Общая ширина базальтового потока равна здесь полутора километрам. Вскоре я дохожу до противоположного его края и, соскочив с последней базальтовой глыбы, погружаюсь в мягкий мох, покрывающий сплошным зеленым ковром этот склон долины. Тут же начинается невысокий лиственничный лес с некогда, по-видимому, густым, но давно выгоревшим кедровым подлеском. Извивающиеся по земле кривые ветки сухого стланика очень затрудняют подъем.

Наконец я добрался до небольшой лысины, откуда открывается чудесный вид на долину Монни и базальтовый поток. Минуты такой радости способны искупить все усилия, затраченные на достижение цели.

Насколько хватает глаз, долина Монни заполнена черными ламами. С этой высоты я смутно вижу узкий, как лезвие ножа, конец потока; его начало теряется где-то на востоке — там сейчас тучи, от которых протянулись косые полосы дождя.

Отчетливо видна и крупная волнистость поверхности потока, и мелкие четкие гряды валов коробления. Они вытягиваются вдоль края потока в два-три, а местами и в пять рядов, совершенно напоминая своим видом набегающие на берег волны морского прибоя. Но почему они параллельны, а не перпендикулярны долине Монни и лавовому потоку? Значит, лавы текли не только вниз по долине, но и от правого ее склона к левому? Присматриваюсь. Так и есть! Поверхность потока ясно наклонена и с востока на запад, и с севера на юг, то есть и вниз по долине, и от правого ее склона к левому. Следовательно, движение лав имело чрезвычайно сложный характер.

Колоссальная лавовая река, которая и по глубине и по ширине превышает Неву, а по длине уступает ей лишь несколько километров, производит неизгладимое впечатление. Невольно представляешь себе страшную картину извержения, когда эти необозримые просторы ныне застывших базальтов полыхали пламенем и дымом. В зеленую долину Монни хлынули огромные огненно-красные потоки раскаленной лавы. Со взрывами и страшным шипением мгновенно вскипала и испарялась вода в реке. Ярким огнем вспыхивали и горели леса и травы. Обезумев от ужаса, бежало отсюда все живое. Мы недавно плыли мимо охваченного пожаром леса, но разве можно сравнить это маленькое пламя с космическим горением вулкана!

Речку, которая когда-то мирно вилась посреди долины, лава вытеснила к ее левому краю. Отсюда хорошо видно, что узенькая полоска ручья вскоре вовсе исчезает, поглощенная черной. массой базальта. Несколькими километрами выше уже вся широкая долина Монни от края до края занята только застывшими лавами. Следовательно, передо мной единственный в своем роде пример горной долины, которая более чем на полсотни километров лишена реки. Такое явление очень редко встречается даже в засушливых странах юга, а в богатых водой северных широтах оно и вовсе выглядит шуткой природы!

Однако куда же в самом деле исчезает вся вода с обширных пространств бассейна Монни? (По моим грубым подсчетам, общая его площадь должна приближаться к полутора тысячам квадратных километров.)

С высокого склона, на котором я сейчас расположился, открывается широкий вид на долину; он сразу разъясняет загадку и вместе с тем помогает восстановить историю здешних рек.

Начиная с того места, где иссякла тоненькая ниточка реки, я вижу длинный ряд озер, замыкающих каждое из боковых ущелий долины Монни. Сколько притоков, столько и озер, в которые собирается текущая с гор вода. Эти озера мы видели на аэрофотоснимках еще до выезда в экспедицию. Запрудные озера! Заполнив некогда всю ширину долины, лавы заперли собой боковые притоки, образовав громадные запруды. Отсюда хорошо видны ближайшие ко мне ущелья, справа и слева сбегающие к долине Монни. В каждом из них течет маленькая, заканчивающаяся озером речка.

Но это еще более парадоксально! Нормальная, хотя и запертая, речная сеть в боковых ущельях — и абсолютно безводная главная долина!

Однако и это легко объяснимо. Долина Монни вовсе не безводна — безводна лишь поверхность лавового потока; вода, очевидно, просачивается здесь под базальтами в виде скрытых от глаза ручейков и собирается в одном видимом русле лишь там, где между склоном долины и лавами оказывается узенькая щель. Теперь я вспоминаю, что по пути сюда мне не раз мерещилось нечто вроде тихого журчания. Конечно, это были подземные ручьи!

Вместе с тем поражает совершенное отсутствие каких-либо признаков начавшегося размыва лавовой запруды, И базальтовый поток, и подпертые им озера выглядят так, как будто извержение произошло вчера, а ведь вода — самый энергичный преобразователь земли. Видно, и в самом деле вулканизм долины Монни имеет совсем недавнее происхождение.

Покончив с записями и фотографией, спускаюсь со своего наблюдательного пункта и пересекаю лавовый поток в обратном направлении. На каждом шагу встречаются необыкновенно эффектные формы проявления вулканических сил. Вот на поверхности лавового потока поднимается небольшой купол — это вздувшийся под напором вулканических газов огромный лавовый пузырь. Высота купола достигает двух, диаметр — восьми метров. Купол несомненно образовался еще до застывания лавы, что доказывается опоясывающими его концентрическими рядами канатных лав — это следы стекания расплава с вершины пузыря. Неподалеку несколько лопнувших лавовых вздутий, от которых сохранились только наклоненные к центру каемки.

Подолгу задерживаясь то у одного, то у другого интересного места, я очень медленно двигаюсь к цели — нашему новому лагерю. Мой рюкзак полон замечательными образцами лав и сильно оттягивает плечи. Уже пройдя середину потока, я натыкаюсь на довольно глубокую впадину, дно которой занято небольшим светлым озером. Это первая вода, встретившаяся мне за день. Я жадно пью, став на колени. Она прозрачна, холодна, хотя и не очень вкусна благодаря слишком малому содержанию солей. Берега озера прикрыты тонким слоем наносной почвы и поэтому зеленеют пушистой травой и редкими кустами низкорослой полярной березки. На противоположной стороне стоят тоненькие чахлые лиственницы. Итак, на поверхности лавового потока все-таки что-то растет! Толщина стволов у самых больших деревьев не превышает двадцати сантиметров. Но и это очень много. Лиственница, особенно в северных широтах, растет крайне медленно. Если считать, как полагают специалисты, что годовой прирост равен миллиметру, этим невзрачным деревьям приблизительно по двести лет! Впоследствии мы еще несколько раз встретили подобные зеленые оазисы посреди черной пустыни базальтов. Нигде диаметр лиственниц в этих крошечных рощицах не превышал двадцати пяти сантиметров. Это уже давало некоторую возможность приблизительно оценить возраст вулканического извержения. Очевидно, огненная драма разыгралась в долине Монни во всяком случае не меньше чем двести — двести пятьдесят лет назад.

— Это минимальный возраст, а что можно сказать о максимальном? — спросил меня в тот вечер Куклин.

— О, это очень неопределенно! Не думаю, что больше четырехсот — пятисот лет. Уж очень хорошо сохранились все структурные особенности лавового потока и самих лав!

— И уж очень хорошо это извержение сохранилось в памяти у ламутов, — добавляет Саша.

— Конечно, это тоже важное указание на молодость вулкана.

Перебравшись через очередной лавовый вал, я увидел поднимающийся вдали столб черного дыма и поспешил к нему. Через полчаса за зоной глыбовых лав показалась наша палаточка. Перед огромным костром, в который, чтобы он побольше дымил, была навалена всякая древесная рухлядь, приплясывал» маленькая фигурка Куклина.

Петя рассказал, что по пути сюда им пришлось дважды прорубаться через старые лесные завалы, полностью перегородившие реку. Иначе пришлось бы стать лагерем километра на три ниже.

В двухстах метрах от палатки находится видимый конец реки. Подойдя туда после ужина, я вижу серию мощных родников. С веселым журчанием они вытекают из- под глыбовых нагромождений базальта и почти тут же объединяются в едином русле. Редкий пример «судоходной» до самых своих истоков реки! Впрочем, теперь я знаю, что истинное начало Монни находится в пятидесяти километрах к востоку отсюда; лишь вулканические явления нарушили естественный порядок вещей и исказили привычные особенности нормально развивавшейся речной сети.