— Смотри! — удивлённо выкрикнул Игорь, забывая, что он стоит в строю.

За знаменосцем и его двумя ассистентами, рядом с начальником лагеря Николаем Серапионовичем шёл лейтенант Астахов в полной форме пограничника, в сверкающих на солнце погонах, с орденом боевого Красного Знамени на груди.

Алое знамя проплыло вдоль строя девяти отрядов и тихо зашелестело в самом центре площадки. Горны смолкли.

— Ребята! — заговорил Николай Серапионович. — Наша сегодняшняя внеочередная «линейка» созвана по просьбе пограничников. — Начальник лагеря окинул взглядом два ряда внимательных лиц и подал команду: — Пионеры Алексей Комов, Виктор Олейников, Альберт Мяги, Игорь Валявский — ко мне!

Радостные, ошарашенные неожиданностью, четверо друзей вышли из строя.

— Стройся в затылок! — негромко сказал Витька.

Четверо мальчишек, стараясь держать равнение, но всё время почему-то сбиваясь с ноги, вышли на середину площадки и стали в один ряд лицом к знамени. Лейтенант Астахов окинул весёлым ободряющим взглядом их растерянные лица.

— Товарищи пионеры! — заговорил он. — Вчера ночью, возвращаясь из города, ваши четыре товарища Виктор Олейников, Алексей Комов, Игорь Валявский и Альберт Мяги обнаружили закопанный в песке подозрительный ящик. Один из пионеров отправился к нам на погранзаставу, а трое остались стеречь этот ящик, проявив при этом высокую бдительность и мужество. Сейчас установлено, что этот ящик принадлежит местному краеведу-археологу. Но ведь ваши товарищи, обнаружившие ящик, не могли этого знать. Как настоящие советские патриоты, они не побоялись остаться возле находки и были готовы вступить в борьбу с предполагаемым нарушителем границы. — Лейтенант сделал небольшую паузу и повысил голос. — Командование пограничной заставы поручило мне за бдительность, находчивость и мужество, проявленные при охране государственной границы СССР, пионерам Алексею Комову, Виктору Олейникову, Альберту Мяги и Игорю Валявскому объявить благодарность перед развёрнутым пионерским знаменем. Пионеры! К борьбе за дело Коммунистической партии будьте готовы!

— Всегда готовы! — дружно ответили сотни голосов.

И особенно гордо, чётко, уверенно прозвучали четыре голоса — голоса четырёх мальчишек, счастливых и взволнованных, стоящих перед пионерским знаменем, играющим на солнце переливами красного бархата…

27. Неожиданная неприятность

Во время ужина в столовой раздался громкий голос Арташеса Геворковича:

— Олейников, Комов, Валявский, Мяги! Сейчас же после ужина зайдите к начальнику лагеря. Понятно?

— Понятно! — за всех ответил Витька.

— Чего это он опять? — спросил Игорь.

— Посмотрим — увидим! — пожал плечами Алёшка.

Какие удивительные перемены могут произойти в жизни человека всего за несколько часов! Совсем недавно, во время «тихого часа» четверо мальчишек, лёжа о постелях, томились в предчувствии неприятностей. И когда они, опустив головы, слонялись по лагерю, их провожали сочувственные взгляды сердобольных девчонок. И встретившаяся им возле читальни Венера насмешливо ухмыльнулась и вызывающе покачала головой. И не радовали тогда четырёх друзей ни яркое солнце, ни высокое синее небо, ни шорох ласковых волн на пляже.

А теперь, когда они, гордо поглядывая по сторонам, шагали в столовую на ужин, всё стало совсем другим. Дерзкие и горластые мальчишки из первого отряда почтительно взирали на них и уступали дорогу. И солнце, и море, и небо, и цветы в лагерных цветниках — всё вдруг стало ярче, лучше, красивее. И если бы теперь им встретилась вреднюка — Венерка, то она, наверное, схватила бы пару подзатыльников…

— Может быть, фотографировать нас будут, — неторопливо прихлёбывая чай, высказал предположение Игорь. — А то видели возле канцелярии сделана Доска Почёта лагеря? Очень красивая доска! Но пока она совершенно пустая.

— Ну конечно! — засмеялся Витька. — На этой самой доске только и не хватает твоей физии! Твой вздёрнутый нос сразу украсит лагерную Доску Почёта!

— Я думаю, Игорь, что тебя будут мерить, — сказал Альберт.

— Зачем?

— Будут заказывать мраморный памятник. Игорь Валявский бросается под ноги диверсанту!

Альберт говорил с самым серьёзным видом. И оттого, что он сказал не «памятник», а «памъятник», это слово показалось Игорю особенно обидным.

— Сам ты дурацкий памъятник! — вспылил он.

— Спокойно, парни! — предупредил Алёшка. — Не будем ссориться! Помните, на нас смотрит если не весь мир, то по крайней мере — вся столовая!

Ребята украдкой оглянулись по сторонам. Действительно, на них были устремлены десятки любопытных взглядов.

Алёшка подумал, что, может быть, Зина Симакова что-нибудь знает о причинах вызова и надо спросить её. Но потом решил, что сейчас подходить к её столу просто неудобно.

— Ну, пошли, что ли? — спросил он, поднимаясь со своего места.

— Пошли! — кивнул головой Витька.

Небрежной походкой они прошагали к выходу из столовой — четыре известных, выдающихся человека, по серьёзному делу вызванных начальством. Последним, напрягая мускулы и стараясь придать себе спортивную выправку, шёл Игорь Валявский.

Алёшка подошёл к двери с надписью «Начальник лагеря и костяшками пальцев постучал в косяк.

— Войдите! — пророкотал из-за двери хриплый басок Николая Серапионовича.

Ребята вошли в комнату. За столом, рассматривая какую-то бумагу, сидели Николай Серапионович, тётя Тонна и Лидия Павловна. Алла стояла около стула начальника, нагнувшись над столом.

— Явились по вашему вызову! — по-военному отрапортовал Алёшка.

— Ну и ладно, если явились! — ответил начальник лагеря.

И он, и старшая вожатая, и Лидия Павловна, и даже Алла смотрели на вошедших внимательно и строго, так строго, что мальчишки ощутили смутное беспокойство.

— Пионеры Алексей Комов, Виктор Олейников, Альберт Мяги и Игорь Валявский, — нахмурившись проговорил Николай Серапионович. — За неоднократное нарушение лагерной дисциплины, за самовольные отлучки из лагеря я объявляю всем вам по строгому выговору. Об этом взыскании будет объявлено на сборе вашего отряда… Ясно?

— Как же это?! Почему так? — растерянно забормотал Игорь.

— Тебе не понятно, Валявский? — спросил начальник лагеря. — Или, может быть, ты не убегал из лагеря?

— Нет! То есть, да! — Синие глаза Игоря стали обиженными и удивлёнными. — Но ведь мы…

— Что вы? — Николай Серапионович нахмурился. — Каждый человеческий поступок оценивается так, как он того достоин. Не понятно?

— Всё понятно, Николай Серапионович! — твёрдо сказал Алёшка. — Всё понятно… И… Правильно… Разрешите идти?

— Идите!

Как-то сразу присмиревшие, мальчишки исчезли из комнаты.

— Ничего они не поняли! — проговорила тётя Тонна. — Решат теперь — обидели, мол, нас, героев! И ещё больше художничать начнут. Нет! Если вы хотите сохранить в лагере настоящую дисциплину, Николай Серапионович, этого самого Олейникова и его дружка Комова из лагеря надо убрать!

— Неверно, Антонина Михайловна, ой, как неверно! — горячо выкрикнула Алла. — Комов, Олейников, Валявский, Симакова — это самые боевые, самые инициативные ребята шестого отряда. Они, если хотите знать, как дрожжи в тесте…

— Ну, что же, прочитайте нам хоть тысячу лекций по хлебопекарной педагогике — дело не изменится! И эти самые олейниковы, комовы как были недисциплинированными разгильдяями, так ими и останутся, — сердито загудела тётя Тонна.

— Знаете, самое интересное — это то, что обе вы по-своему правы! — задумчиво заговорила Лидия Павловна. — Права Алла, когда она считает Олейникова и Комова заводилами всяких дел в отряде. Правы и вы, Антонина Михайловна, когда ожидаете ещё каких-то, как вы выражаетесь, художеств от этих мальчишек…

— Наконец-то и вы поняли это! — Тётя Тонна удовлетворённо кивнула головой.

— Я давно это поняла, ещё лет тридцать тому назад, когда только стала учительницей, — улыбнулась Лидия Павловна. — Всё дело в условиях, которые мы создадим для ребят.