Уже первые шаги «верховного правителя» были ознаменованы кровавой борьбой с рабочим классом. В ночь с 22 на 23 декабря 1918 г. в Омске и его пригородах вспыхнуло восстание рабочих против колчаковской власти. Коммунистическое руководство восстанием было арестовано, а вследствие этого восстание протекало стихийно. Подавление восстания производилось посредством кровавых репрессий. В одном Омске было убито и расстреляно около 1000 рабочих.
Наряду с этим сибирское крестьянство очень скоро на практике убедилось в явно помещичьем характере колчаковского режима. Искры недовольства белой сибирской властью — предшественницей колчаковского режима — уже давно тлели среди крестьян, главным образом «новоселов». [250]
Политика Колчака в отношении крестьянства раздула эти искры в большой пожар. Наиболее жизненным районом для сибирского повстанчества явился Енисейский край, где в составе крестьянского населения преобладали «новоселы». Поэтому в их среде нашли особенно радушный приют те остатки красноармейских отрядов, которые были летом 1918 г. отброшены в тайгу и сопки чехо-словаками и белогвардейцами. Осколки этих отрядов явились теми первоначальными ячейками, вокруг которых начали нарастать силы местных партизан. Выступления енисейских партизан против власти Колчака начались с конца декабря 1918 г. Первоначально движение охватывало отдельные села и волости, и отряды были невелики. Но они состояли из отборного по политической сознательности и боевым качествам элемента. Большинство из них были солдаты-фронтовики мировой войны, опытные таежные охотники и отличные бегуны на лыжах. Борьба с ними была необычайно затруднительна для правительственных отрядов, состоявших, главным образом, из молодых, плохо обученных солдат. Поэтому первоначальные действия этих отрядов были мало удачны. Движение разрасталось и принимало правильные организационные формы. Повстанческие отряды начинали насчитывать в своем составе уже сотни партизан. Так, одна лишь Степно-Баджейская волость располагала отрядом в 600 хорошо вооруженных и обученных партизан. Главный организационный центр енисейского повстанчества образовался в северной части Канского уезда.
В январе 1919 г. вся Енисейская губерния была покрыта целой сетью партизанских отрядов. Сибирская железнодорожная магистраль — единственная артерия питания белых сибирских армий находилась в непосредственной опасности. Для защиты Сибирской магистрали антантовское военное командование густо разбросало по ней отряд чехо-словаков, снимаемых с фронта. Колчаковское правительство также усиленно принялось за борьбу с повстанчеством, причем вся тяжесть его массовой карательной политики обрушилась главным образом на население. Сам Колчак требовал от своих исполнителей «самых жестоких мер» не только в отношении повстанцев, но и «сочувствующего» им населения. Эти указания окончательно развязали руки сибирским [251] карателям разного рода. Массовые репрессии в отношении местного населения в виде сжигания целых деревень, взятия заложников, поборов и грабежей вконец ожесточили крестьянство. Движение не только не пошло на убыль, но разрасталось все более. Крестьянские партизанские отряды организованно объединились в «крестьянскую» армию. Эта армия имела свой военнореволюционный штаб. Штаб осуществлял общее военное руководство, издавал осведомительные и разведывательные сводки. Вскоре движение из Енисейской губернии перекинулось и на соседние уезды Иркутской губернии (Шиткинский фронт). К лету 1919 г. в Алтайском районе возник самостоятельный очаг партизанского движения.
Местные коммунистические организации сразу взяли это движение в свои руки. Несмотря на свою значительную пространственную разобщенность, сибирские партизаны выступали под общим политическим лозунгом — борьбы за власть советов. Движение носило массовый характер, им руководила и на него опиралась РКП. Местные эсеровские и меньшевистские организации в результате своей предшествующей соглашательской политики окончательно утратили авторитет и значение в широких народных массах. Они старались удержать свое влияние в небольших кругах местной городской интеллигенции и связаться с той частью молодого колчаковского офицерства, которая сама была не прочь устроить военный переворот. Сибирский комитет РКП вел самостоятельную политическую линию, отвергая всякое сотрудничество с этими политическими банкротами. Он занят был внедрением планомерности в революционное творчество масс; попутно в его задачу входило полное отделение обанкротившихся политических партий в виде эсеров и меньшевиков от широких народных масс. Можно считать, что уже летом 1919 г. крестьянское партизанское движение выросло в такую силу, справиться с которой правительство Колчака было не в состоянии.
Оно обратилось за содействием к представителям Антанты, последние заставили чехословаков еще раз активно выступить на поддержку Колчака. Чехословацкие отряды совместно с белогвардейцами снова оттеснили в тайгу отряды сибирских повстанцев, угрожавших сибирской магистрали. [252]
Выступление чехословаков сопровождалось такими же жестокостями, как и «подвиги» сибирских карательных отрядов. Этот последний успех был куплен ценой окончательного разложения чехо-словацкого корпуса. Уже 27 июля 1919 г. колчаковское правительство вынуждено было заявить представителям Антанты о необходимости заменить чехо-словаков на линии железной дороги другими иностранными войсками. Самое оставление их в Сибири еще на одну зиму признавалось опасным и нежелательным. Просьба колчаковского правительства о замене чехословаков совпала с колебаниями Антанты в ее отношениях к колчаковскому правительству и самому Колчаку. Военные неуспехи на фронте и неурядицы в тылу заставили Антанту вновь обратить свои взоры на эсеров как на силу, способную, по их мнению, вывести сибирскую реакцию из тупика, куда ее завел Колчак. Эсеры, в свою очередь, нащупывали почву у Антанты насчет ее отношения к «военному перевороту», который бы вновь выдвинул на сцену «демократическую» власть, довольно бесцеремонно низвергнутую в конце 1918 г. под давлением Антанты.
Вот причины внутреннего порядка, которые в военной плоскости нашли свое отражение в прогрессирующем упадке боеспособности и численности белых сибирских армий. После челябинской операции число штыков и сабель в них уменьшилось до 50 000, хотя на довольствии по-прежнему числилось огромное количество — до 300 000 едоков. Все призывы Колчака о добровольчестве, обращенные к «имущему» населению Сибири, не нашли отклика даже в нем. Колчаковское правительство смогло набрать только 200 добровольцев. Таким образом, белые армии Сибири завершали круг своего развития. Развившись из классовых отрядов буржуазии за счет крестьянских мобилизаций, они снова возвращались к своим классовым и кулацким кадрам, так как основная масса крестьянства вылилась из них и шла единым фронтом с Красной Армией.
В такой обстановке генералу Дитерихсу, вступившему в управление всеми армиями белого фронта, не оставалось желать ничего иного, как быстро уходить за pp. Тобол и Ишим, чтобы, опираясь на рубежи их, постараться прикрыть политический центр Сибири Омск, являвшийся, кроме того, и жизненным центром для сибирской контрреволюции, поскольку [253] он был областным центром Сибирского казачества, еще поддерживавшего Колчака. За Омским районом начиналась уже сплошная полоса крестьянских восстаний. Но колчаковское правительство требовало немедленного перехода в наступление для сохранения своего пошатнувшегося внешнего и внутреннего политического положения{89}.
Таким образом, предпосылками последней крупной операции этого периода на р. Тобол являлись требования политики противника, шедшие в данном случае вразрез с интересами его стратегии. Наоборот, интересы политики и стратегии советского правительства совпадали в стремлении к скорейшей ликвидации Восточного контрреволюционного фронта, а численность советских армий и их внутреннее состояние после одержанных успехов допускали постановку им широких наступательных задач и принятие смелых решений.