— Кирпичи я теперь делаю, — только и выговорил он.

Человек, назвавший себя Полевым, стал говорить о загубленных талантах, людской несправедливости и зависти человеческой.

Потом они долго пили в маленькой комнатушке. На прощанье Полев сказал:

— Ладно, артист, помогу тебе. Вернешься ты на сцену. Будут у тебя деньги. Не все еще потеряно...

И вот они — деньги! Целых тридцать тысяч! Правда, принадлежат они не ему, Серегину. Кто-то должен за ними прийти. Потом эти тридцать превратятся в триста, и Серегин, получив свою треть, уедет с сыном из глухомани в большой город, а там... Что будет «там», Александр не мог себе представить.

Но шли недели, а за деньгами никто не приходил. Они лежали под бочкой, зажатые кирпичами, и не приносили ему никакой радости.

И Серегин ждал...

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Было уже поздно, когда Павел зашел в столовую. Он купил папиросы, конфеты и постоял еще несколько минут, разглядывая небогатую витрину буфета. Он надеялся увидеть заведующего.

Но Ковача не было. Спрашивать о нем Павел не решился и, выйдя на улицу, стал прогуливаться возле столовой. С минуты на минуту столовая должна была закрыться, а Ковач не появлялся.

Ждать дальше не имело смысла, и Павел пошел через весь поселок к домику Степана Гудова. Еще издали он увидел, что в доме старателя нет света.

— Вот те на! — удивился Павел, — Неужто никого нет?

В самом деле на дверях гудовского дома висел большой замок.

Первым желанием Павла было бежать к Ильичеву. До районного центра недалеко... А вдруг Ковач следит за ним?

«Нельзя!» — твердо решил Павел и пошел в общежитие. Взяв книгу и поудобнее устроившись, стал читать. Спать не хотелось: давало знать нервное напряжение последних дней. Во втором часу ночи под окном послышались чьи-то шаги. Человек остановился и тотчас же стекло тоненько зазвенело от легкого стука.

— Кто там?

Молчание.

— Кто стучит?

Никакого ответа.

Павел распахнул дверь и вышел на крыльцо.

— Не шуми, свои, — услышал он чей-то шепот. — Кто у тебя в хате есть?

— Никого! Ребята сегодня на участке ночуют. Да кто это, никак не пойму?

Из темноты вышел Ковач. От него пахло спиртом, губы подергивались, дрожали.

«От волнения или от страха? — подумал Павел и с удовольствием решил: — От страха».

— Идем в дом. Свет потуши, — пробормотал Ковач. — Не застукали бы нас...

В комнате он тяжело опустился на кровать.

— Доигрались мы... Свеча пропал. Что, если взяли?

Готовый к этому, Павел ахнул:

— Как же он?

— Тебя нужно спросить. Вчера вы с ним куда-то ушли, с тех пор только я его и видел.

Обычно веселый, подвижной, Ковач был угрюм. Он тревожно глядел в темноту, дышал громко, с хрипом, говорил отрывистыми, короткими фразами.

— Ты что, домой не ходил? — спросил Павел.

— Нет. Нюрка к Гудову убежала. Поговорили мы с ней. Она как рехнулась.

— А она... знает?

— Кое-что знает. От Гудова два раза золото приносила. И про мою судимость ей известно. Может сгоряча дров наломать. Баба стихийная! Проболтается Гудову, что Свеча ее увезти хочет, тогда беда...

А Павел в этот момент думал:

«Уйдет сейчас Ковач, где его тогда искать? Как же я на глаза Романову появлюсь?»

Он зажег свет и спокойно сказал Ковачу:

— Зря мы с тобой паникуем и прячемся зря. Объел нас Свеча, деньги забрал и — ау!

— Пропади он с деньгами!

— Появился тут один покупатель. Не то из Ростова, не то из Одессы. Весь товар он у Свечи забрать хочет. Вот мы и поехали к нему вчера, да по дороге меня застава ссадила: паспорта не взял. Может, продал Свеча золото да и махнул на «материк».

Ковач повеселел.

— Тогда другой разговор! Лишь бы его не сцапали, а то и нас заложит.

— Разве такие, как Свеча, закладывают?

— Все хороши... Ну ладно, парень! Пойду в столовую. А то хватятся, что меня нет, шум поднимут.

Ковач ушел. Павел подошел к окну и увидел лицо Романова. Он весело «подмигнул и показал Павлу кулак с отогнутым большим пальцем.

Лицо и кулак Романова исчезли в темноте так же внезапно, как и появились.

«Теперь не уйдет Ковач, — облегченно подумал Алешкин. — Такая гниль в темноте светится!»

Он разобрал постель, умылся и лег спать.

А Романову и Ильичеву было не до сна. Проводив Ковача до дома Гудова и оставив для наблюдения одного из работников, они вернулись в отдел.

Их с нетерпением ожидал Доронов. Был он чем-то взволнован, и это не ускользнуло от зоркого взгляда Ильичева.

— В чем дело, Гриша?

— Степан Гудов пропал, товарищ капитан.

— Как?!

— Дома его нет.

— Так он же ночует на полигоне.

— Прошлую ночь ночевал, верно. И не один ночевал, а с женщиной. Это я точно установил.

— С сестрой Ковача?

— С ней. И пропали оба... Домой не приходили.

— Вот так дело! — протянул Ильичев. — Может, съездим на прииск? Здесь рядом.

— Надо ли?

— Надо!

Возле конторы прииска машина остановилась. Ильичев и Романов вышли из нее и постучались в закрытую изнутри дверь.

— Кому там понадобилось? — спросил вахтер.

— Откройте. Милиция!

— Открыть не могу. Идите к начальнику караула.

Пришлось доехать до помещения пожарной охраны, где находилась комната караула.

— Не будем тревожить вахтера конторы, — предложил Ильичев начальнику караула. — Вызовите сюда кассира золотоприемной кассы.

— Кассира?!

— Да, кассира. Только так, чтобы об этом знал только он один.

Прошло с полчаса, прежде чем в караульном помещении появился кассир.

— Кажется, Андрей Павлович? — спросил Ильичев.

— Верно! — удивился кассир. — Неужели помните?

— Помню.

— А меня, старика, простите: в лицо вас будто знаю, а так — запамятовал...

Ильичев показал свое удостоверение, извинился за ночное беспокойство.

— Ничего, поспать всегда успею, — словоохотливо отозвался кассир. — Работа у меня такая, приходится и ночью золото принимать, отправлять...

— У нас к вам, Андрей Павлович, вопрос. Только не для огласки. Вы Степана Гудова знаете?

— Гудова-то? Ну как же. Лет тридцать бок о бок прожили. И старались вместе, и на драге опять же рядом работали. Честный человек он, Степан. Жаль, все один да один. Неудачник...

— Так вот... пропал он!

— Гудов пропал? — переспросил кассир. Его высокий лоб мгновенно перепахали три глубокие морщины, густые брови тревожно шевельнулись, глаза стали стальными, недоверчивыми.

— Как же это? Ведь был он у меня вчера. Вот, как с вами, говорил с ним...

Ильичев и Романов переглянулись.

— Вчера?

— Ну да, вчера вечером, — подтвердил кассир. — В кассу ко мне заходил Степан.

— Зачем же он приходил?

— Известно зачем. Золото принес.

— И получил наличными?

— Нет, на свой счет записать велел.

Вопросы сыпались один за другим. Правда, спрашивал только Ильичев. Романов же молча делал в блокноте какие-то пометки. Так у них было заведено: если разговор вел один, другой в него не вмешивался. Он терпеливо ждал, пока кончит товарищ, и только тогда приступал к выяснению всего того, что, по его мнению, оставалось невыясненным.

— Та-ак!.. И ничего вы особенного в Гудове не заметили?

— Вроде бы нет. Хотя... постойте. Никогда прежде не приходил ко мне Степан с женщиной. А на этот раз ждала его на улице женщина.

— Кто же она? Вы ее знаете?

— А как же! Заведующего столовой сестра...

«Значит, прав был Доронов», — решил про себя Ильичев. Кассир продолжал:

— Вижу, торопится Степан. Не стал я его задерживать. Так и пошли они рядом.

— А куда пошли-то?

— Видел, что в поселковый Совет, а вот оттуда куда двинулись, не могу знать. Неужто беда стряслась какая...

— Вы уж не сердитесь на нас, что разбудили, — попросил Ильичев, — по важному делу побеспокоили. А о нашем разговоре никому ни слова.

— Знаю, знаю. Будьте покойны, надежду на меня имейте полную.