Видел косачей и даже одного глухаря. Ружьишко бы…

Ставлю точку. Хозяйка зовет на пельмени.

Все завертелось так, что и понять трудно. Поздняя ночь. Нахожусь на разъезде № 103 и пытаюсь разобраться, что происходит, восстановить в памяти все, как было, по порядку. Лысьва с 10-го числа — у белых.

Разъезд № 103 недалеко от узловой железнодорожной станции Калино, а си а в 14 верстах от Чусовского завода. Нашему полку с остатками Лесновско-Выборгского и 58-го Владимирского, а также с новым бронепоездом товарища Гордеева приказали перейти в наступление и отбить у белых Лысьвенский завод.

Белые подошли почти вплотную к железной дороге. Если перехватят ее, отрежут наши части и эшелоны, которые находятся на станции Чусовой.

Положение на разъезде неважное. Наш 1-й батальон подошел вчера днем и укрепился. 2-й батальон прибыл вечером, не успели утром отрыть окопы, как увидели, что прямо на их позиции бегут какие-то перепуганные насмерть люди. Оказывается, это части Лесновско-Выборгского полка бросили деревню Новиковку и отступают в панике.

Почему?

Сказались утомление, потери, непрерывные бои. Лесновско-Выборгский полк не раз попадал под сильные удары врага и в нем осталось всего несколько сотен человек. В этом главная причина. Дело там зашло слишком далеко. В полку появились паникеры и даже дезертиры.

Наш 2-й батальон вместе с дрогнувшим полком послали взять Новиковку обратно. Но паника хуже заразной болезни. Батальон не сумел ни остановить Лесновско-Выборгского полка, ни отбить Новиковку.

После этого в бой за Новиковку был брошен наш 1-й батальон, и он занял деревню без единого выстрела. Теперь выяснилось, что утром в Новиковку зашла лишь разведка белых. Значит, не одна сотня бойцов бежала от десятка разведчиков. Вот что такое паника!

1-й батальон под командованием товарища Сарафанова не ограничился одной Новиковкой. Мы заняли также деревню Заталую, а маршевый — деревни Косачи и Топорки. Все, казалось бы, складывается хорошо.

Расположились на обед. К 1-му батальону подъехала кухня. Красноармейцы с котелками побежали за супом. Вдруг слышим, у самой околицы стрельба. Оказывается, прибывший вчера из Перми маршевый батальон ни с того ни с сего ушел из Косачей и Топорков. В этом батальоне дела не лучше, чем в Лесновско-Выборгском полку. Но, в отличие от выборгцев, его люди в боях совсем не участвовали и свиста пуль еще не слышали…

Побросали мы котелки и опять схватились за винтовки. Несмотря на неожиданность, белые не добились успеха. На поле боя они оставили пятнадцать трупов. В их числе был и командир 7-го Кузнецкого полка капитан Щеткин. У него в сумке нашли ценные для нашего штаба документы.

Одна из рот маршевого батальона с перепугу сдалась белым в плен. Мы ее выручили, отбили у врага и немного улучшили положение у разъезда.

Но мне по-прежнему неспокойно. Никто не знает, что нас ждет завтра. Отсутствует связь с Калино, где остался наш 3-й батальон. Оттуда доносится сильная артиллерийская стрельба.

Как-то вяло и бестолково идут дела…

На улице чуть теплее, Без конца валит снег, наметает сугробы. Лыж у нас по-прежнему нет и белых халатов тоже.

Чувствую сильную усталость. Ложусь спать.

Положение стало яснее, но нисколько не легче.

Вчера поздно ночью белые заняли станцию Калино. Комбат-3 товарищ Григорьев рассказываем что ожесточенный бой за нее шел весь день и почти всю ночь. Чусовая еще у нас.

Сегодня утром у разъезда № 103 наш полк занял оборону. Белые опять атаковали Новиковку, но безуспешно. Однако в другом месте им удалось сбить заставу, проникнуть на четыре версты к нам в тыл и взорвать железнодорожное полотно. Штаб полка, 1-й батальон, три железнодорожных состава оказались отрезанными. Оставался лишь один путь — через занесенный снегом лес, по целине.

К утру линию исправили, и днем комиссар приказал мне добраться до Селянки, выяснить, как там дела. Эта станция у нас в тылу и на ней должен был находиться наш 2-й батальон.

Доехал в Селянку без приключений на паровозе с двумя теплушками. Но едва прибыл туда, как сразу же попал в бой. Станцию атаковали белые.

Нас хорошо поддерживали пулеметчики. Но и белые сильно напирали.

На наше счастье, появился бронепоезд имени товарища Ленина. У него три орудия и пятнадцать пулеметов. Бронепоезд, обстреливая белых, двигался то вперед, то назад, и они вынуждены были залечь на опушке леса.

Завязалась перестрелка. Откуда-то из-за леса в нашу сторону летели тяжелые снаряды.

Так мы воевали час, другой, третий. Вдруг по цепи крик:

— Не стреляйте! Белые в плен сдаются!

Смотрим, идет солдат, поднял руки. Мы наготове — мало ли чего можно ждать от беляков. Потом появилось еще шестеро. А один умудрился сдаться в плен бронепоезду: подошел к самому полотну, дождался паровоза, замахал рукой. Машинист притормозил, и солдат вскочил на подножку.

У пленных вид измученный. Они в кожаных сапогах. Дрожат, зуб на зуб не попадает.

Но ведь и мы одеты не теплее, и нас мороз пробирает до костей. Однако никому и на ум не приходит сдаться в плен.

Мы знаем, за что бьемся, и ради своей ясной цели готовы терпеть любые невзгоды. А во имя чего белым солдатам мучиться?

Пленные рассказали, что их еще утром погнали в цепь и велели любой ценой взять Селянку. Сначала они потеснили наши заставы, продвинулись к станции. Но здесь застряли…

Пока беседовал с пленными, усилилась стрельба со стороны Комарихинской. Потом вдруг все стихло. Оказывается, белые попали между двух огней. Незаметно, лесами, к ним в тыл зашел Путиловский кавалерийский полк под личным командованием комбрига товарища Акулова. Беляки не выдержали такого удара и пустились наутек.

Наши кавалеристы, воспользовавшись охватившей врага паникой, вышли к деревне Кутамышской. Там располагался в резерве 3-й Барнаульский полк белых, недавно сформированный в Томской губернии. Этот полк был окружен путиловцами и почти весь полег под саблями. Уцелели немногие, и те попали в плен.

Сейчас уже известны результаты боя. С радостью заношу их в свой дневник: 160 пленных, 2 исправных 48-линейных орудия с 40 снарядами, 3 исправных пулемета «максим», около 300 винтовок. А патроны даже подсчитывать не пытались. Захваченные орудия, так же как и снаряды, красноармейцы тут же пустили в ход.

Уже стемнело, когда путиловцы подошли к Селянке. Они очень устали, но двигались, соблюдая порядок, поэскадронно. Мы все высыпали встречать дорогих друзей. Кричали: «Ура!», «Да здравствует революция и власть Советов!» Потом нарушили ряды, стали обнимать и целовать кавалеристов. Товарищ Акулов и командир полка товарищ Прокопьев «попали в окружение». Кто-то предложил: «Качать!» Командиры шутили, отбивались. Но это им не помогло.

Путиловцы спешились. Завязались разговоры. Кавалеристы считают, что это мы, «красные орлы», помогли им пробраться в тыл к врагу, отвлекли на себя большие силы, и благодаря нашей твердости в обороне они сумели так сильно побить беляков. Наверно, товарищи из Путиловского полка правы. Тем отраднее. Мы столько дней вели неравные бои, столько трудностей пережили!

Выходит, наши муки не напрасны, не зря льется кровь. Вспомнил китайских товарищей, вспомнил Бронислава Швельниса, камышловцев…

Мы громко обсуждали события, а в стороне молча стояли пленные. Захотелось с ними побеседовать, узнать, как они ко всему относятся.

Это оказалось нелегким делом. Здоровые, крепкие сибиряки лет двадцати — двадцати пяти робко отвечали на вопросы.

— Чего уж разговоры разговаривать, — сказал худощавый солдат. — Все едино комиссары нашего брата в расход пустят.

Не хотели мне верить, что мы пленных солдат не расстреливаем, что про комиссаров офицеры врут.

Тем временем к пленным подъехала кухня. Пленных солдат кормили тем же, чем нас. После этого они стали пооткровеннее. Понимают, что воевали за царя и генералов. Оправдываются: «Как было поступить иначе? Рядом — офицер с наганом. Замешкался — в зубы. Сказал слово поперек — пуля в лоб… Сегодня утром офицерье гнало солдат в атаку пинками».