«Как можно было согласиться на эту безумную затею! Пока не поздно, надо остановить их».

— Николай, Эрна, подождите! — кричу я прерывающимся голосом. — Давайте вернемся! Слишком опасно! Вы слышите? Стойте, нельзя лезть дальше!

— Что вы! — восклицает Николай. — Отсюда уже не спуститься! Мы все разобьемся! Один путь — наверх!

Эрна молчит. Она смущена. Страшна пустота внизу, еще страшнее нависшая над головой каменная стена.

Я смотрю вверх. На уровне моих глаз стоптанные каблуки походных ботинок Эрны. Еще выше над пропастью нависли деревья. Они свешивают к нам изуродованные ветром ветки. Кажется, еще немного — и мы за них уцепимся. Николай то убеждает, то грозит. Он кипит от ярости и страха.

— Мы уже почти добрались! Смешно спускаться, истратив столько сил понапрасну! В конце концов возвращайтесь сами, если хотите, а я не хочу! Вы не можете заставить меня спуститься.

Я изо всех сил стараюсь сохранить спокойствие.

— Коля, я не заставляю тебя, но и не хочу, чтобы всё мы погибли из-за легкомыслия! Пойми, что риск слишком велик. Со мной вы во всяком случае не доберетесь. Ну, а без меня… это ваше дело!

Николай замолкает.

— Тогда пустите меня одного. Если эта скала непроходима, я вернусь!

Я колеблюсь. Почему бы в самом деле не послать Николая в разведку? Он ловок, если выберется, как-нибудь вытянет и нас с Эрной. Тогда скоро будем в палатке. Горящая печка, ужин, крепкий чай, отдых! Ни рискованного спуска, ни леденящей ночи на берегу! А вдруг сорвется? Верная смерть! Невозможно!

— Нет, Николай, — говорю я решительно. — Одного тебя я не пущу. Давайте спускаться. Мы теряем дорогое время. Скоро совсем стемнеет!

Николай настаивает:

— Если вы не надеетесь на меня, пустите нас вдвоем с Эрной!

— Правда, — поддерживает Эрна, — уж очень обидно, лезли, лезли, и все впустую!

Они клятвенно обещают не рисковать, и в конце концов я сдаюсь и соглашаюсь подождать их здесь.

Через несколько минут они скрываются из виду и я остаюсь один. Ширина расселины не больше метра. Моя спина упирается в одну стенку, ноги — в другую. Под правым локтем широкая трещина; рука лежит в ней, как в нише. Камни уже остыли, но пока еще тепло. Сюда не проникает ветер. Некоторое время слышны шорох и приглушенные голоса:

— Ставь ногу сюда!

— Подожди, я сейчас закреплюсь!

— Теперь давай руку!

— Не тяни так сильно!

Затем голоса стихли.

Солнце коснулось моря, сплющилось и стало погружаться в воду. По небу побежали снопы золотых лучей.

Медленно тянется время. Наливаются усталостью мускулы. Вскоре поза, казавшаяся вначале удобной, становится мучительной. Я все чаще меняю положение. Бездна, над которой я повис, притягивает быстро тяжелеющее тело. Со скрипом стискивая зубы, пытаюсь унять дрожь в коленях.

Почти прямо надо мной кружатся потревоженные чайки. Где-то близко их гнезда. Они пронзительно кричат и со свистом проносятся мимо, почти цепляясь за меня крыльями. Я чувствую, что могу сорваться в пропасть от их прикосновения и даже крика. Чтобы успокоиться, крепко зажмуриваю глаза и еще плотнее прижималось к камню. Это помогает. Сотрясавший все тело озноб постепенно унимается. Чайки замолкают и рассаживаются по гнезда®. Я открываю глаза и, стараясь не смотреть вниз, терпеливо жду. Иногда мне кажется, что слышны голоса. Тогда я зову: «Эрна, Николай!» — и убеждаюсь в ошибке.

Вдруг раздается гулкий стук скачущих по желобу камней. Я в страхе замираю. Достаточно одному из них задеть меня — и конец! Чтобы защитить голову, подгибаю ее под локоть и, слившись со скалой, жду удара. Несколько небольших камешков проносятся мимо. Один из них сильно бьет меня в плечо.

— Эрна, Николай! Эрна, Николай!

— Иде-ем!

«Боже мой, что же произошло? Неужели они так и не выбрались наверх? Впрочем, конечно, нет, раз спускаются! Притом оба! Ах, как жалко потерянного времени! Проклятие! Теперь не избежать спуска в темноте!»

Через несколько минут мы все втроем опять повисаем между небом и землей. Солнце уже погрузилось в море. Скалы посерели. Николай трясущимися руками зажигает папиросу и судорожно втягивает дым. Эрна немногословно рассказывает об их попытке.

Они почти выбрались наверх. До деревьев над обрывом оставалось не больше двадцати метров. Но над ними поднималась почти отвесная гранитная стена. Николаю все же показалось, что, цепляясь за неровности скалы, можно выползти из ложбины и вкось взобраться к краю обрыва. С помощью Эрны он кое-как влез на узкую гранитную ступеньку и лег на ней, чтобы отдышаться. В этот момент он нечаянно взглянул вниз и вдруг осознал страшную глубину разверзшейся под ним пропасти. Это чуть его не погубило. Ужас лишил парня последних сил. Головокружительная трехсотметровая бездна тянула его, как магнит. Вероятно, он сорвался бы с покатого карниза, если бы в ту же минуту его не стошнило. Неожиданная нервная разрядка оказалась спасением.

Минут десять после этого Николай лежал, не решаясь двинуться. Лишь после долгих уговоров, едва не столкнув Эрну, он смог сползти обратно в ложбину. Именно тогда они и задели непрочный камень, который полетел ко мне, дробясь о скалы…

Томительное напряжение внезапно сменяется во мне мрачным злорадством: «Не послушались меня, теперь расплачивайтесь».

В эту минуту я почти забываю о том, что расплачиваться придется и мне. Николай и Эрна чувствуют мое настроение. От их самоуверенности не осталось и следа.

Зато ответственность опять ложится на мои плечи. Что же делать дальше? Скоро настанет ночь, а в темноте о спуске даже и думать страшно. Но иного выхода нет. Тут мы не провисим и часу. Нужно двигаться, пока можно, пока позволяют быстро сгущающиеся сумерки…

Отбросив папиросы, мы молча начинаем спускаться. На этот раз, как в кинокартине, которую смотришь с конца, все повторяется в обратном порядке. Первым на животе сползаю я, за мной Эрна, за ней Николай…

Нестерпимо медленно, шаг за шагом мы движемся вниз. К счастью, от промоины некуда отклониться. Она сама направляет наш путь. В наиболее опасных местах — на крутых перепадах и скользких гранитных скатах — Николай или Эрна, укрепившись на месте, держат меня за руку, а я осторожно соскальзываю, нащупываю ногами точку опоры. Когда длины рук не хватает, я держусь за рукоятку молотка или ремень Николая. Утвердившись на новой, невидимой в темноте опоре, я поддерживаю сползающую на меня Эрну.

Это удивительно, но ночной фантастический спуск показался менее страшным, чем подъем. Мы думали только о том, куда поставить ногу и за что ухватиться рукой. Призрачная полутьма скрывала от глаз пропасть, а безвыходность положения, к нашему счастью, выключала мысль об опасности.

Вскоре на небе затеплились звезды. Внизу, там, где днем было море, сейчас темнела ритмично вздыхающая пустота. То справа, то слева от нас спросонья вскрикивали птицы.

В начале двенадцатого после бесконечно долгого спуска мы доползли до последнего двухметрового обрыва, которым заканчивалась ложбина. Дальше была каменная осыпь, подходившая почти к самой воде. Я облегченно вздохнул. Судьба благоволит к безумцам! Мы отделались испугом. Наше страшное путешествие к небесам закончено.

— Теперь вот что, — обращаюсь я к спутникам, — советую пока дальше не спускаться. Дров мы в темноте не разыщем, а у воды будет холоднее, чем здесь. Посидим, покурим, а потом часа через два сойдем к непропуску.

Тесно прижавшись друг к другу, чтобы не растерять тепла, мы устраиваемся у подножия порога. Вспыхнула спичка. В темноте светлячками затлели две папиросы.

Внизу шумел прибой. Волны с мягким шелестом набегали на берег и, увлекая за собой мелкие камешки, откатывались назад.

Около двух часов ночи мы уже огибали непропуск. Отошедшее море обнажило узкую полоску мокрой гальки. Местами пришлось все-таки пробираться по скале, а в конце непропуска пройти с десяток метров по колени в воде.

Измученные и продрогшие, мы спешим к лагерю. Издали видно высоко вздымающееся пламя большого костра, еще с вечера зажженного для нас обеспокоенными товаг рищами. На рассвете они уже собирались идти на розыски. Мы подходим к костру, над которым висит кипящий чайник.