Но сказанное, естественно, не означает, что начальники теперь свободны от любых ограничений. Одним из типовых и главных проступков начальников, которые губили их во все времена, была несдержанность, недостаточный контроль над своим языком, особенно в нетрезвом виде. Собственно, он-то, этот язык, и есть главный враг любого человека, а особенно начальника. Причем враг самый коварный, наносящий свои удары в самых безмятежных ситуациях, когда ничто не предвещает угрозы. Ну, например, некий начальник пьет с близким ему человеком, которому во всем доверяет, и говорит ему, что думает о своем собственном начальнике. А на следующий день его, оглушенного и ничего не понимающего, вызывает этот самый начальник и говорит: «Так вот что ты обо мне думаешь».

Любопытно, что при полной нелепости обрисованной ситуации, она регулярно воспроизводится на самых высоких уровнях и случается с начальниками сверхвысокого ранга, которые, казалось бы, пуд соли съели в дипломатических отношениях. Например, очень известный и высокопоставленный в нашем прежнем государстве человек устроил прием в честь главы дружественной нам страны, где, приняв лишнего (а он всегда принимал лишнее), доверительно сообщил этой главе, кем он считает главу своего собственного государства. Нет нужды объяснять, что его карьере пришел конец, все последующие приемы проходили уже без него, а он вскоре умер от инфаркта.

Кстати, эту болезнь вообще можно считать профессиональной болезнью начальников, ибо среди них она встречается намного чаще, чем среди других категорий населения. Причина состоит в том, что у начальников намного ниже пороги восприимчивости к ней, т. е. инфаркт у них могут вызывать обстоятельства, совершенно безопасные для людей, не облаченных начальственным положением. Приведем такой пример. Раньше, когда в нашей стране все, кроме начальников, было в дефиците, по-настоящему большие начальники приобретали продукты и другие предметы первой, да и не первой, необходимости не в магазинах, а в закрытых распределителях по спискам. Фраза «Вас нет в списках», которая у среднестатистического человека не вызвала бы никакой реакции, у прибывавшего в распределитель начальника неизменно вызывала инфаркт. Нередко впоследствии выяснялось, что просто секретарша, составлявшая списки, случайно пропустила его фамилию, но это уже не могло исправить положения. То есть тонкая душа начальника реагирует на раздражители, не способные пронять более черствые души, и это заставляет говорить о профессии начальников как об одной из самых нервных и опасных профессий.

Но если бы все начальники мерли как мухи от нелепых опечаток или неласковых взглядов их собственных начальников, у нас вообще не осталось бы начальников. Любая трудная профессия закаляет характер и вырабатывает иммунитет к ее наиболее травмоопасным факторам. Самые высокие и наиболее устойчивые начальники всегда люди закаленные, выработавшие иммунитет и к опечаткам секретарш, и к плохому настроению более высоких начальников, и к землетрясениям, и к сменам политического курса, и вообще ко всему на свете. Поэтому такие исторические личности, как Молотов или Каганович, живут до ста лет, хотя в отличие от других долгожителей дышат не свежим горным воздухом, а пыльным воздухом кабинетов.

Но вернемся к предмету нашего обсуждения. Нередко начальников снимают не за что-то конкретное, т. е. не за их конкретные проступки, а тогда, когда начинаются кампании по борьбе с определенными категориями начальников. Эти кампании проходят потому, что любое общество время от времени приходит в состояние сильного засорения, порождающего массовую потребность в очищении. Очищение же общества обычно начинается с избавления от определенного вида начальников, а часто им и заканчивается. Избавляться могут от самых разных категорий начальников от имеющих неподходящее социальное происхождение (в этом заключается суть революций) или не ту национальность (т. н. национально-освободительные движения), от слишком старых (ротация) или слишком молодых, от безграмотных или, наоборот, чересчур грамотных, от слишком преданных власти или, напротив, недостаточно лояльных ей, от слишком разговорчивых или молчаливых, от брюнетов или от блондинов. То, какой именно тип начальников очищающееся общество выбирает своей мишенью, зависит от самых разных факторов, в первую очередь, оттого, где именно оно засорилось, в чем видит путь к очищению, какой степени очищенности хочет достигнуть и т. д. От последнего обстоятельства, кстати, зависит и то, что именно делают со снятыми начальниками: переводят на другие должности (минимальная степень очищения), отправляют на пенсию, отправляют еще дальше или вообще уничтожают физически (максимальная степень очищения). Но в любом случае происходит массовое снятие начальников определенного типа и их вымывание из заполняемых ими экологических ниш.

Наиболее показательным видом кампании по снятию начальников определенного типа служит люстрация. У нас это слово мало известно, а некоторые считают, что люстрация как-то связана с люстрами и сродни электрификации. На самом же деле люстрация это снятие всех начальников, служивших прежней социальной системе, при ее смене, сопровождающееся запретом для них занимать сколь-либо значительные должности. Автор осознает запутанность этого определения, но яснее объяснить, что такое люстрация, не может. Зато может привести ее относительно свежий пример.

После того, как в начале 90-х гг. недавно ушедшего века в странах Восточной Европы сменился социальный строй, все начальники, занимавшие крупные посты при прежнем режиме, были сняты со своих постов, и им было запрещено занимать какие-либо заметные должности. Зачем это было сделано, непонятно: наверное, решили, что если человек слишком ретиво служил злу (а низвергнутая система, как и положено при смене социального курса, была объявлена злом), то для добрых дел он не годится, поскольку душа его нечиста. Так или иначе тысячи снятых начальников оказались на улице без права снова занять начальственные должности.

Не будем строго судить непохожих на нас людей, но нельзя не выразить удовлетворение по поводу того, что у нас ничего подобного не произошло. Практически все отечественные начальники, занимавшие высокие должности при прежней системе, остались на высоких должностях и при новом режиме, хотя сами занимаемые ими должности и стали называться по-другому. И это было мудро во многих отношениях. Во-первых, именно преемственность начальников создает основу социального прогресса, а увольнять всех прежних начальников все равно, что порывать со своим славным прошлым. Во-вторых, любой человек, в том числе и начальник, многогранен, и ему надо дать возможность проявить себя с разных сторон. Если при одном режиме он был, к примеру, убежденным коммунистом, то ему надо дать шанс побывать убежденным демократом, если он боролся с незаконным предпринимательством, ему надо предоставить возможность самому стать предпринимателем. И можно только радоваться, что наши прежние начальники при крутом развороте социально-политического курса не менее круто сменили не только род своей деятельности (из комсомола в бизнес и др.), но и свои политически убеждения. В-третьих, снимать с должностей тысячи начальников негуманно, ведь большинство из них может только кем-то руководить и ничего другого делать не умеет. И, наконец, в-четвертых, если бы мы при каждом повороте своего курса меняли начальников, то вообще остались бы без них, а без начальников ни одно общество существовать не может.

Еще одно очень разумное и гуманное свойство нашей социальной системы состоит в том, что, по сути дела, у нас начальников сейчас вообще не снимают. То есть формально, конечно же, их снимают. Но это снятие сопровождается либо их перемещением на другие, не менее престижные, должности, либо их уходом в бизнес на не менее высокие зарплаты. В результате при любом снятии любой начальник практически нечего не теряет. И это, вне всякого сомнения, важный шаг на пути к идеальному обществу, где ни одного начальника нельзя будет снять (а можно будет только переместить), где любой начальник будет чувствовать себя в полной безопасности, а его высокое положение будет абсолютно независимым от результатов его деятельности (или бездеятельности). Тогда в обществе воцарится полное благоденствие, по крайней мере, для начальников, а наука снятиелогия утратит свой предмет.