И он, видно, не переменил своего решения, так как только что сказал матери:

— Я ухожу на собрание. Если я не смогу вернуться сразу после него, придется отложить письмо на завтра, но я его обязательно напишу. Я не хочу, чтобы это лежало у меня на душе. Анри я тоже все расскажу.

— Знаешь, папочка, — вмешивается Жинетта, набравшись храбрости, — они очень хорошо со мной обращались, были такими милыми…

— Не спорю… оно и видно, но…

Дети не умеют объяснять. Они верят в силу слова. Жинетте кажется, что она все высказала, и она больше ничего не добавляет.

Кто-то стучится в дверь.

— Я передумал и решил все сам принести… — говорит товарищ, который вчера привел Жинетту, внося чемодан и большую картонку…

— Зачем ты это! — протестует Люсьен.

Вчера вечером этот товарищ сразу же отправился к Жоржу и рассказал, как все было у Люсьена.

— Так и знал! — ответил ему Жорж. — Таков уж Люсьен, я с ним пуд соли съел, так что… Надо будет зайти к нему, — добавил Жорж. — Пожалуй, хорошо бы тебе самому отнести вещи. Это ему будет очень приятно. И поможет забыть историю с волосами. Тебе не трудно?

— Не придавай значения вчерашнему, — извиняется Люсьен, — я под горячую руку бог знает чего наговорил! Но ты же понимаешь — расстроился!

— А где велосипед? — беспокоится Жинетта.

— Сейчас приведу.

— Что ты! Мы сами сходим, — говорит Люсьен.

— Раз уж я начал, это минутное дело.

— А ты что, корзинку не привезла? — спрашивает Жоржетта, когда товарищ ушел.

— В нее ничего не влезало. Вместо нее мадам Клер дала вот этот чемодан, видишь?

— Невезучая корзинка, — смеется Жоржетта. — Помнишь, Люсьен, также было с шахтерским мальчиком. Тогда она осталась у нас. А теперь в Париже. Интересно, куда она еще поедет?..

— Корзинка-то была для почтовых голубей, а они вечно путешествуют.

Просыпаются здоровые детишки и немедленно с визгом повисают на шее у Жинетты.

— Покажи, — говорит самая младшая, Рена, и пробует снять с головы Жинетты берет. — Ты отрезала волосы?..

— Не лезь не в свое дело. Сиди спокойно! — обрывает ее мать и резко сажает девочку на стул. Рена застывает в недоумении.

— Я и вам кое-что привезла, — гордо сообщает Жинетта.

До чего же ее задарили! В картонке даже игрушки.

— Здесь не все от мадам Клер, есть и от других людей, от соседей…

— Некоторыми уже играли, — замечает Серж.

— Ясно, а ты чего захотел… Вот видишь, есть и совсем новые, — показывает Жинетта.

— Это уж слишком, мы от них столького и не ждали, — говорит Жоржетта Люсьену.

— Мы вообще от них ничего не ждали. Только одного — уважения.

— В письме их все-таки надо будет поблагодарить.

— Само собой разумеется. И вообще, если все взвесить, в первую очередь спасибо и надо сказать. Но одно другому не мешает. Наоборот. Понимаешь, нельзя, чтобы у них осталось такое мнение о нас.

— А она вправду была учительницей? — с любопытством спрашивает Жерар.

— Конечно!..

— Она сердитая?

— Наоборот! Совсем наоборот!

— Я не хотел бы у нее жить.

— До чего ты глуп! Почему же?

— Потому. В школе так, немножко, еще можно потерпеть. Но вот жить у учительницы целый день я бы не смог. Они все такие строгие.

— Знаешь, как плохо тем, у кого мамы учительницы! Все время надо быть послушными, послушными! — Рена сложила ручонки, смешно надула щеки и неестественно выпрямила спину, словно аршин проглотила, показывая какими послушными надо быть.

Жоржетта и Люсьен смеются вместе с детьми.

На собрание Люсьен идет уже совсем в другом настроении. Жоржетта была права: чего он вчера взбеленился! При чем тут партия? Да и эти люди в Париже, разве они виноваты? Ну, ты злишься на них, но разве это полностью их вина? Чья же тогда? Не моя ведь! Хотя я вот виноват, что сегодня ночью не помог товарищам… А вся загвоздка, как раз в том, против чего мы боремся. Чорт побери! Все сводится к одному.

День давно начался, а Жинетта все не решалась выйти на улицу. Правда, ей очень хотелось, чтобы все увидели ее новый красивый, красный велосипед, но она боялась, что ее бритый затылок и крошечная головка вызовут всеобщее недоумение. Жинетта стала похожа на тщедушного мальчика.

Если бы не это, она давно бы уже постучалась к Гиттонам и узнала, дома ли Поль. Но она стеснялась. Вот встретить бы Поля случайно на лестнице — другое дело… К нему она не может пойти, нет, ни за что не пойдет. Легко себе представить, какое у него будет выражение лица, когда он увидит, что Жинетту постригли! И все-таки желание показать всем свой велосипед взяло верх. Жинетта спустила его по лестнице, вывела на цементированную дорожку и быстро отъехала от дома.

Поль из окна увидел Жинетту. Но, может это ему только показалось? Хотя кто знает?.. А вдруг и в самом деле Жинетта уже вернулась. Спросить у Жоржетты? С сильно бьющимся от волнения сердцем Поль тоже спустил свой велосипед и помчался вдогонку за Жинеттой. Даже если это не она, все равно…

В опустевшем докерском поселке, который теперь выглядел очень странно, Поль нагнал Жинетту. Совершенно незачем ей знать, что он поехал за ней — и Поль свернул в переулок. Встретились они на перекрестке, у самой водонапорной башни. Одновременно и довольно неловко Жинетта и Поль спрыгнули с велосипедов — сразу видно, что оба недавно научились кататься.

— Вернулась? — спросил Поль, не зная с чего начать.

— Нет, как видишь! — засмеялась в ответ Жинетта.

Поль промолчал о ее стриженной голове, но его взгляд говорил сам за себя.

— Это понятно, но ты насовсем вернулась или нет?

— Насовсем.

— А там тебе было хорошо?

— Еще бы!.. Ну а ты как?

— Ты уехала утром, а я в тот же день вечером.

— Тоже уехал? Куда?

— Не уехал, а просто сбежал.

— Зачем?

— Сам не знаю. Не только из-за твоего отъезда. Просто все вместе. Еще одному оставаться, когда и так все плохо.

— Но это же глупо!

— Теперь я и сам понимаю. Не знаю, что на меня тогда нашло. Хотя Пьеро… Знаешь, я предложил Пьеро бежать вместе, но он отказался, ему-то не хотелось! Он пробовал и меня отговорить…

— Ну, и что же с тобой было?

— Когда стало темнеть, я добрался до какой-то фермы. Вот и все. Дальше я не пошел.

— Было страшно?

— В общем нет. Там оказался хороший старик. — Поль кивнул на велосипед: — Он мне его подарил.

— А мой из Парижа, — Жинетта с гордостью смотрит на свой велосипед.

— Сразу видно. До чего красивый! А знаешь, если бы не демонстрация, мы могли бы покататься вдвоем после обеда, правда?

— Да, но сейчас они нам, конечно, не разрешат, — сказала Жинетта, думая о своей матери и о матери Поля.

Оба долго молчали, не зная о чем говорить.

— Поло, — решилась наконец Жинетта, — почему ты не спрашиваешь о моих волосах? Это очень мило с твоей стороны, но все же…

— Я не хотел тебя… — Поло покраснел и запнулся. — Да и какое мое дело… Тебе виднее…

— Я тут ни при чем. Меня постригли, не спросив.

— Что ты! А кто же?

— Мадам Клер считала, что так лучше.

— Вот как!

Жинетте очень хотелось заплакать, и Поль это понял.

— Знаешь, они быстро отрастут, — утешил он девочку, — и будут еще красивее, вот увидишь! А что ты собираешься сейчас делать?

— Давай немножко покатаемся, — предложила Жинетта.

Но разговаривать во время езды трудно, и они, объехав вокруг водонапорной башни, остановились.

— Скажи, а ты сегодня пойдешь со своим отцом на демонстрацию?

— Отец в тюрьме, разве ты не знаешь? — ответил Поль.

— Что ты говоришь! Но его, конечно, зазря посадили?

— Ясно! За вчерашнюю демонстрацию.

— Слушай, но ведь твоя мама, верно, идет сегодня?

— Сегодня будет не простая демонстрация, а демонстрация протеста. Поэтому она и не хочет, чтобы я шел. Такая будет демонстрация, что только держись! Против прибытия пароходов, ты знаешь, всегда такая…