И вот 12 июля, на вторые сутки после Петрова дня, из Бродкалмака прибыла ночью белая шайка — человек восемьдесят: казаки, офицеры, кулаки, подкулачники и поддавшиеся на вражескую агитацию башкиры. Незаметно, лесами и покосами провели ее к нам местные кулаки — прапорщики Яков Паюсов и Андрей Козлов.

Бандиты ворвались в дома коммунистов перед самым рассветом, когда сон покрепче. Первым схватили отца. Он даже не успел револьвер достать. Так, в одном нижнем белье, и погнали его палками да плетьми в сторону Зырянки.

Вслед за отцом арестовали Алексея Андреевича и Егора Андреевича Голиковых, Матвея Савельевича Пиньженина. Всех их избили в кровь, а Пиньженина прогнали даже «сквозь строй». Тем же утром в поле, у озера Маян, схватили и избили братьев отца — Сергея, Матвея и Митрофана, хотя коммунистом из них был только дядя Сережа.

Сумели скрыться Иван Андреевич Голиков (его изба на самом конце деревни) да Гавриил Григорьевич Голиков, находившийся случайно в поле.

Всего по волости в ту ночь белая банда арестовала больше сорока человек.

Отца привели в Бродокалмакскую тюрьму, потом погнали в Челябинскую, потом — в Екатеринбургскую, а под конец колчаковщины — в Камышловскую. Сколько пришлось пережить отцу в этих тюрьмах, не опишешь, да он и сам не желает о том рассказывать.

Местное кулачье, особенно Семен Пермяков и его брат Федосей, Андрей Козлов и Артемий Пономарев, добивались, чтобы отца передали в руки каменской белогвардейской дружины. Там заправляли офицеры и кулаки из нашей волости. Они-то, конечно, имели зуб на отца и на нем желали выместить всю свою злобу против Советской власти.

Когда услышишь о том, что вытворяла каменская дружина, кровь в жилах стынет. Неужто люди способны на такое злодейство?

Хватали и избивали не только коммунистов, но и каждого сочувствующего им. Арестовали чуть ли не полторы тысячи человек. Людей, истерзанных арапником с проволокой и железными шипами, бросали на пол, в грязь, в навоз. И так оставляли. В ранах заводились черви. Тогда арестованных снова пороли, раздавливали червей в гнойных ранах. А зимой, в декабрьские морозы, заставляли лазать в прорубь и «доставать со дна реки Исети железо».

После занятия Каменска белые все же нашли Гавриила Григорьевича Голикова. Его тоже посадили в тюрьму и избивали так, что он на всю жизнь остался хромым.

В этих кровавых делах белобандитам помогали и попы…

Но вернусь к отцу. Просидел он в белогвардейских тюрьмах год и двадцать дней, С приближением Красной Армии к Екатеринбургу и Камышлову белые принялись «очищать» тюрьмы. Одних арестованных убивали прямо на месте, других гнали в Сибирь.

Отец попал в партию, которую этапным порядком эвакуировали в Тюмень. Наступили самые страшные дни. На дороге убивали прикладами каждого ослабевшего или больного, каждого, кто хоть немного отставал.

Едва вышли из Камышлова, у села Никольского конвоиры отобрали группу арестованных и на глазах у остальных расстреляли ее. Так расстреливали на всех стоянках, наобум выбирая очередные жертвы.

Этой страшной дорогой смерти отец прошел до станции Тугулым, откуда со своим другом Фролом Васильевичем Калистратовым сумел убежать. На остановке спрятались в кустарнике, потом — в лес и скрылись.

Выглядит отец неважно. Не жалуется, но видно, что тюрьма и побои подорвали его здоровье. Сильно постарел, а ведь ему нет еще и сорока.

Немало страху натерпелась при белых и мама, остававшаяся с детишками. Ей то и дело угрожали. Много раз устраивали дома обыски. Однажды ночью, в церковный праздник, в доме выбили стекла. А сколько муки приняла мама, думая о судьбе отца, обо мне!

Очень жестоко измывались, белые над женой Ивана Андреевича Голикова — Еленой Дмитриевной. Они срывали на ней злобу за то, что не сумели тогда, июльской ночью, арестовать мужа. Несчастная женщина была избита и истерзана.

Наслушался я такого, что сердце огнем запылало.

Ни о чем сейчас не хочется больше писать.

С утра ходил в Зырянское. Повидался с родней Павла Мамонтовича Тарских, с его братьями — Иваном, Макаром, Павлом, Петром, с его дядей — боевым стариком Корнилом Сергеевичем и другими. Все они коммунисты. Всех их арестовали и нещадно избили в ту памятную июльскую ночь восемнадцатого года. От них я узнал, что полк «Красных орлов», наступая на Шадринск, прошел неподалеку от нашей волости, и все родственники сумели повидаться с Павлом Мамонтовичем.

И в Зырянском услышал я немало трагических историй из времен хозяйничанья белых. В Бродокалмаке палачи расстреляли наших зырянских коммунистов: Егора Кондратьевича Пшеницына, Николая Тарских — единственного сына старушки Матрены Герасимовны, а также секретаря нашего волисполкома Михаила Алексеевича Будрина. Много перенес Федор Степанович Лобанов. Его белые захватили на дежурстве в волисполкоме. Избили до беспамятства, водили на расстрел, но потом почему-то передумали и прогнали «сквозь строй» своего отряда.

А Павлу Мамонтовичу удалось спастись прямо чудом. Он был схвачен вместе с другими. Когда арестованных выводили из села, его сразу же отделили от остальных и погнали в лес расстреливать. Но Павел Мамонтович не растерялся. Неожиданно, двумя руками наотмашь, ударил по зубам обоим конвоирам. Они повалились на землю и пока приходили в себя, Тарских был уже далеко. Лесами он пробрался к Катайскому и там вступил в формировавшийся тогда полк «Красных орлов».

Удалось скрыться от ареста и агроному — коммунисту товарищу Машталеру.

Зато семьи у всех коммунистов натерпелись горя и страху. Их обкладывали дополнительными налогами, обижали и оскорбляли на каждом шагу, постоянно грозили арестами, не пускали на сельские сходки, не однажды вне очереди заставляли мыть полы в сборнях, в волостном правлении…

После обеда в Борисовой состоялось большое собрание. Затянулось оно надолго. Однако время это не пропало зря. Обсуждали многие важные вопросы. Например, об общественной обработке земли, о сдаче хлеба, о лишении белогвардейских карателей земли.

Когда решали эти вопросы, выявились бедняки-активисты, которые горой стоят за власть Советов.

У меня к ним очень теплое чувство. Это прежде всего наш слепой сосед Филипп Иванович Заусаев, братья Козловы — Никита, Порфирий и Демид, Петр Власимович и Филипп Кузьмич Голиковы, Селиверст Яковлевич Бабкин.

Хорошо себя показали и многие середняки, в первую голову Кузьма Дмитриевич, Василий Николаевич, Михаил Кузьмич, Осип Емельянович. Все они, как и большинство в нашей деревне, Голиковы.

Собрания крестьян помогают работе наших молодых сельских Советов и волостного исполкома.

Да, чуть не забыл. С радостью встретил я своих учительниц. В Зырянском — Лидию Алексеевну Сапожникову, в Борисовой — Екатерину Яковлевну Могутину. Обе они — за власть трудящихся.

Лидия Алексеевна еще в 1918 году активно работала в волостном исполкоме, заведовала отделом народного образования. Из-за этого была на подозрении у колчаковских властей. Они ее называли «советской» и лишь случайно не арестовали. Сейчас Лидия Алексеевна с горячей душой помогает Зырянскому Совету и волисполкому. Одновременно заведует школой и обучает детишек.

Екатерина Яковлевна и при колчаковщине не оставляла своего поста — вела уроки в борисовской школе. У белых тоже находилась на подозрении, так как они знали, что она сотрудничала с сельсоветом и с борисовскими большевиками.

Как приятно, что у меня на родине столько смелых, крепких людей, преданных революции и новой власти!

Вечерами встречаюсь с молодежью. Девушки у меня частенько выпытывают, не завел ли зазнобу в каком-нибудь городе или в армии. Этот вопрос, как мне показалось, особенно волнует Палашу, дочь Ивана Осиповича. Она — славная девушка. Многие наши парни на нее заглядываются.

Отношения у меня со всеми ровесниками хорошие Ходим, поем песни, играем.

Мама и бабушка обижаются, что мало бываю дома. Они, конечно, правы. Но как поступить? Весь день — в бегах, разговорах, работе, а вечером хочется погулять.