Вечером подул северо-восточный ветер, а ночью началась желанная метель. Ветер не превышал 10–12 метров в секунду, дул ровно. Сутки мы просидели в старом лагере и на этот раз нисколько не тяготились задержкой, так как знали, что метель с каждым часом улучшает дорогу.

И действительно, мы сразу убедились в этом, как только 30 апреля снова пустились в путь. Рыхлого снега на прибрежной полосе точно не бывало. Зато между лежащими грядой айсбергами он местами доходил до пояса. Запомнив на всю жизнь, в какую ловушку мы с охотником когда-то попали, забравшись в гущу ледяных гор, теперь я тщательно обводил наш караван мимо пагубного места и не отрывался от узенькой полоски ровного льда между берегом и айсбергами. Но и здесь работа ледников давала себя чувствовать. На последних пяти километрах перехода стали часто попадаться участки с выжатой на лед морской водой. Она превратила снежный покров в клейкую кашицу. Собаки шарахались в сторону, но деваться было некуда. Справа шел наполовину обнаженный из-под снега и поэтому непроходимый для саней берег, а слева возвышалась еще более непроходимая чаща айсбергов с огромными сугробами рыхлого снега между ними. Волей-неволей надо было преодолевать неприятные участки.

Весь день удерживалась пасмурная погода. Картина поблекла. Рассеянный свет не давал теней. Ледяные обрывы светились тусклым и холодным зеленовато-голубым светом. Но видимость была вполне удовлетворительной, и это дало нам возможность убедиться в том, что куполообразные возвышенности на противоположном берегу пролива связаны между собой и представляют один большой остров, сплошь покрытый ледниковым щитом. Только на одном небольшом участке этого берега между гигантскими ледяными потоками виднелся кусок обнаженного берега.

Весь переход проделали со съемкой, беспрерывно пеленгуя противоположный берег.

На ночлег остановились под высоким пирамидальным айсбергом. На вершине его укрепили наш флаг. В канун Первого мая нас больше чем когда-либо радовал его шелест.

В проливе Красной Армии

Наступило Первое мая.

Поздравляя в это утро друг друга с праздником, мы словно видели родную Москву, Красную площадь и товарища Сталина, стоящего на мавзолее из красного гранита и приветствующего демонстрацию.

Здесь, на Северной Земле, мы сознавали себя членами огромного коллектива строителей, социализма. И нам хотелось влиться в стройные ряды первомайского шествия.

Наша «колонна» была самой маленькой, но полноправной частицей многомиллионной демонстрации трудящихся Советского Союза.

Красный флаг мы сняли с высокого айсберга, закрепили его на моих передних санях и двинулись дальше по проливу Красной Армии.

Небо было пасмурным. Юго-западный ветер, слабый с утра, к полудню усилился — начал мести поземку. Дорога была хорошей, обнажения встречались редко. Задерживались мы только на тех точках, где брались очередные азимуты и зарисовывался видимый рельеф. Продвигались быстро.

Наш путь шел по узкой полоске прибрежного ровного льда. Справа от него тянулся угрюмый, засыпанный снегом, сглаженный и низкий берег, а слева возвышались тысячи плотно сдвинувшихся айсбергов, за которыми виднелась голубая стена ледника, обрамляющая неизвестный, покрытый льдом остров.

Не слышно было ни одного звука, кроме легкого посвистывания ветра, поднимавшего поземку, да редкого потрескивания льдов. Мы были здесь единственными нарушителями тишины. Но ощущение первомайского праздника попрежнему владело нами. В шорохе поземки мы как бы слышали шелест шелковых знамен.

Пользуясь отсутствием тумана, мы и в этот день благополучно миновали неразбериху айсбергов и ледяных нагромождений. Сравнительно хорошая видимость позволяла на протяжении всего пути пеленговать противоположный берег пролива. Теперь уже не было никакого сомнения в том, что это берег большого острова, беспрерывно тянущегося на северо-восток.

_{^{За проливом высились скалы мыса Ворошилова.}}

Около полуночи, на 46-м километре перехода, мы подкатили к громаде мыса Ворошилова. Гигантские скалы его, как и в первый раз, произвели величественное впечатление. Как возбуждает праздник, так и эти скалы радуют и тянут к себе взгляд после низменного, сглаженного, скучного берега. В добавление к этому здесь нас встретили новые звуки и живые существа. На скалах было много птиц. Встревоженные выстрелом, из каменных расселин и с карнизов скал с криками снимались большие стаи чистиков и люриков. Сделав в воздухе несколько кругов, они снова возвращались на скалы и исчезали из виду. Птиц было много, но они или скрывались в неровностях, или сидели так высоко, что рассмотреть их снизу было нельзя. Мы несколько раз поднимали птиц ради одного лишь удовольствия видеть вокруг себя живые существа. Когда очередной выстрел поднял особенно большую стаю, Журавлев, смотря на нее, начал было: «С ружьем здесь можно…», но остановился. Птицы скрылись на высокой скале. Охотник задумался, — «…очень скоро помереть с голоду», — закончил я его фразу. И Журавлев утвердительно кивнул головой. Действительно, добыть сейчас здесь птиц было невозможно. Вот летом — другое дело: на льду появятся озера воды, забереги или разводья, и птицы будут садиться на них для кормежки.

Ветер усиливался. Вблизи скал он уже проносился со свистом. Лед здесь был, как и раньше, точно отполированный. Палатку поставить было негде.

Мы гикнули на собак и вместе с ветром пронеслись 6 километров к маленькому островку, где было наше продовольственное депо.

За день прошли 52 километра и на протяжении почти 50 километров засняли оба берега пролива Красной Армии. Это более чем хорошо. Можно бы со спокойной совестью перейти к отдыху. Но ветер все больше и больше разгонял облака. Голубой сектор неба быстро увеличивался. Открылось солнце. Оно-то и отвлекало нас от отдыха. Была надежда, что в 6 часов утра погода позволит провести утренние астрономические наблюдения. И мы решили дождаться этого часа.

Долго сидели за нашим праздничным ужином. Он не отличался ничем особенным, но был сытным, как всегда.

Горячую пищу мы принимаем, как правило, три раза в сутки. Только иногда, из-за погоды или увлекшись хорошей дорогой, отступаем от этого правила — едим перед выходом в путь и по окончании перехода, расположившись на ночлег. Я сознательно не употребляю слов: утром, в полдень, вечером. Солнце светит нам круглые сутки. Чередования наших переходов и отдыха в основном зависят не от наличия света, а от погоды. И хотя мы по инерции и стараемся придерживаться привычного распределения суток, все же нередко завтракаем вечером, а ужинаем утром; спим днем и работаем ночью. Очень часто ужин и обед у нас объединяются.

После пополнения запасов со склада на мысе Серпа и Молота и с учетом продуктов здешнего склада мы теперь располагали полуторамесячным резервом продовольствия. Наш суточный рацион определялся следующими данными:

Наименование продукта	Суточная норма на человека в граммах	Калорийность
Галеты пшеничные	300	900
Печенье	30	90
Рис	70	245
Мясные консервы	338	660
Макароны	20	60
Пеммикан	100	390
Масло сливочное	100	760
Сахар	100	410
Молоко в порошке	20	106
Молоко сгущенное	70	540
Шоколад	50	214
Кофе	10	10
Какао	10	40
Овощи сушеные	10	24
Лук сушеный	5	12
Перец	1	—
Клюквенный экстракт	5	—
Соль	10	—
Коньяк	10	—
Чай	10	—
Всего	1269	4461