Вот об этом я и написал сегодня статью в «Красный набат».

Крестьяне рассказывают, что белые взорвали пролет железнодорожного моста через Каму у Перми. Подлецы! Что им до народного добра? Лишь бы спасти свою поганую шкуру и задержать красные войска.

Полкам нашей бригады приказано завтра в полдень выйти к Каме и форсировать ее. Мы идем по деревням, населенным кержаками, то есть старообрядцами. Деревни не похожи на те, что мы видели в волостях Глазовского уезда. Там в маленьких селах, тесных избах жили удмурты. У кержаков села обычно большие, избы светлые, просторные, почти у всех пятистенные. У купцов и торговцев дома каменные, под железом. Среди крестьян много зажиточных, крепких.

Занимаются кержаки хлебопашеством, сеют прежде всего рожь. Красную Армию встречают хорошо, угощают щедро. Ешь, что только душа пожелает: молоко, мясо, яйца, птицу. Потчуют брагой. Нехмельная брага заменяет тут и чай и квас. Брагу можно сделать и хмельной, но кержаки строгие трезвенники. Даже табак не курят.

Носят длинные волосы «в кружок» и широкие бороды лопатой. Обычаи свои и законы блюдут строго. Особенно женщины. Ни за что не позволяют нам пить из их посуды или курить в доме. Набожны сверх всякой меры.

Все это я уже видел в 1918 году под Шадринском. Там тоже много староверов.

Что ни день — сотни пленных. Идут и идут через деревню.

Только что беседовал с несколькими из них. Почти все перебежчики. Главным образом пермские.

По словам пленных, сибиряки ждут, пока дойдут до родных мест. Даже не скрывают этого: «Мы до дому и — будет». Офицеры разоружают солдат из местных и под конвоем отправляют в Пермь. Развал у беляков полный.

«Красные орлы», еще когда стояли под Глазовом, на выкрики белых: «Смазывай пятки и беги до Вятки», правильно отвечали: «Жрите пельмени и катитесь до Тюмени».

Сумеет ли Колчак набрать еще резервы? Не буду предсказывать. Но так ли, иначе ли, а решительный разгром колчаковских войск налицо.

Неужели удастся к осени прийти домой? Какое это было бы счастье!

Каждый час — добрая новость. Наши полки переправились через Каму, взяли заводы Полазнинский, Добрянский и, пройдя левее Перми, ведут бои у станции Сылва и села Верхне-Чусовские городки.

29-я дивизия — слава ей! — в течение 30 июня и 1 июля овладела Пермью.

Мы переехали на станцию Левшино, которая стоит при слиянии Камы с Чусовой. До чего же грустная картина открывается отсюда! Вдоль берегов верст на десять черные остовы сожженных барж и пароходов. Сколько нужно злобы, жестокости, чтобы так вот предать огню созданное руками человека!

Когда мы оставили Пермь, то пощадили Камский мост. А для беляков ничто не дорого. Взорвали мерзавцы мост.

Доходят вести и пострашнее. Говорят, что белые сожгли в баржах тысячи борцов за коммунизм, пленных красноармейцев.

Я согласен, что за одно это зверское преступление следует объявить красный террор. Как в дни мести за наших вождей.

Проклятие и смерть извергам-палачам! Пролетариат ничего не забудет. Не забудет он и Левшино.

Станция завалена обломками железа и чугуна, кусками балок и досок. Это все, что осталось от вагонов и паровозов. Сожжены склады. Десятки тысяч пудов муки сгорели дотла. Площадь засыпана полусожженной пшеницей, овсом, крупой. То, что гады не смогли увезти, уничтожили.

Взорван склад оружия. Кругом валяются изломанные, обожженные «максимы», «кольты», «льюисы», бомбометы, винтовки.

Работы хватает. Особенно много приходится заниматься агитаторами и инструкторами-организаторами. Агитаторы — главная сила политотдела и в боях, и в перерывах между ними. Когда идет сражение, место агитатора в цепи. Он сам впереди и смотрит за тем, чтобы никто не уклонялся от боя, не трусил.

Быть среди бойцов, служить для них примером — вот долг агитатора. Поэтому военкомы не могут назначать агитаторов ни на какие другие должности. И сами агитаторы ни под каким предлогом не имеют права оставлять свою часть. Даже в политотдел бригады агитатор является только с разрешения военкома или по вызову заведующего политотделом. За нарушение этого приказа — арест и военный суд.

А я, находясь в 10-м полку, грешным делом, и не ведал о таких строгостях.

Роясь в бумагах, понял, что обо мне в политотделе долгое время вообще не знали. Приказ о моем зачислении в списки агитаторов отдан лишь 2 мая, а на денежное довольствие я взят только 2 июня.

Нет худа без добра. Поэтому-то я и мог бессменно два с половиной месяца проработать в 10-м Московском, в пулеметной команде.

Однако теперь я постараюсь, чтобы все документы на агитаторов оформлялись своевременно и не было бы никакой путаницы.

Раньше политотдел имел при частях своих политпредставителей. Теперь политпредставитель тоже называется агитатором и обязанности у него те же. По-моему, это совершенно правильно.

За последнее время из политотдела 3-й армии прибыли новые агитаторы. Среди них товарищи разных национальностей, в том числе два татарина — Лябиб Вайсов и Абдулла Хакимов.

С некоторыми из прибывших у меня сразу же установились добрые отношения. Особенно с Яковом Горбуновым. Родом Яков из Челябинска. Добровольцем пошел в армию. Уже два года в партии. Прежде был почтальоном. Образование небольшое, но ум живой, характер общительный. Держится просто, весело. Красноармейцы любят таких.

Иной раз встречаю знакомых агитаторов, которые приезжали в 10-й Московский полк. Вчера разговорился с Николаем Лукичем Бушуевым. Сегодня вернулся агитатор Русаков, который получил ранение 18 мая у Почашево и находился в госпитале. Теперь товарищ Русаков назначен в запасный батальон. Мы с ним будем видеться.

Не известна судьба агитатора Дементия Разумовского. Он попал в плен. Наверное, убит. Для нашего брата, агитатора, в подобных случаях другого конца не может быть.

В бою под Ляминской погиб агитатор Дмитрий Снопков. О нем политотдельцы вспоминают, как об очень славном товарище.

Что и говорить, нелегка и опасна работа агитатора. Но она полезна, благородна.

Сколько бумаг идет из полков! Читаешь, читаешь, а конца не видно. Но то вина не полков. Политотдел требует суточные сведения, пятидневные донесения, еженедельные анкеты с 41 вопросом. Только успевай строчить, А кроме того, доклады, объяснения, сводки…

Меня самого, когда я был в 10-м полку, чуть не захлестнула бумажная волна. Каково же военкомам!

Некоторые терпеливо заполняют все графы, а иные не выдерживают. На вопрос о грамотности личного состава комиссар товарищ Постаногов обстоятельно отвечает: «Грамотных — 50 %, неграмотных — 25 %, малограмотных — 25 %». А военком Исупов с раздражением пишет: «Не считал».

Дальше идет вопрос: «Кого обслуживают хор и оркестр?» Постаногов написал: «Полк», Исупов: «Глупый вопрос». Пожалуй, Исупов прав.

В анкетах тьма надуманных, никому не нужных пунктов об артистах, кружках, спектаклях, хоре, составе книг в библиотеке и т. д. и т. п.

Беда в том, что, если комиссар докладывает о трудностях, нужде, быстрых мер политотдел не принимает. Кому же нужна вся эта писанина?

Военком 22-го полка в начале июня докладывал: «Сидим голодные, обмундирования нет, снаряжения нет, обоза нет, плохая санитарная часть». Я нарочно поинтересовался, помог ли политотдел полку? Очень мало.

Часты жалобы на нехватку газет и книг, на задержки с доставкой. Особенно ждут бойцы газету «Красный набат».

Конечно, нелегко привезти почту в срок на передовую. Особенно во время наступления. Но случается, курьеры политотдела недобросовестно относятся к обязанностям. Недавно двух курьеров пришлось даже отдать под суд за умышленное отставание от частей.

Сейчас в бригаде заканчивается перерегистрация коммунистов, идет подготовка к партийной конференции.