В качестве глубоких резервов противник мог рассчитывать на III Кубанский корпус, находившийся на формировании в районе Екатеринодара, на кубанские запасные части в Екатеринодаре, Армавире и Ставрополе, общей численностью 8000 штыков и сабель, на военноучебные заведения и курсы в Ставрополе, Ейске и Армавире, общей численностью 700 штыков и 400 сабель{151}.

Рассматриваемое вне связи с политико-моральным состоянием положение «вооруженных сил юга России» являлось несравненно более выгодным под военным углом зрения, чем их противника. Их тыл сблизился со своими военными базами и базами людских пополнений, опираясь на сильные местные [350] рубежи в виде р. Дон и Маныч. Пользуясь местными особенностями этих рубежей (болотистая, широкая долина Дона), проходимых по известным направлениям, и сильно занимая Батайское и Великокняжское направления, они могли действовать подвижными маневренными резервами по внутренним операционным направлениям. Это давало им возможность отбрасывать по очереди обратно на противоположный берег те красные части, которые одна за другой переправлялись на их сторону. Наконец, впервые, пожалуй, за всю историю Гражданской войны белые могли испытать столь знакомые красным преимущества перевернутой политической базы. Таковой для белых являлась Донская область. Выброшенная из нее Донская армия, отделенная от нее только течениями pp. Дон и Маныч, стремилась к возвращению обратно на родную территорию с оружием в руках. Это стремление находило свое отражение в повышении боеспособности донских частей. Мы видели, как неоднократно и жестоко битая конной армией конница Мамонтова вновь обретала свою боеспособность и начала иногда не без успеха состязаться с конной армией. Несомненно, что на подъем боеспособности белых влиял и ряд их частичных успехов. Последние явились следствием введения в дело красных сил по частям (сначала 8-я и конная армии, затем по частям 9-я и, наконец, 10-я армии), отсутствия единства и твердости управления (командармы 8-й и конной все время «согласуют» свои действия), некоторого разнобоя в среде высшего красного командования и трудных условий местности и погоды. Все эти причины объективного (последовательное вступление в дело 9-й и 10-й армий) и субъективного порядков (разногласия высшего командования) имели преходящий характер, почему весь успех дальнейшей обороны белых зависел от того, окажется ли на этот раз Кубань таким же жизненным для них районом, каким она была для них в дни возникновения Добровольческой армии. С этой стороны состояние политического фронта являлось настолько неблагополучным для белых, что оно сводило на нет все преимущества близости к ним их основных баз.

Тыл противника обнаруживал явные признаки разложения. Об этом свидетельствовали такие факты, как бурный рост повстанческого движения против белых в Чечне и Дагестане; распространение зеленого движения на все пространство [351] между Новороссийском и Екатеринодаром, где зеленых насчитывалось до 7000 чел.

Наконец, были и другие симптоматические черты близящейся общей катастрофы, несмотря на улучшившееся военное положение: Новороссийский порт был наводнен бегущими буржуазией и духовенством. Кубанское рядовое казачество определенно заявляло, что не желает пускать на Кубань буржуазию и офицерство. Эти заявления являлись отголоском ожесточенной внутренней политической борьбы в стане противника между кубанским казачеством в лице его Рады и командованием Добровольческой армии. Кубанская рада стремилась обособиться от него и проводить собственную политику. Одним из основных положений этой политики теперь являлось скорейшее заключение мира с большевиками на почве признания последними казачьего государства. В чисто военной плоскости эта борьба нашла свое выражение в угрожающем падении боеспособности Кубанской армии, скоро превратившемся в ее полный развал. Все эти обстоятельства создавали выгодные предпосылки для широких наступательных операций красных в расчете найти на этот раз на Кубани новую обширную базу за линией неприятельского фронта, столь необходимую для красных армий, учитывая их чрезвычайно растянувшиеся коммуникационные линии и расстройство транспорта.

Схема XII (к главе двенадцатой). Донско-Манычская операция. Боевые действия в феврале и марте 1920 года

Обратимся теперь к группировке и численности красных сил на Нижнем Дону и Маныче к 1 февраля 1920 г. На Батайском направлении от устьев Дона до ст. Аксай на фронте протяжением 50 км располагалась теперь только 8-я армия в количестве 15 260 штыков, 4120 сабель, 159 тяжелых и легких орудий, 779 пулеметов, что давало на 1 км фронта 905 штыков, 83 сабли, 3 тяжелых и легких орудия, 16 пулеметов (все цифры взяты с округлением){152}.

Таким образом, на Батайском направлении (Донской фронт) красные превосходили белых почти вдвое в отношении живой силы и от трех до пяти раз в отношении техники. На Манычском фронте от ст. Манычской до Соляных озер (искл.) развернулись 9-я армия в составе 9670 штыков, 5730 сабель, 183 орудий и 600 пулеметов, 10-я армия [352] в составе 15 630 штыков, 3300 сабель, 158 орудий и 585 пулеметов и конная армия в составе 10 250 сабель, 26 орудий и 259 пулеметов, всего: 25 300 штыков, 19 280 сабель, 367 орудий и 1444 пулемета, что при общем протяжении фронта в 250 км (Манычская — Соляные озера) составляет на 1 км фронта 101 штык, 77 сабель, 1,5 орудия, 6 пулеметов (за округлением). Таким образом, и на Манычском участке красные значительно превосходили противника в количестве штыков, сабель, орудий и пулеметов{153}.

При таком соотношении количества сабель на Манычском участке было вполне целесообразным объединить в одних руках действия всей конницы, на чем неоднократно и тщетно настаивал РВС 1-й конной армии. Было также очевидно, что сила обороны противника заключается в его активном маневрировании конными частями, стягиваемыми с различных участков фронта и из резерва. Возлагая весь успех операции на удар конной массы, равной им по численности, важно было облегчить этой конной массе возможность успеха, рассасывая конные массы противника в различных направлениях, чего можно было достигнуть лишь активизацией всего фронта. Этого и добивались тт. Ворошилов и Буденный, но их пожелания не достигали цели. В таких условиях конная армия 1 и 2 февраля вновь пыталась продвинуться на Хомутовскую, но оба раза неудачно, так как успехи изолированно действовавшей конной армии легко ликвидировались противником. Эти последние попытки окончательно подорвали отношения между командованием конной армии и фронта (Шорин). Командование конной армии обратилось теперь по прямому проводу непосредственно к главкому{154}. Очевидно, [353] результатом этого разговора была директива главкома № 627/оп на имя командования фронтом о том, чтобы армии фронта были готовы развить успех Буденного энергичным наступлением{155}.

7 февраля атаки конной армии на Хомутовскую были приостановлены новым командованием фронтом (т. Тухачевский), приступившим вскоре к перегруппировке армий для нанесения решительного поражения противнику{156}.

Ввиду исключительного истощения стрелковых дивизий командование фронтом пошло на крайнее средство, расформировав ряд дивизий и влив людей как пополнение в остальные дивизии 10-й и 11-й армий. 9 февраля директивой № 19/п командование фронтом указывало перегруппировку, которая имела целью создание ударного кулака на Маныче и вывод конной армии в исходное положение для решительного удара. Согласно этой директиве 8-я армия к 11 февраля должна была растянуть свой фронт до Манычской, освобождая таким образом часть сил 9-й армии, а конная армия перебрасывалась в район Платовская.

10-я армия, в состав которой включались две подходившие дивизии (34-я и 50-я), должна была сосредоточить не менее 6 дивизий в районе ст. Великокняжеской{157}. Таким образом, на участке Платовская — Великокняжеская наметилась мощная группировка против Кубанской армии противника. Здесь обращает на себя внимание удачное и гармонически согласованное направление главного удара в оперативном и политическом отношениях. Удар на Тихорецкую, с одной стороны, выводил красных на тылы группировки белых на Нижних Доне и Маныче, а с другой стороны, имея в виду Кубанскую армию, шел по линии наименьшего политического сопротивления. Эта же директива намечала и срок общего наступления на 14 февраля. Наконец, 12 февраля последовала директива № 42/п об. общем переходе в наступление{158}. В этой директиве еще резче выявилось намерение командования фронтом до конца провести [354] принцип действий по линиям наименьшего оперативного и политического сопротивления. Командующий фронтом указывал, что разграничительная линия противника между его Донской и Кубанской армиями проходит через Белую Глину — Ср. Егорлыкская — зим. Корольков — Казенный мост. Задачей армиям фронта ставилось разбить противника и отбросить его к Азовскому морю. Для этого 8-я армия должна была наносить главный удар в направлении на Кагальницкая, имея целью в ближайшие дни выход на р. Кагальник. 9-я армия развивала удар в общем направлении на Новороговский и к 19 февраля должна была выйти на фронт: Ново-Протопоповская — пос. Новороговский. Конная армия в задании комфронта играла роль того хирургического ножа, который навсегда должен был разъединить между собой Кубанскую и Донскую контрреволюции. Ей ставилась задача, «разрезая и сбивая фланги Донской и Кавказской (Кубанской) армий противника, прорваться в район ст. Тихорецкая к 21 февраля». 10-я армия получала задачу отрезать Кавказской армии противника возможные пути отхода на Армавир и должна была к 19 февраля выйти на линию Беляев — Белая Глина — Успенская. В целях достижения решительной победы командование фронтом не упускало ни малейшей возможности к притягиванию к фокусу решительной борьбы всех тех сил, которые могли принять в ней хоть какое-нибудь участие. Так, крайняя левофланговая армия фронта — 11-я, действовавшая в пределах Ставропольской губ. и Терской области, также получала задачу захвата в ближайшие дни Ставрополя и Армавира. Таким образом, намечался охват противника с правого фланга с одновременным прорывом его центра и сковывающими действиями против его левого фланга.