К земледельческим занятиям малые народности Приморья были приведены самой жизнью. Уже во время гражданской войны отдельные стойбища робко и неуверенно приступали к усвоению земледелия. Этот момент нашел отражение и в художественной литературе. Герою романа Фадеева Сарлу удалось понудить женщин возделывать землю, но предложить это занятие мужчинам он не решился. Ныне сельское хозяйство прочно вошло в быт уссурийских и амурских малых народностей. «Никогда не знавшие сельского хозяйства удэхейцы, — пишет Ю. Шестакова, — научились обрабатывать землю. Теперь в лесной глуши поселился украинский подсолнух, растут помидоры, кавказская фасоль, муромские огурцы. Удэхейцы знают, как обращаться с домашними животными. А ведь еще не так давно доярка в их представлении была смелой женщиной, потому что не боялась рогатого зверя…» [93] Целый ряд удэхейских колхозов славится своим сельским хозяйством: «Сихотэ-Алинь-ский колхозник» (селение Акша, у устья Самарги), «Красный удэхеец» (селение Санчихеза на Бикине), «Ударный охотник» (селение Гвасюги на реке Хор) — все это арсеньевские места. Особенно успешно развилось земледелие в колхозе «Ороч» (селение Уська-Орочская). По сообщению К. Майбогова, здесь в 1946 г. колхозом было засеяно 30 гектаров овощных культур, имелось 67 голов крупного рогатого скота, 23 лошади и 40 оленей [94]. И в то же время орочские колхозники продолжали успешно заниматься и своими прежними промыслами. В том же году членами колхоза было выловлено 3200 центнеров рыбы [95]. А еще в 1939 г., то есть менее чем через 10 лет после смерти Арсеньева, гвасюгинские колхозники приняли участие в борьбе за рекордный урожай картофеля и получили право принять участие во Всесоюзной сельскохозяйственной выставке [96].
В. К. Арсеньев, как и почти все современные ему этнографы, был убежден, что для малых народностей переход в русские избы был бы вреден и даже губителен; не представлял он себе возможности возникновения в уссурийской тайге и на побережье Амура больших национальных селений. Теперь расселение этих народностей приняло иные формы. Ушли в безвозвратное прошлое раскиданные на громадных пространствах ничтожные убогие стойбища. Ныне по всему Амуру протянулись колхозные селения нанайцев с прекрасными русскими избами. Орочи дали замечательный пример объединения в одном колхозе целого народа. Стянулись в колхозные селения и удэхейцы.
Все хорские удэ стянулись в селение Гвасюги, ангоиские — в поселок Бира и т. д. Эти селения являются в полной мере очагами новой культуры: в них имеются школы, клубы, больницы, библиотеки, кино, звучит радио и горит электрический свет. Давно уже нет и прежних корьевых шалашей. Орочи и удэхейцы живут в русских рубленых домах, — лишь некоторые упорные старики не желают признавать новых жилищ, и кое-где рядом с новыми домами как своеобразные памятники старого ушедшего быта стоят ветхие шалаши, в которых коротают свои дни представители старейшего поколения. Изменились и формы организации труда: вместо примитивной простой кооперации появились правильно организованные бригады и распространились социалистические формы труда. В быт малых народностей прочно вошли ударничество, социалистическое соревнование [97].
В романе Фадеева темный и забитый крестьянин-переселенец, не освободившийся еще из-под власти кулацкой идеологии, Иосиф Шпак требует, чтобы партизанский штаб издал приказ о выселении из тайги инородов. Этот эпизод художественно отображает один из самых тяжелых и трагических моментов старой таежной жизни. Встречи орочей и удэхейцев с русскими крестьянами-переселенцами были не всегда дружественными. Арсеньев подробно рассказывает об этом в своих книгах, но разобраться в причинах этих столкновений он не сумел и принимал за национальный антагонизм то, что являлось следствием причин социально-экономических. Его отношение к староверческому, по преимуществу кулацкому, населению было двойственно. Его подкупали трудолюбие староверов, уменье настойчиво и упорно работать, предприимчивая инициативность, заслонявшие в его глазах их хищническую сущность. Но вместе с тем он с глубоким негодованием относился к их эгоистической черствости, самомнению, ханжеству и особенно не мог им простить презрительно-пренебрежительного отношения к малым народностям. Любопытен эпизод, о котором он рассказывает в книге «Дерсу Узала». Однажды он разговорился с одним старовером, приятелем Дерсу:
— Хороший он человек, правдивый, — говорил старовер. — Одно только плохо — нехристь он, азиат, в бога не верует, а вот, поди-ка, живет на земле все равно так же, как и я. Чудно, право! И что с ним только на том свете будет?…
— Да то же, что со мной и с тобой, — ответил я ему.
— Оборони, царица небесная, — сказал старовер и перекрестился. Я истинный христианин по церкви апостольской, а он что? Нехристь. У него и души-то нет, а пар.
Старовер с пренебрежением плюнул и стал укладываться на ночь. Я распрощался с ним и пошел к своему биваку. У огня с солдатами сидел Дерсу. Взглянув на него, я сразу увидел, что он куда-то собирается.
— Ты куда? — спросил я его.
— На охоту, — отвечал он. — Моя хочу один косуля убей, надо староверу помогай, у него детей много. Моя считал — шесть есть.
«Не душа, а пар», — вспомнились мне слова старовера. Хотелось мне отговорить Дерсу ходить на охоту для этого «истинного христианина по церкви апостольской», но этим я доставил бы ему только огорчение и воздержался» (II, стр. 11–12).
Не понимая сущности сложившихся отношений, В. К. Арсеньев не мог найти и правильного выхода из создавшегося положения. Этим и объясняются некоторые его проекты устройства малых народностей.
Свою ошибку Арсеньев сумел осознать. В последние годы жизни он уже не сомневался в возможности дружной совместной работы всех народностей, обитающих в крае. Это содружество — основной признак и основная, характерная черта строительства новой жизни, созидаемой в былых таежных дебрях. Многочисленные факты свидетельствуют об огромной помощи, которую оказывают русские люди малым народностям Приморья. А. Г. Абрамов подробно рассказывает, как украинцы-переселенцы помогали налаживать новый быт удэхейцам на санчихедской поляне: «…кипела работа. Семья Ловляги, переселившаяся в Санчихеду из Кортуна, заправляла всеми работами. Удэхейцы повиновались распоряжениям исконных хлеборобов — украинцев Ловляг. Вот Нюра Инсан, подавая к молотилке снопы, ловко перехватывает их из рук Дуни Сигдэ. Она, запыленная, с растрепанными черными волосами, что-то громко говорит, стараясь перекричать шум молотилки, дородной украинке Василисе, заправлявшей снопы в молотилку.
Конным приводом управляли двое — Максим Ловляга и Федя Уксумин. Работа шла дружно» [98]. Успешное развитие молочного хозяйства среди орочей и удэхейцев обязано в значительной степени огромной помощи, оказанной русскими женщинами. И совершенно исключительной, граничащей иногда с подвигом, была в этом процессе организации форм новой жизни роль русской советской интеллигенции. Имена русских учителей Николая Павловича Сидорова у орочей и Анатолия Масликова у удэхейцев стали почти легендарными [99]. Сейчас уже возникла и выросла своя национальная интеллигенция, работающая в тесном содружестве с русскими врачами, учителями, агрономами…
Да, В. К. Арсеньев многого не предвидел и многого не учел, но по большей части эти ошибки были свойственны всему поколению ученых, к которому принадлежал В. К. Арсеньев. И, конечно, не ими определяется целостное значение книг и всего жизненного дела В. К. Арсеньева. Каковы бы ни были отдельные ошибки в его трудах, в целом они входят в золотой фонд литературы о народностях Приморья, составляя неотъемлемую часть их духовной культуры, ибо именно в них с необычайной полнотой и выразительной силой раскрыты основные черты национального характера этих народностей. Во всех своих книгах В. К. Арсеньев выступал неустанным горячим пропагандистом высоких нравственных качеств этих «лесных людей» — именно он первый открыл, какие богатые творческие силы таят они в себе. Один пример особенно характерен и поучителен. Вопреки мнениям, господствовавшим в старой военной среде, В. К. Арсеньев всегда утверждал, что малые приморские народности обладают высокими воинскими качествами». Немало найдется орочей и удэхейцев, — писал он, — которые сделают честь самым лучшим стрелкам в армии»; он утверждал, что в будущей войне они могут сыграть важную и значительную роль «в качестве великолепных лоцманов, проводников, разведчиков» [100].