Грозный и строгий, невзирая на всклокоченные волосы и домашнюю одежду, Дед Арья стоял над Женем. Тот проснулся сразу, как только шаманы вошли в комнату, но глядел квело и сонно. Хлопал глазами, натягивая плед на плечи, зябнущие со сна. Ксе сел и сидел прямо на ковре, медленно приходя в себя: короткая, но глубокая ходка в тонкий мир, казалось, перевернула мозги вверх ногами, а на деле поставила их как положено. Теперь шаман чувствовал все, что должен был чувствовать, и неприятно это было до чрезвычайности.

Он по-прежнему мало что понимал.

- Ну здравствуй, - почти торжественно сказал Арья.

- Здравствуйте, - тихо ответил Жень, оробев. – А вы кто?

- Это Лев Аронович, - Ксе не слышал собственного голоса. – Мой учитель.

- Меня зовут Арья, - уточнил старик. – Я шаман.

Жень узнал интонацию, но если в устах Ксе она его насмешила, то великомогучий Дед внушал благоговение. Парень немедленно продрал глаза и почти по-военному взлетел с дивана.

- Я…

Арья оборвал:

- Тихо.

Он стоял и смотрел на него пристально, точно истукан, а Ксе видел, что Женя мало-помалу захлестывает прежний ужас. Возражать и сопротивляться Деду у него не получалось. Пацан украдкой хрустел пальцами, отводя лицо в безуспешной попытке спастись от страшных всевидящих глаз Арьи; губы у него серели, и кажется, вот-вот подступила бы судорога, сродни той, что была на улице, когда Жень попался Ксе и принял его за жреца.

- Чего вам… - начал он, и голос сорвался.

- Тихо, - хмуро повторил Дед.

Ксе рассказал ему предысторию в нескольких фразах: на большее и истории, и соображений по ее поводу не хватало. Услыхав о жрецах, Арья сделался еще мрачнее и сосредоточенней, чем был, надолго задумался, а потом сказал: «Дурак ты, Ксе… и Матьземля т-тебя потому любит. Т-только хорошего от той любви ждать не надо… Н-не понимаешь, с-сказал? Я вот, к-кажется, уже понял…» Ксе успел только рот открыть, когда Дед ухватил его за шиворот и потащил за собой – навстречу стереосистеме Санда и любовной ласке древней богини.

…Арья, наконец, глубоко вздохнул и отвел взгляд. Жень чуть не свалился от облегчения.

- Значит, так, - сказал Дед. – Т-ты садись, садись…

Жень облегченно свалился.

- За тобой охотятся жрецы, - протянул Арья раздумчиво, но на лице его читалось, что загадок для него больше нет. – К-которые довели до смерти твоего отца, и т-тебе в их руках грозит то же самое. И т-ты никого не можешь просить о помощи, вот в чем вся подлость-то, Жень…

Тот смотрел снизу вверх, широко распахнутыми глазами, не то с ужасом, не то с мольбой. Костяшки сцепленных в замок пальцев побелели.

- Тебя даже закон не защищает, нет такой строчки в законе. Кошку-собаку защищает, а тебя – нет.

«Дед, - мысленно взмолился Ксе, - ну зачем ты так?» Учитель причинял боль другому, но видеть это было больно и ученику. Женя уже трясло. А пацан никому ничего плохого не сделал, хоть и таскал с собой кучу ножей… почему Арья говорит, что его не защищает закон?!.

- Дед, - без дыхания простонал Ксе. – Что ты говоришь такое?..

- Только вот Матьземле не все равно, что с тобой сделают, - тот не слышал его. – Это Матьземле-то. К-которая вообще мало что соображает, а уж единственного человечка ввек не заметит, к-кем бы он ни был, что бы ни натворил…

Жень сжался в комок, втягивая голову в плечи; глядел исподлобья, и лихорадочно блестели глаза. Дед Арья взял его за подбородок длинными костлявыми пальцами – мальчишка стерпел, покорно поднял лицо.

- Жень, - сказал старый шаман. – Да ведь ты божонок.

2.

Офис находился не то чтобы на окраине, но в подворотне – в глухом и грязном дворе, в пяти минутах ходьбы от Трех вокзалов. Само здание, где арендовали помещения несколько фирм, было новым, но место определенно не годилось для приличных учреждений. Впрочем, в филиал контору и перевели по причине малоприличной специализации. Поначалу московский отдел по работе с клиентами располагался прямо в здании Минтэнерго, но потом выяснилось, что, во-первых, клиентура робеет роскошного дворца министерства, а во-вторых, клиентура эта такая, какую любое вменяемое учреждение предпочтет не пускать на порог. Существовал строжайший приказ именовать их «клиентурой», но сотрудники постоянно сбивались и путались, потому что нормальной клиентурой были акционеры и прочие уважаемые люди, а то, что ходило теперь, слава богам, в филиал на Киевской, называлось «бомжами», «идиотами» и «сырьем».

Клиент, который сейчас, тонко звеня проглоченным аршином, сидел на зыбком крутящемся стуле перед фронтлайн-менеджером, не походил на бомжа.

А значит, был идиотом.

Иных вариантов менеджер представить себе не мог.

- Пожалуйста, - терпеливо и зло говорил он, - внимательно прочитайте договор. Все пункты.

- Зачем? – тихо сказал клиент. – Я знаю, в чем суть этой сделки. Какая может быть разница?

«Омерзительный тип», - подумал менеджер и присовокупил, что тип явно собирается поиметь его в мозг. Договор был отпечатан крупным шрифтом и сформулирован предельно простыми фразами, потому что частенько клиенты плохо читали, или вообще от тяжкой жизни успевали забыть, как это делается. Они еще и воняли частенько, но менеджер не отличался брезгливостью.

Этот был из другого теста.

Клиент смахивал на романтического юношу, который постарел, пооблез и в целом опечален жизнью, но ума так и не приобрел. Самое смешное, что мужик-то был молодой, едва под тридцать, но вот как юноша он успел постареть. Хиппи, а может, и не хиппи, в трепаной одежонке, белобрысый, нечисто выбритый, с остатками угрей на щеках, вид он имел шизофренический и смиренный. Аж подташнивало. Менеджер старался лишний раз не поднимать взгляда.

Такие – они хуже всего.

- Поймите правильно, - сказал менеджер с откровенной ненавистью. – Мне абсолютно безразлична ваша судьба. Прочитаете вы договор или нет, передумаете или нет. Есть вещи, которые я делать обязан. Я обязан вас отговаривать. Причем долго.

- Может, как-нибудь обойдемся без этого? – так же тихо попросил клиент.

- Меня уволят, - грубо сообщил менеджер. Измываться над захожанами он имел полное право: это тоже считалось способом убедить их отказаться и уйти, и слава богам – иначе было бы совсем невмоготу.

- А если…

- Здесь скрытая камера, - отрезал он. – Но если вы не будете перебивать, я могу сократить лекцию. Идет?

Юноша молча кивнул.

Менеджер прикрыл глаза, сосредотачиваясь. Потом уставился в стену поверх его головы.

- Итак, - сказал он. – В договоре сказано, что вы передаете государственной компании Ростэнергопром право распоряжаться вашим тонким телом после засвидетельствования факта вашей физической смерти. Это ложь. Не перебивайте. Это официальная ложь, вызванная требованиями действующего законодательства, я уполномочен об этом сообщать. Вы идентифицируете себя с плотным телом, что является вашей фатальной ошибкой. После смерти этого тела вы не перестанете осознавать себя. Вы передаете права не на труп, а на себя самого.

За окнами стоял ясный осенний день, но по офису медлительно текли сумерки. Лампы дневного света ровно гудели; их тусклый свет, казалось, блек, выцветал до какого-то потустороннего оттенка, и живые цветы в горшках казались искусственными.

Менеджер подался вперед, почти опустившись грудью на стол.

- Раньше это называлось «продать душу», - свистящим шепотом сказал он.

- Я знаю, - ответил клиент. В глазах его серела решимость.

Менеджер сел.

- Вы сатанист? – обыденным голосом спросил он.

- Что?

- Некоторые сатанисты думают, что тут можно продать душу Люциферу, - криво ухмылялся менеджер. – Двух-трех мне так и не удалось переубедить, но их, откровенно говоря, и не жалко. Послушайте, вы продаете душу не потусторонним силам, уж не знаю, какие вам больше нравятся, а нашему родному государству. Не дальше, никак не дальше, чем Российской Федерации в лице государственной акционерной компании Ростэнергопром. Вы так любите Родину?