Изменить стиль страницы

Возвращаться домой Александру не хотелось. Он целыми днями бродил по небольшому приволжскому городку без денег и определенной цели. Ночевал то на вокзале, то на пристани. Однажды его глаза выхватили два слова объявления: «...обеспечиваются общежитием».

Серегин остановился, прочитал все объявление. Кирпичному заводу требовались рабочие. Через полчаса он уже беседовал с кадровиком завода. То ли ему удалось разжалобить этого пожилого человека, то ли здесь было принято каждого новичка окружать заботой, но Серегин получил небольшую ссуду на обзаведение и койку в рабочем общежитии.

Против ожидания, Серегин увлекся первой в его жизни работой. Он даже предложил что-то новое в технологии изготовления кирпича и был отмечен приказом по заводу. Вскоре ему приглянулась скромная машинистка с золотыми косами. Девушке тоже понравился ладный парень с глазами мечтателя. Они поженились. Молодожены с трудом сводили концы с концами, но были полны счастья и надежд.

Они назвали своего первенца Виктором.

По настоянию жены Серегин еще раз предложил свои, услуги местному театру. На этот раз отказа не последовало. Главный режиссер, видевший Александра в любительском спектакле, решил попробовать молодого парня «на настоящей сцене». Правда, первое время Александр, как он сам говорил жене, играл «стук в дверь» и «задние нога верблюда». Но после того как однажды на выездном спектакле ему пришлось подменить заболевшего актера, режиссер поручил Серегину ответственную роль.

Потом пришла известность. Александр играл главные роли почти во всех спектаклях и все реже ночевал дома. Он забыл самоотверженность своей верной, скромной жены, разглядел ее маленький рост и сутулость. Робкие жалобы на одиночество грубо обрывал.

Но самое страшное было в том, что Серегин стал пить. Вначале после премьер, потом после каждого спектакля.

Кончилось тем, что из театра Александра выставили.

— Такой уж я неудачник, — отмахнулся он от советов директора.

В тот же день, уложив свой немудреный багаж, Серегин уехал из города, не оставив жене и ребенку даже рубля!

Остановился он в районном центре, где ему предложили место руководителя кружка художественной самодеятельности при Доме культуры. Пить Александр не перестал, и зарплаты едва хватало на неделю. Он пытался занимать деньги в долг. Вначале это удавалось, потом люди стали ему отказывать.

Как-то вечером он бродил по клубу, испытывая неудержимую потребность забыться в пьяном угаре.

Взгляд Александра остановился на огромном занавесе. «Десятки метров прекрасного алого бархата на шелку», — мелькнуло в уме Серегина.

Дрожащими руками он ухватился за занавес, повис на нем и стал рывками тянуть на себя. Тяжелое полотнище долго не поддавалось, потом не выдержало и, сорванное с крючьев, мягко опустилось к ногам Серегина. Александр располосовал его столовым ножом и стал спешно запихивать в грязную матрацевку.

Крадучись, вышел он через черный ход, бросил ключ в снег и направился к железнодорожной станции.

Пассажирский поезд уже отходил от платформы. Последним усилием Серегин втолкнул в тамбур вагона свою тяжелую ношу и прыгнул сам.

Через полчаса Серегину удалось продать бархат какой-то разбитной бабенке и, вздрагивая под каждым встречным взглядом, он прошел в вагон-ресторан...

Под утро поезд остановился на большой станции. Кивнув на прощанье сонной проводнице, Серегин выставил на перрон тяжелые коричневые чемоданы, сошел сам и, подхватив чемоданы, двинулся навстречу ветру. Он шел неизвестно куда и зачем.

На привокзальной площади стоял милиционер.

«Остановит! Непременно остановит! — подумалось Александру. — Еще десять шагов... Еще пять...»

Милиционер не обратил внимания на сутулого человека с двумя чемоданами.

Возле первой освещенной парадной он остановился, вытер пот.

— Приезжий, верно?

Серегин испуганно обернулся. Перед ним стоял невысокий, просто одетый парень в ушанке.

— Давай помогу...

Парень подхватил один из чемоданов и весело зашагал рядом.

— Хорошо, что в наш город приехал! Нужны у нас люди: вон как город растет!

Он с гордостью кивнул на леса какой-то видневшейся неподалеку стройки.

— Новый театр строим. Ишь, какая красота! — И, обернувшись к Серегину, спросил: — Вам, верно, в гостиницу? Она за углом.

Он поставил на землю чемодан, протянул Александру руку и пошел через улицу широким упругим шагом.

«Мне бы вот так...» — подумал Серегин и с тоской посмотрел вслед этому уверенному парню.

Пока было безлюдно, Александр бродил по городу, изредка заходя в парадные, чтобы погреться. Но вот улицы стали наполняться людьми в брезентовых куртках и поношенных ватниках, все чаще и чаще встречались женщины с кошелками и авоськами.

«Когда-то и у меня было в жизни все решительно хорошо и удачно, — рассуждал Александр, — и я был нужен людям. А сейчас...»

Дежурный по управлению милиции очень удивился, увидев перед собой небрежно одетого, заросшего мужчину, который чуть ли не по-военному отрапортовал:

— Прибыл в ваше распоряжение...

Дежурный пожал плечами, бросил взгляд на чемоданы и пошутил:

— Так ведь у нас не гостиница. Ошиблись, товарищ.

— Нет, не ошибся!

Мужчина с трудом перевел дух, снял шапку и сел на стул.

— Вор я!.. Вор...

На суде преждевременно постаревший Серегин держался просто, без рисовки.

— Граждане судьи! Я виноват перед законом, перед обществом и перед семьей, которую я бросил. Любое наказание приму безропотно. В моем падении не виноват никто. Люди всегда хотели мне помочь, но я не нашел в себе ни воли, ни разума, чтобы стать человеком. Горько сожалею, что погряз в пьяном болоте...

После долгого перерыва, во время которого Серегин так и не решился посмотреть на сидящих в зале людей, вновь раздалось сурово-торжественное: «Суд идет!» Густой баритон председательствующего огласил приговор:

«Именем Российской Советской Федеративной Социалистической Республики... Серегина Александра... учитывая чистосердечное признание и явку с повинной... Считать меру наказания условной...»

«Условно... Как же это так?» — недоуменно спрашивал себя Серегин.

— Вы свободны, — сказал, обращаясь к нему, судья. — Свободны! Можете ехать к жене, устраиваться на работу.

Серегин все понял. По его лицу потекли слезы.

Через два месяца в народный суд пришло письмо Александра Серегина.

«Уважаемый товарищ судья! (Извините, что не знаю вашей фамилии, имени и отчества). Я виноват, что еще не написал вам ни разу с тех пор, как мы встретились с вами при таких печальных для меня обстоятельствах. Примите величайшее спасибо лично от меня и от моей семьи, которой вы вернули мужа и отца. Спасибо за то, что вы поступили так гуманно и поверили в доброе, что заложено в душе каждого человека. Я стремлюсь оправдать ваше доверие.

Работаю на кирпичном заводе, воспитываю сына и берегу жену, у которой отнял столько радости и здоровья. Живем в хорошем доме, любим друг друга, и мир кажется нам огромным и прекрасным. Спасибо от спасенного вами человека».

 

Да, Александр Серегин не лгал. Разыскав в одном из далеких северных поселков жену и сына, он обрел потерянную когда-то радость. Каждую свободную минуту отдавал семье.

Несчастье пришло внезапно. В ясный весенний день умерла жена.

Серегин по-прежнему работал на заводе, жил тихо, сторонился людей, целиком отдавая себя сыну. Тайком он стал снова пить. Пил чаще всего по ночам, когда сын спал. После таких ночей приходил на работу обрюзгший, злой, будто все вокруг, а не он сам были повинны в его неудачах.

Как-то в столовой одного из приисков, куда Серегина занесли служебные дела, к его столу подсел человек с удивительно знакомым лицом. Александр силился вспомнить, где видел этого человека. Незнакомец напомнил сам:

— В «гостинице» вместе были. В предвариловке... Артист ты, я помню.

У Серегина защемило сердце, стало мучительно больно и обидно.