Боги не сжалились над несчастным. Он рос медленно и плохо.

Мужчины не брали с собой в море Тургина. Куда ему, такому малышу, бороться с китами и акулами! Мать не пускала его одного в лес. Еще бы — самый безобидный зверь в этом лесу мог случайно прихлопнуть его лапой.

Маленькие девочки носили Тургина на руках, играли с ним, как с куклой, и он полюбил дочь Верховного жреца красавицу Танид.

Ей слагал он песни, полные страсти и печали. Ее портрет высек он кремнем на скале.

Танид была холодна и надменна. Насмешливо и дерзко смотрела она на юных красавцев великанов Чего же мог ждать карлик, едва доходивший ей до колен?

По ночам несчастному Тургину снились дивные сны. Он видел себя могучим и сильным. Видел, как укутывает плечи любимой мехами диковинных зверей, убитых им.

Он был весел и незлобив, маленький Тургин, приветлив и добр со всеми. Никто, кроме матери, не догадывался, как мучительно он страдает.

— Боги!.. Великие боги!.. — молила мать Тургина. — Возьмите мою жизнь, если она вам нужна, и сделайте моего сына высоким и сильным.

Но боги были равнодушны к мольбам матери. Они ждали, когда склонит перед ними свою гордую голову Вождь великанов.

А Вождь возненавидел богов за несчастье, посланное ему. С каждым днем сердце его полнилось яростью и злобой.

Однажды он не выдержал и воскликнул:

— О вы, боги солнца, ветра и моря!.. Будьте прокляты навеки, вы, свирепые, бездушные существа!

Боги услышали это и наслали беду на весь народ великанов.

Бог солнца закутался в черную тучу, и днем стало темно, как ночью. Бог ветра обернулся ураганом и вместе с богом моря обрушил на каменистый берег лавину волн, взлетевших к самому небу.

Объятые ужасом, бежали великаны и укрылись в диком, девственном лесу.

Не день, не два — месяцы не унималось море, и понял народ великанов, что не вернуться ему на родную землю, и впал в безудержную скорбь.

И тогда сказал Вождь:

— Соберитесь с духом, вы, люди моего племени. Мы уйдем отсюда. Я знаю, что за этим лесом есть море. Мы пройдем через лес и будем жить на берегу того, другого моря, где правят милостивые и справедливые боги.

Но темен и неприступен был лес, и не видно было дороги вперед.

Уныние охватило народ.

И тогда сказал Тургин, обращаясь к отцу:

— Отец мой, славный и мудрый Вождь, поставь меня к себе на плечи, и я увижу, куда нам держать путь.

— Тебя? — удивился Вождь. — Что можешь сделать ты, жалкий и слабый Тургин?

— Исполни его просьбу, — сказала жена Вождя. — Он маленький, но у него острое зрение и хороший слух.

Вождь великанов внял просьбе жены и поставил к себе на плечи Тургина.

— Я вижу море!.. Я слышу его!.. — закричал Тургин. — Иди, отец мой, куда я скажу.

Вождь с Тургином на плечах пошел туда, куда показывал маленький человек, и за ними пошел народ.

Маленький Тургин привел великанов на берег теплого и синего моря, прозрачного, как озеро, и огромного, как океан.

Неистовое ликование охватило народ великанов. Будто неразумные дети, мужчины и женщины катались на белом песке,- оглашая воздух криками восторга. А Тургин стоял в стороне и улыбался застенчивой, тихой улыбкой.

Но тут подняла руку мать Тургина и сказала:

— О люди племени великанов!.. Мой сын вывел вас из страшного леса. Попросите же новых богов, чтобы они сделали его таким же сильным и высоким, как мы.

Весь народ великанов опустился на колени и, воздев руки к небу, молил, чтобы боги исполнили просьбу матери.

— Если он станет таким же, как мы, я отдам ему в жены свою дочь, — пообещал Верховный жрец.

— Я буду его женой, — сказала красавица Танид.

Долго и горячо взывал к новым богам народ великанов, а Тургин вспоминал дивные сны, которые посещали его.

Но, стоя на коленях, он не повторял слова молитвы.

Он думал: «Боги, великие боги, если можете, оставьте меня таким, каков я есть. Может быть, я еще окажусь нужным моим великанам».

Пуд соли

Двое мужчин сидели в маленьком ресторане и пили пиво.

— Ты настоящий парень, — сказал старший из них,— мы знакомы час, а мне кажется, будто я знаю тебя всю жизнь.

— Не спеши, — сказал младший, — чтобы узнать человека, надо съесть с ним пуд соли.

— Вздор! — сказал старший. — Это выдумали математики. Они непременно хотят все измерить.

Приятели выпили еще по кружке и разошлись. С этого вечера они стали друзьями.

Летом, в одном из загородных парков, друзья познакомились с хорошенькой веселой девушкой.

Они катались на лодке, угощали девушку мороженым и наперебой рассказывали смешные истории.

Следующий вечер и еще много вечеров подряд они проводили втроем, и друзья чувствовали себя превосходно, а хорошенькая, веселая девушка смеялась все меньше и меньше.

Однажды старший друг позвонил ей по телефону и, как обычно, начал:

— Сегодня мы ждем вас...

В ответ раздалось:

— Я не приду сегодня. Приходите ко мне вы один, понимаете — один.

И трубка была повешена.

«Нет, я не пойду, — подумал старший из друзей,— ни за что не пойду».

Спустя несколько часов он сидел на широком диване в комнате с цветастыми обоями, а хорошенькая девушка и десять ее портретов, приколотых к стене, улыбались ему.

При первой же встрече в маленьком ресторане старший друг признался во всем младшему.

— Видишь, — сказал младший, — а ты говорил — пуд соли...

И он ушел, не допив кружку пива.

Вскоре началась война, а с нею и голод.

Как-то младший друг проходил мимо маленького ресторана. Он поглядел на заколоченные двери, на вывеску, грустную, словно могильная надпись, и вспомнил своего бывшего друга.

— Где-то он теперь? Жив ли? ..

Когда он вошел в знакомую комнату, старший друг лежал в кровати. Глаза его были закрыты, зеленоватая кожа, поросшая колючками бороды, обтягивала скулы.

— Это я,— сказал младший друг. — Узнаешь?

Старший открыл глаза, сказал: «Прощай» — и снова опустил бледные, иссохшие веки.

— Погоди, — сказал младший, — возьми.

И он достал из кармана кусок хлеба, жесткий, как камень, и черный, как земля.

Старший друг схватил хлеб, поднес ко рту и вдруг, взглянув на младшего, увидел его лицо, обросшее жесткими колючками бороды, зеленоватую кожу на скулах и бледные, иссохшие веки.

Он разломил кусок хлеба и протянул половину младшему.

Младший взял кусок хлеба и спросил:

— А соль?

— У меня давно нет соли, — сказал старший.

И друзья молча ели хлеб, жесткий, как камень, и черный, как земля.

Ясно, как дважды два...

Он был такой рыжий, что ребята говорили, будто от него можно прикурить.

— Тебе повезет, сынок, — утешала его мать, — рыжим всегда удача.

И Рыжему везло. Старенький учитель, боясь ослепнуть, редко вызывал его к доске, соседский бык распорол ему ногу так, что Рыжий целую неделю провалялся в постели, читая книги о знаменитых сыщиках, а стоило ему выздороветь — в город приехал цирк.

На базарной площади вбили колышки, натянули грязный, вздутый, как парус, брезент. Удивительные вещи творились под этим брезентом — ученые собаки пили кофе из чашечек и читали «Губернские ведомости», фокусник глотал раскаленные угли, словно пончики с повидлом, огромный Силач сгибал кочергу и повязывал ее бантиком вокруг шеи.

Другие мальчишки долго клянчили у родителей стертые пятаки, мечтая хоть разок попасть в цирк, а Рыжий каждый вечер, совершенно бесплатно, сидел на первой скамейке и, когда кончалось представление, отправлялся гулять вместе с огромным Силачом по горбатым, пыльным улицам, и все завидовали ему.

— Этот Силач суеверен, — заявлял учитель истории, — он думает, что рыжие приносят счастье. Суеверие— явление весьма распространенное. Еще Кай Юлий Цезарь...

— Оставьте! — перебивал его учитель арифметики. — При чем тут ваш Кай? Ясно, как дважды два, он приучает мальчишку к делу. Бесспорно, как трижды три, он сделает из него силовую величину.