— Ну что, устали? — спрашивает Ильич. — Давайте отдыхать!

Решили закусить. Расселись и стали раскладывать свои скромные запасы пищи. У одного из нас оказалось немного вина. Владимир Ильич первый предложил:

— Надо подкрепить силы. Выпейте-ка, товарищи!

Некоторые стеснялись пить. Ильич это заметил.

— Если пьете, нечего стесняться. Пожалуй, в я с вами выпью за компанию, и я продрог.

И тут в первый и последний раз я увидел Владимира Ильича с рюмкой вина в руке.

Я всегда удивлялся тому, насколько он ограничивал себя во всем. Сидим бывало группой охотников, закусываем. Ильич всем предлагает бутерброды:

— Кушайте, товарищи, кушайте!

Всех старается угостить, а сам съест одни бутерброд — и все. А то бывало возьмет кусок черного хлеба, посолит погуще, выпьет два стакана чая и сыт.

...В октябре теплым осенним утром Владимир Ильич отправился охотиться на дупелей и бекасов. Мы приехали в деревню Молоково. Неподалеку протекала Москва-река. Ночью прошел дождь, и кругом было много глубоких луж.

Дошли мы до какого-то мостика. Чтобы взобраться на него, надо было перепрыгнуть через довольно широкую канаву.

— Ну-ка, прыгнем! — сказал Владимир Ильич. Он перепрыгнул, однако не совсем удачно, и набрал воды в сапоги. Ощущение, вероятно, было неприятное, но Владимир Ильич не подал и виду, а спокойно выбрался на сушу, посмеиваясь над своей неловкостью.

Через несколько минут мы были на мосту, уселись на какой-то балке. Кругом — ни души. Я попытался помочь Владимиру Ильичу стащить сапоги, полные воды, но он решительно запротестовал и принялся снимать их сам.

Я стоял рядом. Владимир Ильич, не торопясь, снял сапоги, промокшие носки и развесил на барьере моста. Вся эта амуниция сушилась на осеннем солнце медленно, и мы более часа просидели там.

Владимир Ильич увлекательно рассказывал о жизни за границей, рассказывал, как проводят свой досуг французы, бельгийцы, швейцарцы.

Солнце засветило ярче, Москва-река стала искриться. Мы пошли дальше. Охотились мы в этот день до сумерек. Злоключение у моста было забыто. Владимир Ильич охотился с юношеским увлечением.

В один из воскресных дней я повез Владимира Ильича по обыкновению далеко за город. Мы остановились в селе Богданихе, километрах в десяти от Горок. Владимир Ильич, как я уже говорил, любил делать остановки в незнакомой местности, заводить разговоры со встречными крестьянами.

Так было и в Богданихе, куда мы попали в это утро. Владимир Ильич вышел из машины и отправился к избам. Навстречу шла группа крестьян-бедняков. Среди них случайно оказался старик, побывавший у Ленина крестьянским ходоком. Он узнал Ильича и тотчас же сказал об этом спутникам. Ленина тесно окружили, завязался разговор.

Вскоре вокруг Владимира Ильича собралась изрядная толпа крестьян. Всем хотелось посмотреть на Ленина, услышать его речь и задать вопрос. Ильич внимательно выслушивал каждого и охотно отвечал.

Из толпы вдруг выдвинулся старый, седой крестьянин и обратился к односельчанам:

— Послушайте-ка, люди! Вот перед нами самый главный большевик — Ленин. Давайте расскажем ему про нашу беду. Кто же, как не он, поможет нам...

Люди заговорили сразу. Стараясь друг друга перекричать, они стали говорить Ленину о чем-то очень серьезном и, по-видимому, наболевшем. Владимир Ильич остановил их.

— Так, товарищи, не годится. Я ничего не пойму, если говорить будете сразу. Выберите одного, который сможет мне толком все рассказать. А вы слушайте и если он что-нибудь пропустит или скажет не так, поправьте его.

Выбрали седобородого деда. Тот рассказал Владимиру Ильичу о безобразии, царящем в их селе. Оказывается, сельский совет, нарушив законность, отобрал у бедняков весь хлеб и посевной материал. У людей не осталось ни фунта муки и ни одной картофелины.

Владимир Ильич слушал с напряженным вниманием. Выслушав крестьян до конца, он попросил написать ему об этом на бумаге, не упустив ни одного факта, ни одной фамилии.

— Обязательно все точно опишите, чтобы я не забыл или не перепутал. Здесь орудуют враги, стремящиеся вызвать недовольство крестьян. Расследуем и вздуем кого следует, — сказал Ленин (Владимир Ильич любил употреблять слово «вздуть»).

Часа через три, на обратном пути, мы опять остановились в Богданнхе. Письмо уже было готово. Ленин бережно спрятал его в карман, попрощался с крестьянами, и мы уехали. Ленин отправил письмо со своими замечаниями в ВЧК.

Предположение Владимира Ильича оказалось верным. В деревне действовали враги советской власти — кулаки и преступники. Кулацкое гнездо било раскрыто и разгромлено.

Об осени 1920 года почему-то сохранилось больше всего воспоминаний. Помню еще эпизод.

В один из воскресных дней Владимир Ильич отправился на машине в деревню Монино, расположенную в семидесяти километрах от Москвы по Северной дороге.

По словам одного егеря, проживавшего в Монино, лес, примыкавший к деревне, представлял собой прекрасное место для осенней охоты на зайцев и тетеревов.

В Монино мы ехали впервые. Нас встретил знакомый егерь и повел в небольшой, очень опрятный дом, стоявший в центре деревни. Владимир Ильич обратил внимание на то, что домик, в который мы направлялись, стоит рядом с церковью.

Хозяин встретил нас радушно, просил располагаться по-домашнему. Это был пожилой статный мужчина, мало напоминавший крестьянина, скорее похожий на учителя или агронома. Бросались в глаза книги, стоявшие на полках. .

Общительность Владимира Ильича нашла живой отклик в нашем гостеприимном хозяине. Владимир Ильич любил беседовать с людьми, умел вызывать собеседника на откровенность.

— Ну, расскажите, товарищ Предтечин, — обратился Владимир Ильич к хозяину, — как живут ваши крестьяне, что думают они о советской власти, каковы их настроения.

Предтечин, не подозревавший, что с ним говорит Ленин, охотно и остроумно рассказывал, как жили крестьяне до революции, как восприняли они советский строй. Затем заговорили о сельском хозяйстве, о житье-бытье отдельных крестьянских семейств, о будущем советской деревни. При этом наш хозяин обнаружил очень любопытные взгляды на быт крестьянина и высказал Ленину интересные мысли о сельском хозяйстве.

— Да, все это чрезвычайно интересно, — сказал Владимир Ильич. — Вы, должно быть, агроном? Нет?

— Нет... — уклончиво ответил Предтечин и немного смутился.

Ленин поднялся и сказал:

— Ну, а теперь — в лес! На охоту! Пойдемте с нами, товарищ Предтечин, — предложил он .хозяину!

Тот согласился, принес из соседней комнаты ружье, и мы двинулись в путь.

Мы углубились в лес. Собаки были пущены вперед, руководил охотой егерь. Мы разделились на две группы: Владимир Ильич и Предтечин пошли вправо, а я с егерем — влево. Как-то неожиданно егерь обращается ко мне:

— Какая, по-вашему, профессия у этого Предчетина? Вот удивлю вас: он священник, служитель культа.

— Что? Поп? Вы шутите...

— Нисколько. Он служит в той самой церкви, что рядом с его домом. Но он не такой, как все попы... Он не фанатик. Видите — на охоту пошел с нами.

Я решил тотчас же сказать об этом Владимиру Ильичу. Вот, думаю, будет изумлен! Возмутится, вероятно, что его привели в избу попа.

Но сказать об этом удалось только к вечеру, когда мы возвращались с охоты.

Охота была удачная: у каждого из нас висело много убитых зайцев. Владимир Ильич был в отличном расположении духа.

Приближаясь к дому Предтечина, мы с Владимиром Ильичом немного отстали, и тут я сказав ему:

— А ведь Предтечин вовсе не агроном и не учитель, а поп.

Ленин остановился и недоверчиво сощурил на меня глаза.

— Как так — поп? Вероятно, бывший?

Я объяснил, что вовсе не бывший. Владимир Ильич сначала отказывался верить. Через несколько минут между Лениным и Предтечиным завязался разговор, который остался у меня в памяти навсегда.

— Послушайте, — начал Владимир Ильич, — о вас ходят слухи, что вы священник. Что это — правда?