— Вы хорошо загорели, — сказала вдруг Инна. — Южный загар?

— Да, — ответил Швецов.

— И где же вы были?

— Естественно, на юге.

— А вы действительно штурман? — спросила Лена, взглянув на манипулирующего напитками Жору.

— Вы сомневаетесь? — обиделся он.

— И с вами можно слетать в Сухуми или, например, в Иркутск?

— Конечно. У нас ребята замечательные. Довезут и фамилию не спросят. Простите, а почему вас Иркутск волнует?

— У меня там мама.

— Мама? — почему-то удивился Жора. — Замечательно! Старик! — Он толкнул в бок Швецова. — У нее мама в Иркутске.

— Сперва за дочек, — сказал Швецов, поднимая бокал. — За ваше здоровье!

— Спасибо, — негромко ответила Инна и, выдержав паузу, заметила: — Вы много пьете.

Сказала она это не осуждающе, а как-то заботливо, с участием. Швецов уловил эти нотки и тихо, с какой-то грустью в голосе прочитал:

— Хорошие стихи, — проговорила Инна. — Чьи?

— Не помню, — улыбнулся Швецов. — Мистика какого-то. Но Блок считал его неплохим поэтом.

— Инна, — влез Жорка, — он может часами шпарить. И здорово! Я ему говорю: бросай цирк к чертовой матери, иди на эстраду, стихи читать будешь.

— Какой цирк? — спросила Инна.

Турянский моментально схватил со стола три пустые тарелки и одну за другой, как голубей, выпустил их под потолок.

— Ой! — вскрикнула Лена, но тарелки уже стояли на своих местах. — Вы фокусник?

— Он штурман, — поправил ее Швецов. — Просто Жорка сбился с курса. — И недовольно поморщился, заметив вытянувшиеся от любопытства физиономии за соседними столиками.

Инна исподволь наблюдала за Швецовым. Ей нравились его небрежная ирония, уверенность, с которой он излагал свои мысли, от него веяло силой, и в то же время поражала легкая грусть, камнем лежавшая на дне его расширенных круглых зрачков. Это было неожиданно, и это влекло к нему. Хотелось залечить эту маленькую ранку, ибо все остальное было крепким, тренированным, надежным.

— Вы Игоря хорошо знаете? — неожиданно спросил Швецов.

Вопрос, видимо, застал Инну врасплох.

— Да, — растерянно ответила она. — Вообще-то не очень. Я встречалась с ним только по делу.

— Жаль, — сказал Швецов.

— Странная история, — сказала Инна, легким наклоном головы поправляя волосы.

— Что вы имеете в виду?

— Он хорошо плавал.

— Он и сейчас неплохо плавает.

Инна в упор взглянула на Швецова. Он стряхнул пепел в свою недоеденную котлету по-киевски и мило улыбнулся.

— Прекратите! — Голос Инны сорвался.

Швецов удивленно посмотрел ей в глаза, холодно заметил:

— Истерик я не люблю.

— Володя, — сказал Жора, не сводя влюбленных глаз со своей соседки, — не поменять ли нам курс? Здесь слишком шумно.

Швецов посмотрел на Инну.

— Поедемте ко мне.

Инна взглянула в его неподвижные, блестящие зрачки, и ей стало страшно.

— Я прошу вас, — еще настойчивей повторил Швецов.

Инна ничего не ответила, но когда он встал, поднялась тоже, точно сработал в ней некий безотказный механизм, который был взаимосвязан с тем, другим механизмом, заложенным в Швецове.

…В прихожей Инну поразили рога. Красивые, изящно изогнутые, диаметром почти с блюдце у основания и острыми, устремленными вперед концами, они свидетельствовали о силе и мощи носившего их животного.

— Рога, — только и сказала Инна.

— Фамильный герб, — усмехнулся Швецов, но тут же серьезно пояснил: — Равнинный тур. Последний экземпляр был убит в тысяча восемьсот каком-то году. Очень редкие рога. Я их у соседки на телевизор выменял. А она, вернее ее отец, их из Германии в свое время вывез. А потом умер, муж сбежал, хозяйство прахом пошло… Трудно, наверное, без хозяина.

— А без хозяйки? — спросила Инна, окидывая взглядом сваленную в раковину грязную посуду.

— И без хозяйки, — вздохнул Швецов. — Вы уж извините меня за кавардак, я что-то в последние дни расклеился.

— Я уберу у вас, не возражаете?

— Не надо. — Швецов поморщился, но, чувствуя, что не убедил, добавил: — По крайней мере, сейчас. — Он вытащил из кармана плаща бутылку «Столичной». — Лучше побеседуем.

— На вашем языке это называется побеседовать?

— А как это на вашем языке называется?

— Напиться до бесчувствия.

Швецов, не зная что ответить, прошел к письменному столу и включил приемник.

— Вы еще и охотой увлекаетесь? — заметив на стене ружье, спросила Инна.

— Увлекаюсь. — Швецов вытащил из холодильника банку шпрот, лимон и заварил кофе.

— Вы любите кофе?

— Можно, — кивнула Инна.

Швецов пил ожесточенно, с какой-то непонятной злостью. Временами он внезапно замолкал, о чем-то думал, уставясь в одну только ему видимую точку, то вдруг, встрепенувшись, вспомнив, что не один, становился не в меру говорлив, нежен, сентиментален, при этом улыбался, но так, что блестела только узкая полоска зубов.

— Что с вами происходит, Володя? — спросила Инна.

— Не знаю, — отрывисто сказал Швецов и, видя ее недоумение, как-то недобро ухмыльнулся и налил себе рюмку. Она, видимо, оказалась той последней, роковой, которую пить уже не следовало. Он жалобно замычал, попытался ухватиться за столик, но так и не найдя его, рухнул на подушки. Инна сняла с него ботинки и подумала, что в более идиотское положение еще не попадала.

— Володя, — позвала она.

Швецов с трудом приоткрыл веки, попытался приподняться, но тело его не слушалось.

Он заснул на боку, неудобно подвернув под себя правую руку, а другой ухватил Инну за запястье и не отпускал даже во сне, словно это был спасательный круг, благодаря которому он еще держался на поверхности.

Родин сидел в скверике, напротив кинотеатра «Россия», и нервно курил сигарету за сигаретой. Наконец, когда, казалось, у него и терпение лопнуло, появился Климов.

— Где тебя носило? — накинулся на него Родин. — Как сквозь землю провалился!

— Подожди, Саша, — взмолился Климов. — Дай дух перевести. — Он пошарил по карманам. — У тебя нет трех копеек?

— На газировку перешел? — съязвил Родин, протягивая другу монету.

Климов выпил у кинотеатра стакан воды и, вернувшись, устало опустился на скамейку рядом с Родиным.

— Ты прав, Саша, — удрученно проговорил он, — самое большое, на что я способен — это регулировать движение на каком-нибудь безлюдном перекрестке.

— Орудовцам тоже люди с головой нужны, — усмехнулся Родин. — Рассказывай.

— У них роман, — выпалил Климов.

— У кого это у них?

— У Швецова с Кошелевой.

Родин посмотрел на приятеля так, как смотрят на явившегося с того света.

— Ты в этом уверен?

— Так же твердо, как в том, что ты не женат, что пиджак у тебя в клеточку, сорочка нелепо-желтого цвета.

— Чем тебе не нравится моя рубашка?

— Ты пижон, Сашка, но мозги у тебя работают в полный накал, как у академика.

— Спасибо. Но на чем все-таки зиждился твоя уверенность?

— Она у него сегодня ночевала.

— Ну и что?

— Как что? — взорвался Климов. — Ты думаешь, она приходящая домработница?

— Дальше, — спокойно сказал Родин.

— А утром они отправились в гости к некоему Евгению Евгеньевичу Крайникову… Адрес: Серебряный переулок, шесть.

— Что за личность?

— Исчерпывающий ответ на этот вопрос я смогу тебе дать только завтра. А вкратце… Работник министерства торговли. Холост. Живет вдвоем с племянницей. Бойкая современная девочка из города Одессы — Алена Войцеховская.

— А родители этой современной девочки?

— По всей вероятности, в Одессе. Она приехала сюда учиться. Занимается в университете, на факультете журналистики.