Иногда за Лидией заходила ее двоюродная сестра Мария Микота, или просто Майя, тоже красавица, хотя и не похожая на сестру — худощавая, живая, с красивыми зелеными глазами.
Майя и Лидия жили вместе в трехкомнатной квартире с балконом по улице Легионеров, 15. Только их самые верные поклонники бывали в этой квартире. Со временем здесь составилась постоянная компания: несколько офицеров, кое-кто из видных чиновников немецких учреждений. Веселились, танцевали под патефон, рассказывали анекдоты, играли в карты. Постоянные посетители зачастую приходили с приезжими друзьями — офицерами, следующими через Ровно с фронта и на фронт. Своим человеком в доме был и обер-лейтенант Пауль Зиберт. Ему приходилось бывать в Ровно по делам службы каждые две-три недели. И, чтобы не мотаться по военным гостиницам, он снял у Лисовской комнату. Человек он был воспитанный, интересный, живал не больше, чем по неделе, а платил сразу за целый месяц. Хозяйки были довольны жильцом.
Присутствие двух красивых женщин, музыка, вино развязывали языки. Никто из посетителей этого гостеприимного дома не догадывался, что их очаровательные хозяйки являются агентами немецкой службы безопасности СД, в обязанности которых входило регулярно сообщать шефам о настроениях в офицерской среде, о крамольных разговорах и тому подобном.
Но в свою очередь и руководителям ровенского гестапо не было известно, что Лида и Майя на самом деле являются глубоко законспирированными советскими разведчицами из отряда Медведева. И только один из немецких офицеров — Зиберт — знал о сложной игре этих двух красивых сестер, которые даже не подозревали, что этот блестящий гестаповский офицер является Николаем Ивановичем Кузнецовым, и относились к нему так же, как к любому немецкому офицеру.
О существовании Лиды и Майи в самом отряде было известно лишь очень ограниченному кругу лиц. Регулярно в их доме бывал лишь Николай Гнидюк. Его знали на ровенском черном рынке как крупного спекулянта — пана Яна Багинского. Впрочем, эту славу Коля заслужил отнюдь не своими способностями коммерсанта, которыми он не обладал, а благодаря наличию всегда туго набитого бумажника. Трофейных денег в отряде Медведева было сколько угодно.
Каждые три-четыре дня мы получали от Лидии и Майи очень ценную информацию. Особенно интересным оказалось содержание нескольких разговоров, имевших место в их квартире в мае — июне 1943 года.
— Нет, пани Лидия, — вальсируя, рисовался перед Лисовской высокий надушенный капитан, — эта Россия все таки дикая страна. О, разумеется, — он галантно поклонился, — в ней встречаются красивые женщины, но все-таки попасть сюда после Парижа… Согласитесь, это ужасно.
— Чем же вы провинились, Людвиг, что вас наказали поездкой на восточный фронт?
— Решительно ничем. С Елисейскими полями пришлось распроститься всем моим сослуживцам. Командир моего батальона майор Кун, когда узнал, что пришел приказ отправиться в какой-то Белгород, так напился, что выпал из автомобиля. Бедняга до сих пор в госпитале.
В другом углу комнаты Майя сочувственно выслушивала излияния грузного танкиста.
— Мои друзья уже давно командуют батальонами, а я все сижу на роте.
— А почему?
— Да разве можно отличиться, когда уже второй год топчемся на одном и том же месте! Но уж теперь я не упущу случая и привезу после Орла «дубовые листья»…
— А что это значит: «дубовые листья»? — спросила Майя.
— О, это самая высокая рыцарская награда, которую вручает сам фюрер за особые боевые подвиги.
А еще один танкист пил на брудершафт с Кузнецовым.
— Где ты так загорел, — как бы невзначай спросил Кузнецов своего собутыльника, — на каком курорте?
— Хорош курорт! — ответил тот. — Хотел бы я поглядеть на тебя после того, как ты пожарился бы год под африканским солнцем. Нет, что ни говори, пустыня — это не место для белого человека. Кстати, ты говорил, что тебя зацепило под Курском. Не дашь ли адресок какой-нибудь красотки?
Тут же он рассказал Кузнецову, как их дивизия добралась наконец из далекой Африки на восточный фронт.
Три упомянутых разговора и некоторые другие сведения, которые методически и скрупулезно собирались в отряде Медведева, позволили установить, что:
из Франции в Белгород передислоцируется пехотная дивизия;
из-под Ленинграда на Орел кружным путем следует танковая дивизия;
с африканского театра военных действий немцы перебрасывают под Курск свои танковые части.
Сообщив обо всем в Москву, наш отряд усилил разведку, в первую очередь на транспорте и линиях связи. И тут особую роль суждено было сыграть действовавшему под руководством нашего отряда партизанскому подполью в небольшом городке Здолбуново под Ровно.
Ядро подполья составляли замечательные советские патриоты Дмитрий Красноголовец, братья Михаил и Сергей Шмереги, жена Михаила — Анастасия, Петр Бойко, Леонтий Клименко, Константин Шорохов.
Немцы не имели покоя в Здолбунове. Взрывались эшелоны с живой силой и техникой, полыхали склады, падали под меткими выстрелами народных мстителей немецкие палачи.
В мае 1943 года командование отряда передало подпольщикам задание: усилить наблюдение за Здолбуновским железнодорожным узлом, к которому сходились пути от Львова, Ровно, Шепетовки, Ковеля. До сих пор контролю наших разведчиков подвергались лишь поезда, останавливающиеся в Здолбунове. Составы же, миновавшие станцию без остановки, оставались вне наблюдения.
Надо было найти пути к надежному источнику получения сведений о работе Здолбуновского узла. И это осуществил партизан-подпольщик, скромный комсомолец Авраамий Иванов.
Судьба забросила его на эту станцию после окружения, в которое он попал в 1941 году. Он работал уборщиком на путях. Подпольщики давно обратили внимание на этого малоразговорчивого человека, но принимать в свою среду не спешили. Кое-кто находил Иванова слишком угрюмым и настороженным. Наконец произошел разговор начистоту, и Иванову предложили вступить в подпольную организацию. И чекисты не ошиблись.
— Конечно, я согласен выполнить любое задание, — сказал он Гнидюку, который вел с ним разговор.
Авраамий оказался одним из лучших разведчиков отряда. Ему удалось достать бесплатный проездной билет и раздобыть пропуск, дающий право проезда даже на товарных поездах. Почти ежедневно, невзирая ни на какую погоду и усталость, голодный, в плохонькой одежонке, Иванов садился в поезд, ехал до станции Клевань, а оттуда уже пешком отмеривал четыре километра до «зеленого маяка» — партизанского поста в лесу. Там он отдавал донесения дежурным бойцам и сразу же отправлялся в обратный путь. Рано утром он обязан был с точностью до минуты явиться на работу.
Однажды во время такого приезда он вручил мне пакет, а сам скромно отошел в сторонку. Я вскрыл пакет и обомлел. В руках у меня был отпечатанный под копирку совершенно секретный документ — экземпляр ежедневной оперативной сводки о прохождении эшелонов через Здолбуново. Сводка содержала сведения о каждом составе. Последующая проверка полностью подтвердила достоверность этих материалов. Как оказалось, Авраамий сумел привлечь к разведывательной работе военного оператора станции — чеха из Судет по имени Иозеф, который по документам считался немцем. Он был убежденным антифашистом и охотно согласился помогать партизанам. В служебные обязанности Йозефа входило печатать на машинке в двух экземплярах совершенно секретные сводки прохождения через станцию Здолбуново всех эшелонов. Один экземпляр предназначался для коменданта станции, второй — начальнику военных сообщений гитлеровской армии. Теперь Иозеф стал закладывать в машинку третий экземпляр.
На протяжении нескольких месяцев Иванов ежедневно доставлял в отряд эти ценные данные. Они оказались полезными для достойной подготовки Советской Армии к встрече немецкого наступления под Курском.
Уже полыхала огнем курская земля, когда мы получили из Москвы лаконичный приказ: любой ценой уничтожить двухколейный железнодорожный мост через реку Горинь между Здолбуново и Шепетовкой. Повреждение моста прервало бы снабжение фашистской армии в самое трудное для гитлеровцев время — в разгар наступления. Это была нелегкая задача. Мост охраняла усиленная рота. Кругом торчали зенитки. Наши разведчики насчитали несколько замаскированных минометных батарей и до двадцати пулеметных гнезд. Ни о каком лобовом заходе не могло быть и речи. Тогда решили сбросить на него мину прямо с поезда. Для этого требовался снаряд большой разрушительной силы, весом 40–50 килограммов. Выполнение операции было поручено Николаю Гнидюку.