Изменить стиль страницы

Вздохнув, Гаухар отошла от окна. Постояла с закрытыми глазами, вдруг неожиданно для себя глянула на незаконченный рисунок. Тихо и радостно улыбнулась. «А ведь неплохо начато, право неплохо. Будто в самом деле вьется дымок из труб, и снег такой пушистый, что хочется взять в горсть. Отработаю детали — и готов рисуночек».

Гаухар чувствовала такую удовлетворенность собой, такую радость, словно сделала невесть какое важное дело. А ведь завтра же найдет в рисунке очень много ошибок, будет ругать себя. Но о завтра думать не хочется, главное — сегодня она верит в себя как в художника. Вероятно, такова уж природа человека, склонного к творчеству: хотя бы в первую минуту порадоваться тому, что сделал. Особенно нужны эти минуты не профессиональным художникам, а любителям: они очень редко показывают свои работы на выставках и еще реже слышат со стороны доброжелательные отзывы. Если уж сам не порадуешься своей работе, что еще остается?

За окном смеркалось. Гаухар зажгла свет и, уже не посмотрев на рисунок, положила его в альбом вместе С другими. Она переоделась, привычно занялась домашним хозяйством.

Около восьми вернулся и Джагфар. К удивлению Гаухар, с ним пришел Исрафил Дидаров. Вот уже не вовремя! Ничем особенным Исрафил не помешал ей, но неожиданное его появление было как-то не по душе Гаухар. Дидаров словно почувствовал это, начал объяснять, что подвез Джагфара с завода на своей машине. Ну, раз уж приехали вместе, Джагфар затащил его в квартиру, так что пусть хозяйка не седеет. Джагфар подтвердил:

— Да, да, я не отпустил его. Повечеряем вместе.

Гаухар промолчала. Насколько могла, приветливо предложила гостю раздеться, пройти в столовую.

На скорую руку был накрыт стол, появилось вино, кое-какая закуска. И вдруг Гаухар остро почувствовала: и мужу, и Исрафилу не по душе, что вот сейчас она села за стол вместе с ними, с мужчинами. В любое другое время они рады были бы ей, но сегодня… сегодня хозяйка лучше бы оставила их наедине. Для вида Гаухар посидела с ними, поговорила о том о сем и, убедившись окончательно, что неприятное чувство ее было не обманчивым, нашла какую-то причину и поднялась из-за стола. Потом совсем ушла из комнаты. Ее не пытались удерживать, даже не сказал» для приличия: «Побудь с нами, без хозяйки стол сирота».

Гаухар было очень горько. Не зная, за что взяться, чем заглушить обиду, она уединилась в спальне и, совершенно убитая, опустилась на стул, закрыла лицо ладонями. Она не плакала, и от этого ей было еще тяжелее. За какой-нибудь час перед этим у нее было такое бодрое настроение, особенно когда удался рисунок, — ей так хотелось побыть с Джагфаром наедине… А тут неожиданная помеха…

Она с нетерпением ждала, когда, наконец, уйдет Исрафил, и она объяснится с мужем, облегчит сердце. Но гость не торопился. Минуло девять, десять часов, а за столом в соседней комнате все разговаривают и разговаривают. Голоса у собеседников становятся все громче. Оба, кажется, изрядно выпили. Так еще никогда не было у них. Что это такое? Может, войти к ним и положить конец этому затяжному застолью? Что она, чужой человек в своем доме? Войти и сказать: «Хватит» время позднее!

Вместо этого она начала прислушиваться к громким голосам и уже не могла оторваться.

— …Так что, друг мой Джагфар, жизнь очень сложная штука, — слегка запинаясь, говорил Дидаров. — В ней таи много неожиданного. Когда-то и моя жена дипломированной учительницей была. Я всегда ей говорил: «Пожалуйста, преподавай в школе, ходи на собрания и совещания — пожалуйста… Хочешь быть передовой, идейной учительницей? Сколько душе угодно! Могу даже кое в чем помочь тебе. Например, подготовить умное выступление на вашем педагогическом совете. Но ради всего святого, ради бога, не будь идейной наставницей дома! Не будь — и все тут! Не читай мне скучных нотаций. Дом — это дом, как говорят добрые люди — место покоя, отдыха и удовольствий…» Правильно я говорю, Джагфар? Ну чего ты молчишь? Смотри на жизнь смелее. Да, да, будь настоящим мужчиной, гордым и независимым! Ты ведь ученый, экономист… Ну вот, скажи: может ли человек жить однообразно, по чьей-то указке? Нет, не может он там жить. По законам природы ему необходимо разнообразие, И развлечения нужны. Женщинам не понять этого… На работе тебя целый день дергают, торопят «Давай, давай скорее!» Одно не так, другое не этак… Вернешься к себе домой — и здесь начинают шпынять. Ты слушаешь меня, Джагфар? Слушай хорошенько! Это нужно знать каждому мужчине, если он хочет жить по-настоящему. Этому в вузах не учат, эти уроки надо брать Щ самой жизни. Так что слушай… Будь в каждом случав находчив, изворотлив, иначе того и гляди свернут шею. Понял?.. То-то! Тебе когда-нибудь доводилось видеть белку, которая вертится в колесе? Если вдуматься, человек в жизни та же белка. Но!.. — Исрафил хлопнул ладонью по столу. — Человеку дан великий ум. Благодаря уму он далеко не всегда белка. Если на работе нельзя без того, чтоб не вертеться, то уж дома… Здесь мужчина полный хозяин, царек в своем небольшое царстве. Вот именно — царек! Надо называть веща своими именами. На работе человек то белка, то лошадь. Везет, вертится, Даже оглянуться на себя некогда. Против этого не попрешь. Это уж так поставлено, Вроде бы закон. Поэтому умные головы кроме городской квартиры обзаводятся еще дачей. Кто строит, кто покупает. Все делают тихо, скромно, без показухи. А почему бы не строить? В наше время жизнь народа все улучшается. Почему же тебе было не обзавестись уголком вдали от городского шума? Вот ты и завел… Значит, молодец!.. Э, да ты никак задремал? Для кого же я тут разоряюсь, толкую? Проснись, подними голову! Эх, размазня! Ну-ну, не обижайся, я по дружбе…

Но Джагфар не спит, даже не дремлет. Он совсем не размазня. Этот проклятый Дидаров кого хочешь заговорит. Ловок на язык. И высказывает именно то самое, что давно уже засело у Джагфара где-то в тайниках души. Однако он никогда и никому не выложил бы все это напрямик. Потому он и сидит, опустив голову, избегая смотреть в глаза Дидарову. Если посмотрит, сразу увидит: ведь они с Дидаровым братья родные, как говорится, и по крови, и по духу. А вот в этом родстве Джагфару и не хотелось бы признаваться. Не потому, что очень совестно или зазорно. Просто незачем открывать лишнее, Джагфар не привык к этому. Он многому учится у Дидарова. Но болтать не желает.

Гаухар, сгорая от стыда, все эти откровенности слушала через стенку. «Если бы оба они были трезвыми, Дидаров, наверно, не наговорил бы столько пошлостей, а Джагфар не стал бы слушать, — мучительно думала она. — Значит, они пьяны. Но ведь что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Неужели Исрафил такой двуличный человек? Он главный инженер, один из руководителей на большом заводе, многие слушают его, верят, делятся с ним мыслями не только о производстве. Главный инженер бывает советчиком, особенно для молодежи, не только в технике, но и по делам человеческим. Как же люди не видят маску на лице этого лжеца? Или видят, да… Неужели жизнь так сложна и трудна?..»

А вот еще одно «неужели». Почему Джагфар терпит около себя этого пройдоху? Приводит к себе домой, слушает его бесстыдную болтовню. Что может быть общего между ними?..

Выйти, что ли, к ним?.. Но Гаухар опять останавливается. Нет, просто бранью тут ничего путного не добьешься. Надо во что бы то ни стало вырвать мужа из-под влияния Дидарова, иначе он погибнет, Все же Гаухар и подумать не могла, что ее Джагфар, этот аккуратист, выдержанный, рассудительный человек, вдруг так податлив. Ведь он смотрит в рот Дидарову и молчит. Значит, на уме у него тоже темно? Нет, это ужасно, нельзя терпеть этого! Вероятно, и сама она повинна в нравственном падении мужа. Если бы она внимательней присматривалась к нему, к его дружкам, сегодня не пришлось бы так страдать.

Но ведь она о другом собиралась говорить с Джагфаром. С чего же начать?.. Может, вообще не заводить сегодня никаких объяснений, подождать более удобного времени, когда муж сумеет выслушать ее на трезвую голову? Не в силах, не может она ждать!