Холодным взглядом она обшарила лица провинившихся.

— Ну, а теперь расскажите нам, где это вы мотались до полуночи?

Мальчишки возвращались в лагерь, ощущая свою вину. Да, они были виноваты, хотя и ничего плохого не сделали, хотя только пытались помочь пограничникам.

Но оттого, что на них сразу же начали кричать, что даже не попытались выяснить, где они были и что делали, что им начали угрожать, чувство вины уступило озлоблению.

— Так мы слушаем вас, Комов и Олейников! — повторила Антонина Михайловна.

Витькина физиономия приняла то безмятежно-наивное, слегка глуповатое выражение, с которым он всегда отпускал свои остроты. Алёшка заметил это и подумал, что разыгрывать тётю Тонну сейчас будет неправильно — ведь и она тоже по-своему волновалась, и переживала за них. Да и к чему её злить? Она по существу права — они действительно нарушили лагерную дисциплину.

Алексей решительно шагнул вперёд и открытым прямым взглядом посмотрел в глаза старшей вожатой.

— Я всё расскажу, Антонина Михайловна! — сказал он.

— Ну, давай, давай! Послушаем!

— Мы понимаем, что нарушили лагерную дисциплину, — Алёшка опустил голову. Мы должны были спросить разрешения и тогда пойти.

— Куда же вы всё-таки ходили? Какие у вас появились частные дела? — перебила его тётя Тонна.

— Мы познакомились со здешними ребятами, и они пригласили нас к себе… Их папа капитан-бригадир…

— Кто? — насмешливо переспросила тётя Тонна.

— Капитан-бригадир! — повторил Алёшка.

— А-а! — Тётя Тонна иронически кивнула головой. — Хорошо ещё, что папа не капитан-бомбардир или ещё кто-нибудь! И вы, значит, у этого самого мифического капитана просидели до полуночи?

— Этот капитан — не мифический! — сдерживая себя, ровным голосом возразил Алёшка. — Он — настоящий капитан-бригадир. Он даже в Африку плавал…

— А на Луне он не бывал? — усмехнулась тётя Тонна.

— Нет, на Луне он не бывал… Но почему вы не верите мне, Антонина Михайловна? Я говорю правду, говорю всё так, как было.

— А потому что твой рассказ напоминает мне барона Мюнхгаузена, — махнула рукой тётя Тонна.

— Мы ушли от наших знакомых в половине десятого. И когда шли через пляж, нашли закопанный в песок сундук с нерусскими буквами.

— Понятно! А в сундуке было золото и бриллианты! — махнула рукой тётя Тонна. — Довольно, Комов! Ты уже насочинял столько, что и барон Мюнхгаузен за тобой не угонится.

Алёшка обиженно умолк. Он стоял перед столом — большой, длиннорукий, и его лицо выражало самую горькую обиду и разочарование.

— Антонина Михайловна! — вкрадчиво-почтительно заговорил Витька. — Вы правы, Антонина Михайловна. Алёшка Комов вам рассказывал сказки.

— Что ты плетёшь? — рассердился Алёшка.

— Помолчи, Комов! — прикрикнула тётя Тонна, не уловившая в голосе Витьки насмешливо-патетических ноток. — Ну, говори, Олейников.

— Да, я скажу. Я всё скажу, Антонина Михайловна! — Тёмные глаза Витьки с наивным простодушием смотрели на тётю Тонну. — Мы действительно не были ни у капитана-бригадира, ни у капитана-бомбардира… Мы летали!

— Летали?! — удивилась тётя Тонна. — На чём летали?

— На космическом корабле. Как только мы вышли из лагеря, сразу же увидели на пляже неизвестный космический корабль. Оттуда на песок спустилось двенадцать марсиан и с поклоном пригласили нас.

— Хватит! — грохнула ладонью о стол тётя Тонна. — Да ты что? Ещё издеваться собираешься?

— Нет! Что вы? — почтительно проговорил Витька. — Что вы, Антонина Михайловна! Но ведь вы не верили, когда Алексей рассказывал вам самую чистую правду. Вот я и подумал, может быть, если я что-нибудь выдумаю, вы мне поверите.

— Я вижу, что с вами нельзя говорить по-человечески, — сказала тётя Тонна. — Вы не понимаете таких слов, как пионерская совесть, как честь коллектива, честь лагеря.

— Антонина Михайловна! Уже второй час. Давайте отложим разбор дела до завтра, — сказал Николай Серапионович. Никто из ребят не заметил, когда он приехал и сколько времени уже стоял в дверях. — Идите спать… — он усмехнулся и закончил: — Марсиане!

Когда ребята вылетели из комнаты и бежали к спальному корпусу, Игорь сказал:

— Ну, даст нам завтра дядя Пуд!

— Ничего не даст. Глаза у него были совсем не злые. Они даже вроде смеялись, — заспорил Витька.

— Не особенно смеялись, — возразил Альберт. Лицо его было очень строгое. Конечно, нам завтра попадёт.

— И правильно попадёт, — вздохнул Алексей. — Нарушили мы дисциплину? Нарушили! Значит, должно попасть! Тут тётя Тонна права!

А когда мальчишки уже улеглись в свои постели, которые в эту ночь показались им особенно удобными и уютными, в маленькой комнатке старшей пионервожатой ещё долго продолжался разговор.

— Фу, переволновался я из-за этих басмачей, — проговорил Николай Серапионович. Усталой походкой он прошёл к столу, стоявшему у окна, и сел на него. — Ну и разбойники!

— Завтра их придётся исключить из лагеря, Николай Серапионович! — категорическим тоном предложила Антонина Михайловна. — Терпеть больше нельзя! Они весь лагерь разлагают! Самые отпетые хулиганы!

— Они не хулиганы, Антонина Михайловна! — возразила Алла, стоявшая в дверях. — Они — самые обыкновенные мальчишки, которые со скуки начинают фантазировать…

— От их фантазий весь лагерь плачет! Сегодня ко мне приходила мать Венеры Светловидовой. Девочку до ужасного состояния довели. Никто во всём шестом отряде не разговаривает с Венерой.

— А за что? — спросила Лидия Павловна.

— За то, что она сообщила мне о тех же Валявском и Мяги… Они собирались взрывать какую-то мину…

— Мину?! — удивился Николай Серапионович. — Какую мину?

— Мины никакой не было… Просто они из озорства разыгрывали бедную Венеру…

— Они разыгрывали не Венеру, а вас, Антонина Михайловна, — тихим голосом заговорила Лидия Павловна. — Мальчишки каким-то образом пронюхали, что Венера наушничает вам… Ведь, сознайтесь, эта самая страдающая Венера сообщила вам не только о предполагаемом взрыве несуществующей мины?

— Ну да! — Тётя Тонна кивнула головой. — Что ж тут плохого? Венера мне сказала и о ночных отлучках этой же тёплой компании.

— Вот это-то и плохо! — Лидия Павловна вздохнула. — Мы с вами, Антонина Михайловна, воспитываем новых людей, людей коммунистического будущего. Это будут чистые, прекрасные, благородные люди. А вы поощряете такое мерзкое явление, как наушничество, доносы на товарищей. И, знаете, я, как это ни странно, может быть, я понимаю и одобряю ту брезгливость, с которой шестой отряд вытолкнул эту самую Венеру из своей среды. Этот факт свидетельствует как раз о том, что ребята правильно расценивают всю подлость, низость слежки за товарищами и доносов.

— Инте-ре-сно! — сквозь зубы протянула тётя Тонна.

— И ещё я хочу вам сказать, Антонина Михайловна, что и сегодня в разговоре с мальчишками вы вели себя неправильно, — продолжала Лидия Павловна, словно не замечая насмешливой улыбки старшей вожатой. — Почему вы сразу же показали, что не верите рассказу ребят, почему сразу оскорбили их своим недоверием?

— Да просто потому, что они врали мне в глаза! — Тётя Тонна пожала плечами. — Капитан-бригадир, ящик, найденный в песке, — всё это такое же враньё, как и марсианский межпланетный корабль. Эти мальчишки просто издевались.

— А я им верю! — Тихо сказала Лидия Павловна. — Понимаете — верю! Когда Комов рассказывал об этом капитане-бригадире, о таинственном ящике — он не врал.

Тётя Тонна упрямо тряхнула головой.

— Ну, пускай даже будет так! Но эти самовольные отлучки, эти систематические нарушения дисциплины всё это мешает нормальной работе лагеря, разлагает детский коллектив. Таких, которые только портят других, надо немедленно убирать из детского коллектива! Дурную траву из поля вон!

Николай Серапионович, который, казалось безмятежно дремал, опустив голову на грудь, вдруг выпрямился и окинул всех, кто был в комнате, зорким, весёлым взглядом.