— Глупый какой! Что ж ты обо мне думал?

— Я думал, тебе все равно.

— Мне не все равно. Ты же знаешь.

Машину опять сильно тряхнуло на повороте.

— Какая у тебя рука, — сказал Этьенн.

— Какая?

— Маленькая, теплая, точно воробушка держишь. И косточки, как у воробушка: остренькие, маленькие…

— А у тебя сильные руки, — сказала Клэр. — Я помню, как ты при мне свою маму поднял.

— Да она совсем легкая у меня, — сказал Этьенн.

— Хорошая она. И папа твой хороший.

— Работяга. Знаешь, он весь свет объездил…

— Знаю. Мне Мать рассказывала. — Клэр вдруг беспокойно задвигалась. — Боюсь я за них, вот что.

— Боишься?

— Ну да. Как бы не случилось чего-нибудь. С этим собранием и вообще. Шпиков кругом — миллион.

— Не бойся ничего, товарищи выручат, — сказал Этьенн. — Я, например, никогда не боюсь.

Машина, видимо, шла теперь по ровному полотну, и их покачивало легко и ровно, как в люльке.

— Знаешь, когда я стану зарабатывать no-настоящему, я подарю тебе кольцо, — вдруг сказал Этьенн.

— Зачем? Коммунисты не носят украшений.

— Почему? Коммунисты не монахи, — возразил Этьенн. — А мне хочется подарить тебе что-нибудь красивое, потому что… потому что ты сама красивая, Клэр. Вот.

— Что еще выдумал! — сказала счастливым голосом Клэр.

Дождь стучал быстро и неровно, точь-в-точь как их сердца.

— Ты еще не знаешь про меня, какая я, — опять начала Клэр.

— Какая?

— Правда, это давно было, но ты все-таки должен знать. Я один раз… украла, — с усилием выговорила Клэр.

— Украла?! Ты?!

— Да, я. Вот послушай…

И под шум дождя, иногда повышая голос, чтобы пересилить вой мотора, Клэр стала рассказывать о птичке колибри из магазина Рамюр. Этьенн чувствовал жар ее щеки, трепет всего ее тела. Все это было еще так живо в ней. Когда она кончила, мальчик долго молчал. Клэр ждала, ждала… Наконец ей стало невтерпеж. Она тронула Этьенна за руку.

— Ну, что же ты ничего не спрашиваешь? — В голосе ее был даже вызов.

— И она с тех пор никогда не вынимала ее при тебе? — спросил Этьенн.

«Она» — это была Мать.

— Никогда, — сказала Клэр.

— Ну, тогда выбрось все это из головы, — сказал с облегчением Этьенн. — Ты ведь тогда была совсем крошка, — прибавил он мягко.

— Не могу, — сказала Клэр, — умирать буду, тоже вспомню!.. Так и стоит… — она засопела.

— Давай о другом говорить, — сказал Этьенн.

— Давай. Только о чем?

— О нас, — сказал Этьенн.

— Или о дожде, — Клэр тихонько засмеялась.

— Нет, лучше о нас.

— Ну хорошо. Заметил ты, как Корасон утащил Жюжю? — спросила Клэр.

— Заметил.

— Как по-твоему, Корасон знает?

— Что знает?

— Ну… про нас?

— Наверное, знает. Корасон все на свете знает и понимает, — гордо сказал Этьенн.

— Хорошо, что он друг и с тобой и со мной. Правда?

— Угу. Мы всегда будем дружить, верно?

— Ну конечно. И он будет приходить к нам каждый день, когда мы…

— Когда мы что, Клэр?

Клэр не отвечала.

— Ну, Клэр, ну, скажи, когда мы что?

— Послушайте, что же вы сидите там, под этой покрышкой? Ведь дождя уже давно нет! — закричал Жюжю.

Машина стояла. Дождя действительно не было.

ТЭД ЗА ДРУЗЕЙ

Тэд и Дэв лениво стягивали с себя рабочие куртки и штаны. Сегодня они славно поработали в столярной. Правда, работа была не слишком интересная: все скамейки, да скамейки, да какие-то щиты — заказ муниципалитета для городского парка, как объяснил им Ксавье. Но работалось так дружно, так душисто пахло сосновой стружкой, такая хорошая подобралась компания во главе с самим бригадиром Ксавье, что мальчики остались очень довольны своим днем. Дэв еще с детства ходил с отцом на лесопилку и помогал ему дома столярничать. Правда, об этом он грачам ни слова не сказал. Выбрал себе в мастерской нужный инструмент, приглядел доску получше, без сучков, и принялся строгать так, что только шипел рубанок и стружки колесом скатывались на пол.

— О, да ты не только маляр, электрик и гидротехник, ты, оказывается, еще и столяр! — с уважением сказал Жорж, сколачивавший тут же деревянные щиты.

— Любой парень нашего возраста должен все уметь, — сказал Дэв, продолжая строгать. — Ничего в этом нет особенного… Нормально.

— А я, как садовод турецкого паши, — сказал, подмигивая, Жорж, — на все руки.

— Какой садовод? Что за садовод? — заговорили, загалдели со всех сторон грачи.

По лукавому виду Жоржа бригада поняла: сейчас последует какая-нибудь забавная история.

— А вот позвал к себе раз турецкий паша прохожего и спрашивает его:

— Что ты умеешь делать?

— Что желаете, ваше величество? Могу печь хлеб, глотать змей, делать фокусы, лечить собачьи укусы, рыть колодцы. Вот только за цветами и садами ухаживать не умею.

— Отлично, — сказал паша. — В таком случае делаю тебя моим придворным садоводом.

— Вот и я так же столярничаю, как этот садовод ухаживал за садом, — прибавил Жорж под смех всей бригады.

Даже хмурый бригадир Ксавье смеялся. Вначале Ксавье еще косился на американских школьников, но уже в первый вечер молча пожал им руки.

Если говорить правду, Тэд был рад скоротать время любой работой. Последние два дня он чувствовал себя одиноким и ужасно скучал: совершенно неожиданно вдруг сорвались и уехали девочки. Зачем? Почему так срочно? Этого не могла сказать ему даже Лисси Бойм. А он еще собирался столько рассказать ей об Америке, и о школе, и о своем отце, который был, видимо, во многом похож на отца Лисси. А как стало скучно без Лисси на баскетбольной площадке, где они так славно сражались! Черт! И почему это всюду ему мерещатся серые глаза и широкий приплюснутый нос, который так смешно вдруг начинал морщиться, когда Лисси бывала чем-нибудь довольна. Если бы хоть Жюжю был с ним! Но и Жюжю вдруг тоже отправился ни с того ни с сего со старшими ребятами куда-то на машине, и вот уже два дня его нет как нет. По правде говоря, Тэд немножко стеснялся этой дружбы. Ох, не миновать ему насмешек своих ребят на обратном пути! Подумать только: взрослый, пятнадцатилетний, уважающий себя человек и вдруг проводит все время с каким-то сосунком не то двенадцати, не то тринадцатилетнего возраста. Правда, этот сосунок очень развит, не по летам даже. Он учил Тэда французскому, читал ему стихи, рассказывал разные истории. Словом, что уж скрывать: Тэду здорово не хватало маленького приятеля.

Сбросив с себя куртки и штаны, Тэд и Дэв в одних трусах побежали в душевую. Они только было собрались отвернуть кран и вдоволь поплескаться. как вдруг кто-то сильно дернул дверь, крючок отскочил, и на пороге появился Лори Миллс.

Лори Миллса большинство одноклассников терпеть не могло и в Штатах, а в путешествии он окончательно опротивел почти всем. Все знали, что он глупый и вдобавок «стукач» (на школьном жаргоне это означало, что Лори шпион). Еще в школе Фэйни Мак-Магон совершенно подчинил его себе. Любил Лори Фэниана или ненавидел, как своего поработителя, слушался он его из почтения или страха — никто не знал, да и не добивался узнать.

Итак, Лори Миллс ввалился с шумом в душевую и встал перед Тэдом и Дэвом, которые уже взяли губки и пустили теплую воду.

— Ты что, тоже мыться? — спросил. Тэд, видя, что Лори стоит в нерешительности.

Тот мотнул головой и вдруг принялся что-то говорить, кивая при этом на дверь.

— Что? Что ты там шепчешь? — опять спросил Тэд и прикрыл душ.

— Говорю, что мы отсюда скоро уберемся, — сказал Лори. — Напрасны все ваши труды, братцы. Недолго вам здесь осталось гостить. — И Лори сделал таинственную физиономию.

— Откуда ты знаешь? Сорока, что ли, принесла на хвосте? — проворчал Дэв. Он никогда не верил Лори, решил и теперь не обращать внимания на его слова.