— Когда в обществе есть женщины, мужчины спрашивают у них разрешения закурить.

Михаил не знал этого. По его лицу скользнула краска смущения. Не найдя нужных слов, он сломал папиросу и положил в горшок с цветком.

— Вот пепельница, — назидательно заметила Галина Николаевна.

Казак окончательно смутился. «Режет под самый корень», — подумал он, но возразить не сумел. Михаил вопросительно посмотрел на Пермякова, желая знать его мнение.

Пермяков понял смущение казака. Он откупорил бутылку, принесенную Тахавом, разлил по стаканам:

— Поднимем?

— Правильно, давай, — подхватил Тахав, опрокинув свою порцию в рот.

— Без разрешения женщин пить нельзя, — как бы в ответ на замечание Галины Николаевны сказал Михаил, посмотрев на Тахава.

— Ошибку сделал, — спохватился джигит. — Наливай еще, выпью по разрешению.

— Вы обиделись на меня? — спросила Галина Николаевна.

Михаил покачал головой. Он не обижался на нее. Ему просто неловко было. Разве можно обидеться на такую, как она? Михаил сердился только на себя.

— Михаил Кондратьевич, — сказал Пермяков, — произнесите тост, скажите что-нибудь такое, чтобы капитан медицинской службы Маркова рассмеялась.

— Трудная задача, товарищ капитан, — вздохнул Михаил.

— Что-нибудь в рифму, вы же поэт.

Михаил с минуту подумал, прочел нараспев;

Все выпили.

— Прекрасно, немного туманно, но звучит чудесно, — оценил Элвадзе стихи.

— Что тут туманного, — сказала Вера и показала шелковую розу — подарок Галины Николаевны.

— Довольны тостом? — спросил Пермяков гостью.

— Хорошо, но не смешно.

— Тогда придется поставить вас в угол, — пошутил Пермяков.

— Ты способен и на это, — засмеялась Галина Николаевна. — Скажите еще что-нибудь, — попросила она Елизарова. — У вас занятно получается.

— Хорошо, — согласился Михаил. — Только чтобы не обижаться.

Медленно, с расстановкой произнес он слова, смотря на Пермякова:

Все рассмеялись. Галина Николаевна протянула руку Михаилу и сказала:

— Отлично щелкнули капитана.

Неожиданно предложила;

— Давайте споем. Я привезла новую песню с Урала. Припев такой:

Галина Николаевна запела. Голос у нее был чистый, звонкий. Она еще в детстве выступала на школьных вечерах, очень любила музыку. В институте руководила хоровым кружком. Сейчас она пела задорно, с большим чувством.

— Слыхали, Михаил Кондратьевич, какие песни сложили о сынах Урала? — подчеркнул Пермяков последние слова.

— Возражений не имею против правды, — искренне сказал Михаил. — Уральцы молодцы, а уральские девушки молодчины.

Он кивнул на Галину Николаевну.

— По одной ласточке нельзя судить о весне, — смеясь, возразила та, оборвав песню.

— В Свердловске, видно, стаи таких ласточек, — с искренним восхищением отозвался Елизаров.

— А вам известно, что уральцы громили немцев под Москвой?

— Это мы хорошо знаем, — похвалился Михаил. — Мы даже в боевом листке об этом писали:

— Кто написал эти стихи? — спросила Галина Николаевна.

— Один постоянный корреспондент боевого листка, — сказал Михаил.

— Фамилия его Елизаров, — добавил Пермяков.

— Прочтите что-нибудь свое, — попросила казака Галина Николаевна.

— Мои произведения напечатаны в боевом листке. Самое крупное можно прочесть в последнем номере, на последней колонке. А сейчас разрешите мне пропеть одну песню, которая нигде не публиковалась, но я думаю, что и не будет опубликована. Произведение строго секретное, по секрету посвящено одной уральской девушке, которая в госпитале не знала покоя из-за невыносимого раненого. — Михаил запел:

Певец замолчал, наверное забыв слова.

— Это, кажется, любовь донского соловья к уральской ласточке, — заметил Пермяков.

— Нет, — оправдывался Михаил. — Это лечебные стишки. Раненый писал их для того, чтобы скорей выздороветь.

— Конечно, — продолжал острить Пермяков, — шелковая роза, как вишня спелая на Дону, тоже лечебное средство.

— Капитан стал искать кости в яйце, — весело сказала Галина Николаевна. — А у вас прекрасный лирический тенор, — она перевела свой взор на Михаила. — Вам бы в солисты самодеятельности.

— Я думал в солисты ансамбля песни и пляски Красной Армии, — шутя проговорил Михаил.

— Дайте срок, — поднял указательный палец Пермяков. — Я назначу вас руководителем полкового ансамбля.

— Назначьте меня, — шутливо попросил Тахав, выпивший немного больше других.

— А что вы умеете делать? — спросила Галина Николаевна.

— Языком птиц ловить, — защелкал джигит языком. Посматривая то на Веру, то на Галину Николаевну, он добавил: — Догадайтесь, о ком сейчас скажу?

Тахав ткнул себя в грудь, осклабился во весь рот, смотря на девушек. Никто не отвечал на вопрос. Галина Николаевна задумалась над понравившимися ей словами, а Вера качала головой, как бы говоря, что эти слова не относятся к ней. Тахав протянул руку уральской девушке и, щелкнув языком, продолжил загадку:

— Кто она? — не унимался Тахав. — Весна! — ответил он. — Написал бабай Сайфи Кудаш[16]. Как, могу быть начальником ансамбля?

— Конечно! — воскликнул Михаил. — Вы отлично можете убирать со сцены стулья. А почему Элвадзе приумолк?

— Потому, что у меня два уха, один рот. Слушать умные слова — тоже отвага.

— Ты брось гостем быть. Давай на круг, как на сабантуе, — вытащил Тахав Элвадзе из-за стола. — Показывай свои номера… Не умеешь? Давай бороться, на палке тягаться, — разошелся Тахав, как распорядитель сабантуя.

— У нас вроде вечера самодеятельности, — проговорила Галина Николаевна. — А что же Вера не участвует?

Все уставились на девушку, бурно захлопали в ладоши. Вера смущенно улыбалась, как бы в оправдание сказала:

— Я без музыки не могу, хоть бы дуду белорусскую.

— А курай? — расставил пальцы перед собой Тахав. — Куда ваша дуда против него.

Он выбежал и быстро вернулся с небольшой тонкой дудкой, которую принес с собой, но спрятал в прихожей, чтобы потом сделать всем сюрприз. Дудку подарил Тахаву его седоусый бабай и наказывал: