Он посмотрел на Мальдонадо и Ресенде. Оба согласно кивнули.

— В этом нет никаких сомнений, — подтвердил дон Родриго.

— Каждый моряк это знает, — вторил ему адмирал.

Францисканец признал своё поражение, пожав плечами. Фонсека, однако, не собирался сдаваться.

— Иллюзия, — твёрдо заявил он. — Такая же иллюзия, как остров святого Брандана, который видели многие, но не достиг ни один. Кто может это отрицать? Принять ваши теории всё равно, что признать такую глупость, как существование антиподов.

— Разве это глупость? — спросил Колон. — Пятнадцать столетий назад Плиний утверждал, что антиподы — это борьба между знанием и невежеством. Если бы приняли за абсурд всё то, чего мы не можем понять, что бы осталось от нашего мира?

— Вполне достаточно для разумного человека, — пробурчал Фонсека.

Но на этом спор не закончился. Слово взял один из доминиканцев, фрей Хустино Варгас, доктор канонического и гражданского права.

— Что бы там ни говорили космографы, один из основоположников нашей церкви выражает сомнение в существовании антиподов. Лактанций ставит вопрос так: можно ли дойти до такой глупости, чтобы верить, что люди ходят ногами вверх, а головами — вниз или что есть земли, на которых деревья растут в глубь тверди, а капли дождя падают в небо?

— Он был мореплавателем, этот Лактанций? — сухо осведомился Колон.

От такого вопроса лица теологов, сидящих за столом, помрачнели, а Талавера резко одёрнул Колона.

— Вы слышали, сеньор, Лактанций — один из основоположников нашей церкви, святой человек, по авторитету сравнимый с авторами Евангелия.

Но Колон уже завёлся.

— Евангелие не имеет никакого отношения к тому, чем мы сейчас занимаемся.

— Вот тут вы не правы, сеньор. Великий святой Августин особо подчёркивал, сколь важна проблема антиподов для нашей веры. Если допустить, что на другой стороне Земли есть населённые острова, это реально признанию, что люди там произошли не от Адама, поскольку нас разделяет океан, пересечь который невозможно. Возникает противоречие со священным писанием, где ясно сказано, что все мы произошли от первого человека, сотворённого Богом.

На мгновение Колон оцепенел, провалившись, как он мог догадаться, в теологическую трясину. Борьба с ней грозила немалыми опасностями, но признать своё поражение, смирившись, он не мог, хотя и понимал, что может кончить на костре за ересь.

— Являются ли высказывания святого Августина догматами церкви? — спросил он, чем привёл в ужас сидящих за столом.

— Вы говорите, — сурово напомнил ему Талавера, — об одном из величайших светочей нашей веры.

Но неожиданно Диего Деса, эрудит, признанный авторитет в вопросах теологии, пришёл на помощь к Колону.

— Он, несомненно, знает об этом, господин мой епископ, — спокойно заметил Деса. — Он лишь спрашивает, считаются ли высказывания святого Августина догматами веры. И на вопрос этот мы должны ответить: нет, не считаются. — Он оглядел присутствующих, но никто не возразил. — Не будем пугать сеньора Колона тем, что его слова могут быть истолкованы как ересь. — И он улыбнулся, предлагая Колону продолжить.

— Благодарю вас, дон Диего. Я должен сказать, что святой Августин, должно быть, упустил из виду один нюанс: изменение поверхности Земли после её сотворения. Суша, которая теперь лежит за океаном, когда-то, возможно, находилась гораздо ближе к нам. Взять хотя бы Атлантиду Платона. Некоторые считают её мифом, но другие утверждают, что те же Азорские острова — остатки погрузившегося в океан континента. Если Атлантида существовала, а кто сможет аргументирование возразить против этого, она могла служить тем мостом, по которому дети Адама добрались до восточных земель, которых я намерен достичь, плывя на запад.

Деса кивнул.

— Действительно, святой Августин мог не обратить на это внимания.

Адмирал тем временем разложил карту и с пристрастием изучал её. Тут он поднял голову.

— Не могу спорить с вами, сеньор, ваше предложение внушает доверие. Но с моей точки зрения, не более того. Мы все знакомы с книгой Марко Поло, и до какой-то степени она подтверждает ваши рассуждения. Но лишь до какой-то степени. Далее мы должны полагаться на вашу математику.

— Нет, нет, не только на математику, — глаза Колона вспыхнули. — На факел Божьей воли, осветивший мне путь к открытию, которое продвинет имя Божие на край света.

— Сеньор, — запротестовал Талавера, — о чём это вы говорите?

Голос Колона зазвучал ещё торжественнее.

— О той силе, что бьётся во мне. И она должна победить, чтобы святая вера распространилась на земли, ещё неведомые, и на живущих там, как бы сатана ни настраивал людей против истины, которую я несу, как бы ни вдохновлял их противиться мне. — Выдержав паузу, он продолжал: — Король Жуан Португальский не смог осознать того, что я ему предлагал. В этом я усматриваю волю неба, так как теперь земли эти будут открыты под сенью Испанской короны, прославившей себя борьбой с сарацинами. А получив богатства тех земель, владыки Испании с новой силой обрушатся на неверных и доведут войну до победного конца, отбив у них гроб Господень. Вот та цель, уважаемые господа, достижение которой я, не более чем инструмент Божьей воли, могу обещать вам на основании этой карты.

Сантанхель, ловивший каждое слово, заёрзал в кресле, опасаясь, как бы его протеже не перегнул палку, чересчур понадеявшись на присущий ему магнетизм.

Но взглянув на лица сидящих рядом, он понял, что тревоги его напрасны. Речь Колона достигла сердец.

Затянувшееся благоговейное молчание нарушил скрипучий голос Фонсеки.

— Возможно, всё так, как вы говорите. Но на текущий момент у нас нет другого подтверждения, кроме вашего слова. А принимать решение, основываясь только на этом, весьма затруднительно.

Он хотел добавить что-то ещё, но его прервал Талавера.

— Вы высказали ваше предложение, сеньор Колон. А уж комиссия решит, достаточно ли убедительными были приведённые вами доводы.

Взгляд его остановился на Десе, приоре Сан-Эстебана.

— Есть ли у кого-нибудь вопросы?

— Лично я, — Деса принял этот взгляд за приглашение ответить первым, — полностью удовлетворён. Даже помимо убеждённости сеньора Колона в том, что им двигала Божья воля, о чём он нам только что сказал, его космографические расчёты безупречны.

Высокий авторитет Десы не позволил вступить с ним в открытый спор. Фонсека, сидящий на конце стола, скорчил недовольную гримасу. Голос подал лишь фрей Хустино Варгас.

— Не смею спорить с высокоучёным приором. Однако доказательства того, чего мы не можем увидеть собственными глазами, из разряда предположений. А принимая предположения на веру, не должно ли нам прислушаться к мнению известных авторитетов, если таковые имеются?

— В данном случае авторитеты вы сами, — отпарировал Деса. — Мы оцениваем высказанное предположение, руководствуясь нашим разумом и логикой.

— Согласен. Разумеется, согласен. Но достаточно ли этого? Мы ступили в область рассуждений. Самое большое, на что мы способны, выслушав аргументы сеньора Колона, это заявить, что существование земель, которые он видит своим мысленным взором, возможно. Мы признаём, что аргументы эти весьма убедительны. Но позволяют ли знания высокоучёных членов комиссии оценить компетентность сеньора Колона?

— Другими словами, — заговорил Талавера, — у нас может возникнуть сомнение в выводах сеньора Колона, поскольку мы не знаем, сколь велик его авторитет среди космографов и математиков.

— В этом суть проблемы, господин мой епископ.

Колон стоял, раздираемый противоречивыми чувствами. Складывающаяся ситуация заставляла его разыграть последнюю карту. Карту козырную, но делать этого ему не хотелось, ибо могло создаться впечатление, что он не сам пришёл к своим выводам, но почерпнул их из трудов знаменитого учёного. Разумеется, будь эти важные документы при нём, он бы решился представить их комиссии. Но их украли, и в душе Колона зародилась тревога. Всё с большей очевидностью он начал осознавать… что без карты и письма Тосканелли нечего рассчитывать на победу.