— Отпустите мою руку! — вспылила Беатрис.

Галлино не просто отпустил руку, а отбросил с отвращением.

— Глупая потаскушка! Я получил ответ. Я уже заподозрил неладное, когда Рокка рассказал мне, как ты испугалась, услышав угрозы твоего дружка графа Арияса в отношении этого паршивого моряка.

— Графа-то вы убили, — глухо ответила Беатрис.

Во взгляде его сквозило презрение.

— Думай, что тебе хочется. Но держи эти мысли при себе, если тебе дорога собственная жизнь. А лучше забудь об этом и вспомни своего братца, гниющего в подземелье. Ты, и только ты, оттягиваешь его освобождение.

Смертельно побледнев, она добралась до дивана и рухнула на него, ничего не ответив. Но Галлино всё напирал и напирал.

— Уж не хочешь ли ты сказать мне, что тебя обманули? Что ты заплатила установленную цену, удовлетворила сладострастие этого подонка и ничего не получила взамен. Так ли это?

— О, какой же вы мерзкий! Мерзкий! Мерзкий!

— Мне без разницы, каким я тебе представляюсь, но я должен знать истинное положение дел. Ты отдала всё, но ничего не получила? Если да, то почему? Я хочу знать, остались ли мы в исходной точке или всё же продвинулись к цели.

Галлино наклонился над ней и заговорил вновь, уже без угрозы в голосе, будничным тоном.

— Для меня, собственно, неважно, что случится с твоим братом. Но по меньшей мере, будь с нами честна. Не кради наше время, если у тебя отпало желание спасать его. Если ты решила отдать его в руки закона. А по закону, как ты знаешь, его ждут или галеры, или палач.

— Пабло! Пабло! — заголосила она.

— Ну?

Раздираемая противоречивыми чувствами, она никак не могла ступить на одну из двух лежащих перед ней троп. Каждая вела к предательству, одна — брата, вторая — возлюбленного. В ужасе перед таким выбором, она думала только о том, как бы потянуть время.

— Подождите, подождите, — Беатрис обхватила голову руками. — Вы требуете невозможного. Как я могла взять карту, когда он был там?

Посмотри она на Галлино, то увидела бы по хищному блеску его глаз как много сказала ему эта фраза. Голос его сразу смягчился.

— Действительно, как? Ты, однако, знаешь теперь, где он хранит карту а это уже кое-что. — Галлино помолчал, пристально наблюдая за Беатрис. Та отпираться не стала, и Галлино понял, что угадал. — Когда ты сможешь проникнуть в его тайник?

С этим вопросом он, похоже, поспешил.

— Никогда! — воскликнула Беатрис. — Красть я не буду! Не буду!

Он шумно вздохнул, чтобы успокоить себя, не сорваться на крик. И улыбаясь, продолжил.

— Сколько трудов, и всё понапрасну. Ты зашла достаточно далеко, узнала, где карта. Почему же не сделать ещё один шажок и не спасти своего несчастного брата?

— Я вам ответила. Красть не буду.

— Да. Ответила. — Улыбка стала мрачной. — Действительно, ответила.

Но она уже не слушала его. Галлино ещё постоял, а затем резко повернулся, пересёк комнату и скрылся за дверью.

Беатрис так и осталась на диване, сердце её переполняли скорбь и тревога. Галлино же вернулся в «Фонда дель Леон» дожидаться Рокку, который появился лишь после полудня со своими свежими новостями. Из Саламанки ко двору прибыла учёная комиссия. Слушания начнутся незамедлительно. Не завтра, поскольку завтра — праздник тела Христова, но в пятницу, возможно, в субботу, во всяком случае, никак не позднее Следующей недели, поскольку их величества спешат в Вегу. Поэтому действовать нужно сейчас же. Беатрис должна сегодня же раздобыть карту. Слишком уж она медлит. Но, может, прошлой ночью…

Рокка умолк на полуслове, увидев, как дёрнулось лицо Галлино.

— Она не медлит. Нет. Всё гораздо хуже. Эта дура сама угодила в расставленную ею сеть.

Глаза Рокки выкатились из орбит.

Он разразился потоком ругательств в адрес Беатрис, прервать который Галлино удалось с большим трудом.

— Подожди. Подожди. Нет худа без добра. Она знает, где спрятана карта.

— Если она знает это, то не так уж сложно заставить её сделать и остальное.

— Не так уж сложно? При её-то характере? Принуждение только укрепит её в верности Колону.

— А её брат?

— Есть любовь посильнее сестринской. Разве ты этого не знаешь? От нас требуются терпение и осторожность. Саразин не прощает неудач.

Рокка на мгновение задумался.

— Если она знает, где он прячет карту, значит, она её видела. То есть у нас не должно быть сомнений в том, где она находится. В его доме.

Галлино пренебрежительно хмыкнул.

— Да, ты у нас кладезь премудрости.

Рокка пропустил шпильку мимо ушей.

— Значит, так, — продолжал он, — завтрашний день — наш верный шанс. Колон примет участие в торжественной процессии. То есть полдня дома его не будет. За это время мы успеем перетрясти его пожитки.

Галлино уже не хмыкал.

— А как мы войдём?

— Если не отыщем ключ, я просто взломаю замок.

— А владелец дома, портной?

— Уж его-то не будет наверняка. Ни один новообращённый в Кордове не решится поставить под сомнение свою приверженность к христианству. Все они уйдут на праздник. Такая удача выпадает не часто.

Галлино медленно кивнул.

— Я прихожу к выводу, что ты совершенно прав.

Глава XVII. ПРАЗДНИК ТЕЛА ХРИСТОВА

Под жарким июньским солнцем Андалузии людское море заполнило Апельсиновый двор Мечети. Придворные, разодетые в шёлк и парчу, священнослужители в чёрном, монахи в коричневом, сером, белом, герольды и трубачи в жёлтом и красном. Руководил всем алькальд Кордовы дон Мигель де Эскобедо.

Споры между светскими и духовными лицами, человеческая глупость, ошибки организаторов съедали часы и минуты, и трубачи по знаку алькальда подали сигнал, лишь когда солнце уже достигло зенита и жара стала невыносимой.

В то же мгновение загудели колокола кафедрального собора, поднятые на вершину минарета, и распахнулись огромные бронзовые двери собора, знаменуя начало праздника.

Пока зажигались свечи, алькальд, в чёрных латах и чёрном же шлеме, прошёл по двору.

За красными стенами, по массивности приличествующими скорее крепости, чем храму, ждали конные альгасилы.

Дон Мигель вскочил на коня, тут же подведённого ему, по его команде и взмаху руки всадники выстроились двумя рядами, формируя голову процессии, и со скоростью пешехода двинулись по улице, тротуары которой запрудили зрители. Жители окрестных домов наблюдали за процессией из окон и с балконов.

Альгасилы продвигались вперёд в солнечном свете, льющемся с безоблачного синего неба. Первым из Апельсинового двора вышел монах-францисканец[8] с распятием, а за ним — шестьдесят хористов, юными нежными голосами поющие «Veni Creator Spiritus». Далее следовал главный инквизитор Кордовы под хоругвью Святой палаты — зелёным крестом между оливковой ветвью и обнажённым мечем, — которую нёс монах-доминиканец. Рядом с главным инквизитором шагал приор ордена доминиканцев, позади — пятьдесят монахов этого ордена, идущие парами, с зажжёнными свечами в руках. Им в затылок шло столько же светских братьев, сплошь дворяне, в чёрных накидках с вышитым красным крестом святого Доминика. Затем новые хоругви и новые монахи, на этот раз — ордена святого Франциска. После них из ворот вышли герольд и шесть горнистов, провозгласивших появление кардинала Испании. Тот ехал на белом муле, с головы до ног — от сапог до широкополой шляпы — в ярко-красном. За ним следовала толпа его грумов и пажей в красных ливреях.

Появление кардинала послужило сигналом для стоящих на тротуарах. Люди опускались на колени, чтобы получить благословение, которое кардинал щедро раздавал правой рукой, затянутой в алую перчатку с надетым поверх неё сапфировым перстнем — знаком его сана.

Зрители не поднимались с колен, а мимо них прислужник в стихаре нёс колокол, шествуя меж двух кадильщиков, ритмично покачивающих дымящими кадилами. За ними плыло огромное золотое полотнище, которое поддерживали на золочёных шестах шесть рыцарей. Под полотнищем прелат в расшитой золотом ризе нёс золотую дароносицу. Его окружали четверо священнослужителей в белых стихарях с алыми епитрахилями. Две цепочки монахов со свечами в руках отделяли рыцарей от зрителей.