Идеалы пикартов, далеко опередившие возможности своего времени, были неосуществимы не только в XV веке, но и в ближайшие века. Поэтому пикарты были обречены на поражение. «…Это стремление выйти за пределы не только настоящего, но и будущего могло быть лишь [176] фантастическим, лишь насилием над действительностью, и первая же попытка осуществить его на практике должна была отбросить движение назад, в те узкие рамки, которые только допускали тогдашние условия».[40] Но борьба пикартов не прошла бесследно. Мечты о равенстве людей, об обществе, где не будет эксплуатации, поднимали чешское крестьянство на борьбу и, ставя перед ним неосуществимую при тогдашних условиях цель, максимально активизировали его усилия в борьбе за те непосредственные задачи, которые были очередной ступенью в многовековой борьбе трудящихся за построение бесклассового общества. Далёкие идеалы пикартов помогали массам радикально решать ближайшие задачи борьбы.

К весне 1421 года в развитии гуситского революционного движения наступил критический момент. Размах классовой борьбы крестьян и городской бедноты рассматривался примыкавшими к движению феодалами и бюргерством как прямая угроза их интересам. В связи с этим хилиастическая проповедь пикартов стала не на шутку беспокоить имущие элементы в среде таборитов. Первыми выступили идеологи умеренных таборитов. В конце февраля 1421 года таборский епископ Микулаш из Пельгржимова и магистр Ичина обратились к пражским магистрам с письмом, в котором указывали, что Мартин Локвис и 400 других пикартов не хотят чтить «святой алтарь», выливают на землю «кровь христову», ломают и продают чаши. Николай и Ичина просили помощи против пикартских проповедников у авторитетных магистров — идеологов пражского бюргерства Якубка из Стршибро и Пржибрама. Кроме того, они призывали к согласованным действиям против наиболее активных идеологов и руководителей пикартства.

Прежде всего подверглись преследованию проповедники пикартов, а самим пикартам предложили отречься от их взглядов. После своего отказа они вынуждены были удалиться из Табора и перешли в Пршибенице, но и отсюда были вытеснены. Тогда пикарты укрепились в крепости неподалёку от Пршибенице. Они были вооружены и продолжали свою проповедь, к которой прислушивались [177] многие бедняки-табориты. О серьёзных разногласиях среди оставшихся таборитов свидетельствует тот факт, что в конце марта, накануне выступления Жижки из Праги в новый поход, таборитский проповедник Антох прямо призывал воинов Жижки к разрыву с пражанами. Антох говорил о «двурогом звере», один рог которого представляют коншелы старого пражского города, а другой — университетские магистры. Взамен совместного похода он предлагал удалиться в Табор. Несмотря на противодействие Жижки, немалая часть его воинов ушла за Антохом в Табор. Жижка, однако, всё же выступил в намеченный поход и осадил хорошо укреплённый город Бероун, а после взятия Бероуна двинулся к Табору.

Вскоре после этого по настоянию правого крыла таборитов была учинена расправа с представителями крайних революционно-утопических сект. Укрепление пикартов было осаждено, а затем взято приступом. Пикарты отчаянно оборонялись. Большинство их погибло в бою, но более 40 человек попало живыми в руки победителей. Учитывая, что среди таборитов было немало тайно сочувствовавших пикартам и их программе, инициаторы расправы хотели во что бы то ни стало принудить пленных отказаться от их убеждений. Такое отречение должно было показать, что пикарты сами признали свои заблуждения, и этим окончательно уронить их программу в глазах возможных последователей. Напрасны были и уговоры, и угрозы, и пытки. Пленные пикарты и среди них Пётр Каниш, один из первых организаторов хождений на горы, отвергли все предложения раскаяться и мужественно взошли на костёр в Клокотах на глазах у всех жителей Табора.

Ещё несколько ранее этого времени преследования пикартов начались в Праге. Пражские коншелы запрещали городским жителям поддерживать связь с пикартами. Но пражская беднота не считалась с этими запретами. Вскоре начались и казни. Летом 1421 года был сожжён пражский ремесленник — портной Вацлав, сторонник пикартства.

Мартин Гуска тоже не избежал расправы. Некоторое время он скрывался в разных местах, но всё же попал в конце концов в руки врагов. Осуждённый в Праге, где городские власти не осмелились привести в исполнение приговор, этот замечательный проповедник и смелый мыслитель [178] был сожжён со своим другом в Руднице в августе 1421 года после мучительных пыток, как упорствующий еретик, не признающий святости причастия. Гуска до самой смерти оставался верен своим взглядам. Гуска отказался даже от предсмертной исповеди и молитвы — явление необычное не только для XV века, но и для значительно более близких к нашему времени периодов. Несмотря на все преследования оставшихся сторонников пикартства, память о Гуске пережила века. Уже вскоре после расправы Вацлав Коранда называл его святым, чем вызвал дикое озлобление врагов народа.

После расправы с основным ядром пикартов в Клокотах уцелевшие остатки их скрывались в южной Чехии, в Валовских лесах по берегам реки Нежарки. Община этих пикартов была немногочисленна. Под предводительством двух крестьян — Петра и Николая, которые называли себя Моисеем и Христом, а своих сторонников «ангелами господними», ниспосланными для наказания погрязшего в грехах мира, южночешские пикарты (их иногда называют николаитами) нападали на владения соседних феодалов. Живя за счёт военной добычи, они пытались последовательно осуществлять свои идеалы.

Осенью 1421 года пришёл и их черёд. Посланный Жижкой довольно значительный отряд отборных воинов в октябре 1421 года вступил в Валовские леса. Окружённые в своём лагере пикарты упорно сопротивлялись. В бою был убит гетман Боржек из Клатова, посланный Жижкой. После взятия лагеря немногочисленные пленные, среди которых были и женщины, подверглись сожжению.

Расправа с крайними революционно-утопическими сектами должна была по представлению Жижки и тех социальных слоев, представителем которых он являлся, усилить народно-освободительное движение в целом. Ликвидация левого крыла таборитов не была случайным явлением и объяснялась в конечном счёте всей совокупностью и сложным сплетением предшествовавших событий, уровнем социально-экономического развития и расстановкой классовых сил в Чехии в ходе Великой Крестьянской войны. Но в результате разгрома левых народных течений сузилась социальная база таборитов в целом, во главе всего гуситского революционного движения окончательно встал бюргерско-рыцарский блок. [179]

В учениях и практике пикартов содержались, вне сомнения, некоторые пункты, которые могли объективно лишь повредить тому делу, за которое они боролись, но это объясняется тем, что в условиях средневековья чрезвычайно трудно было не только бороться за идеалы бесклассового общества, но даже и формулировать эти идеалы. Ввиду крайней сложности задач, стоявших перед идеологами и вождями крайних течений гуситства, трудно было бы ожидать от них чётких и продуманных ответов на те вопросы, которые ещё не были сформулированы условиями жизни. Их значение определяет та величественная цель, за которую они самоотверженно боролись, пытаясь повести за собой массы, связь с которыми они сами ослабили, призывая их к борьбе за такие идеалы, для осуществления которых ещё не была подготовлена почва в тогдашней действительности.

Расправа с крайними течениями таборитов не могла усилить гуситский лагерь в целом и лишь ускоряла увеличение удельного веса правых его элементов. Только изоляция правого крыла и дальнейшее углубление и обострение борьбы народных масс могли бы укрепить весь революционный лагерь. Но на этот путь не могли вступить земаны и бюргерство, которые находились у руля во время Великой Крестьянской войны в Чехии. Земаны и бюргеры в ходе событий сами отклонялись всё более и более вправо. Это означало, что крестьянская война отныне неизбежно должна была идти к поражению, хотя и не прямолинейно, а со значительными порой подъёмами революционной активности масс. Самому Жижке пришлось скоро убедиться на опыте, что прочное соглашение с земанством и бюргерством, объединёнными в лагерь чашников, невозможно без дальнейших уступок, на которые он и его сторонники ещё не были согласны. Но победа у Малешова не могла восстановить равновесие, навсегда разрушенное кострами в Клокотах.