечером, когда она задумчиво сидела на террасе, какой-то шорох у лестницы привлек ее внимание. Она поднялась со скамьи и посмотрела вниз. Узкая тропинка, пробитая в скалах, спускалась к небольшой площадке, большую часть года покрытой зеленью. Вокруг росли старые ивы, которые защищали ее в солнечный день своей тенью. Невдалеке бил прозрачный ключ, орошавший ивы. Он падал, журча, со скалистых высот в протекающую по ущелью реку Азат. Кто знает, быть может, еще по приказу первой владелицы дворца, армянской царевны Хосровдухт, эта площадка была превращена в место для прогулок. Возможно, что царевна проводила здесь одинокие часы своих девичьих мечтаний. Может быть, здесь она страдала от роковой любви, которая приговорила ее к вечной девственности?.. Царица Саакануйш очень любила сидеть у этого места и беседовать с приближенными, а иногда вкушать завтрак на открытом воздухе.
Чья-то тень промелькнула около террасы, потом человек свернул к тропинке, ведущей вниз. Царица удивилась, увидя, что это была юная девушка, вероятно, обитательница замка и, судя по шелковой накидке и вышитому покрывалу на голове, из-под которого при лунном свете сверкал золотой обруч, княжна. Но кто она и зачем спешила к скалистой площадке?
Царица не разглядела лица, так как девушка проскользнула мимо, как серна. Может быть, это страдающая от тайных печалей молодая женщина, которая хочет броситься в ущелье? «Не одна же я несчастна на свете», — подумала царица и поспешно направилась к лестнице.
Она хотела позвать прислужниц и послать их вслед за незнакомкой. Но потом, подумав, что этим может ускорить развязку, решила пойти вслед за ней сама. Она быстро спустилась по ступеням и осторожными шагами направилась к площадке.
Несмотря на конец осени, мягкий теплый день сменился приятным вечером. Небо было ясное и звездное. Луна ярким светом озаряла склоны Геха и Гарнийское ущелье, не давая скалам и утесам скрывать в своей тени воды Азата. Ночь была волшебно хороша. Но внимание царицы было всецело поглощено загадочной девушкой, которая скрылась в темноте. Не успела царица дойти до середины тропинки, как до нее донесся шепот.
«Значит, незнакомка не собиралась броситься с обрыва…» Царица замедлила шаги, она поняла, что присутствует при тайном свидании. «Идти вперед или вернуться? — подумала она и остановилась. — Посмотрим все же, кто это и о чем они говорят», — шепнуло на ухо женское любопытство, и царица прошла вперед. Неслышно дойдя до ивы, густые ветви которой скрывали ее от беседующих, Саакануйш присела на уступ скалы.