Пережив такую встряску, моряки особенно остро почувствовали, как недостает им сейчас родных берегов, недостает оставшихся там боевых друзей, товарищей. Быстрее домой, в базу, увидеть их, поделиться с ними переживаниями, испытанными в нелегком этом походе!
В обговоренный радиограммой срок, в 11.00 14 февраля, «тринадцатая» пришла в заранее определенную приказом точки встречи с кораблями сопровождения. Соблюдая все меры предосторожности, всплыла под перископ. На горизонте — никого. Только огромное поле бело-голубых пластинок битого льда. Да, уверенно подходила к концу зима, однако морозы продолжали еще держаться. Вдоль берега протянулось огромное поле плотного ледового припая. Самостоятельно пробиться сквозь него вряд ли можно. Нужен ледокол.
Но в чем же дело? Почему пуст горизонт? Где обещанные корабли охранения и сопровождения? Можно понять удивление и возмущение командира с вахтенным офицером. Практика не раз уже доказывала, что подходы к базе — район опасный. Здесь вполне могут оказаться вражеские корабли, прежде всего — подводные лодки, наконец — просто минные банки, выставленные врагом под покровом ночи. Опасно!
«Где вы есть?» — полетел в эфир запрос. В ответ — молчание.
Лодка, чтобы соблюсти скрытность, снова ушла на глубину. Некоторое время спустя опять всплыла. Опять радисты запросили, где же долгожданные ледокол и корабли охранения. Тщетно! Никого и ничего.
Что могло помешать выходу кораблей, нарушению обговоренного и строго установленного порядка встречи подводных лодок, возвращающихся из боевого похода? В конце концов, стоит ли ждать и сколько ждать — это ведь не прогулочная яхта в мирном море. Минута промедления может оказаться решающей в судьбе корабля и экипажа!
И тогда командир принял решение идти в базу незнакомым фарватером самостоятельно.
Подводная лодка погрузилась на перископную глубину и, опустив перископы, медленно подошла под поле битого льда. Это исключало вероятность встречи с фашистскими подлодками, обычно караулившими у опушки шхер наши возвращающиеся лодки и атаковавшими их, когда те всплывали.
«Если потребуется всплыть среди ледового поля, — рассуждал командир, — это не проблема. Такое уже делал командир триста двадцать четвертой «щуки» Анатолий Михайлович Коняев»….
«Тринадцатая» вошла подо льды. Конечно же, в принципе Александру Ивановичу были известны подходы к Ханко. В предвоенные годы, командуя «малюткой», он базировался именно на эту военно-морскую базу. Правда, о того времени прошло немало — целых четыре года. Что-то подзабылось, какие-то изменения могли произойти в этом районе. Главное — не знал командир об истинной минной обстановке. Словом, именно сейчас, в таких вот условиях, ему нужен был лоцман.
И все-таки командир сумел самостоятельно провести «тринадцатую» в шхеры. Затем лодка всплыла и ревунами известила лоцмана. Часа через два он прибыл. Однако вслед поступила радиограмма с приказанием следовать в финский порт Турку, куда к тому времени перешла плавбаза дивизиона «Смольный».
Час за часом с треском и шорохом ползли льды по корпусу лодки. С трудом пробивалась «тринадцатая» сквозь их нагромождения, пока справлялся нож форштевня с такой преградой. Наконец вынуждена была остановиться и начать зарядку аккумуляторных батарей…
Только после полуночи к «тринадцатой» подошел базовый тральщик «БТЩ-217», с которого сошел командир дивизиона капитан 1 ранга Александр Евстафьевич Орел. Бегом но льду бросившись к лодке, издалека еще закричал он ожидавшему на мостике Маринеско:
— Я знал, я знал, что ты придешь с победой!
— Получили твои радио о потоплении крупного транспорта и крейсера, — продолжил комдив, поднявшись на мостик лодки. — Молодцы! Данные подтверждаются. Ну, а со встречей, извини, брат, плохо получилось…
Оказалось, что из-за отсутствия опытных лоцманов посланный корабль пришел не в оговоренную точку встречи. После настойчивых требований командования в конце концов прибыл умелый лоцман. Но время уже было упущено…
Разумеется, причина была уважительная. Но как на пытался командир, поставив себя на место тех, кто отвечал за организацию встречи лодки, понять, как это могло произойти в отработанном военном организме, никакого оправдания случившемуся не находил. Ведь в принципе, твердо соблюдаемом в любом корабельном соединении, такие мероприятия обычно заранее продумываются и строго контролируются. Только халатность, граничащая с преступлением, могла привести к тому, чтобы возвратившаяся из боевого похода подводная лодка с уставшим, измотанным экипажем, без боезапаса на борту оказалась в опасном районе без охранения, по сути, обреченной на гибель. И можно понять состояние всех членов экипажа, только что переживших подводную схватку, больше похожую на схватку усталого и безоружного человека с вооруженным до зубов бандитом — схватку в кромешной тьме. Горечь, обида, непонимание!..
Состояние это еще более ухудшилось, когда моряки узнали от комдива, что в квадрате моря, соседнем с тем, в котором «тринадцатая» торпедировала два фашистских судна, совсем недавно, буквально на днях, погибла «С-4» — лодка их дивизиона. Значит, погибли знакомые ребята, друзья, Среди них бывшие члены экипажа «тринадцатой» старпом А. Гусев, моторист М. Ласковый…
Словом, день возвращения в базу особой радости команде «тринадцатой» не принес.
Правда, встреча в Турку была торжественной, даже трогательной.
Конечно, погода не радовала. Гудели напрягшиеся от лютого мороза и свирепого норд-веста провода. По брусчатке улиц мела сухая колючая поземка. Черепичные крыши домов казались пегими от усыпавшего их снега. Улицы были пустынны, будто вымерли…
А в Угольной гавани, где стояли подводные лодки дивизиона и плавбаза «Смольный», причал был заполнен матросами, старшинами и офицерами.
Едва «С-13» ошвартовалась, боевые друзья Александра Ивановича Маринеско — командиры «Л-2» Р. В. Линденберг, «Л-3» — В. К. Коновалов, «Л-21» — С. С. Могилевский, «Лембита» — А. М. Матиясевич, «Щ-407» — П. И. Бочаров и комдив «щук» Г. А. Гольдберг — окружали героя, а затем, подхватив на руки, вынесли на причал, начали качать.
И сразу схлынула у моряков «тринадцатой» обида, растаял лед неприязни к тем, по чьей вине к боевым испытаниям прибавились испытания невниманием и отсутствием заботы. Боевые друзья отогрели их души неприкрытой и искренней радостью встречи, щедростью сердечного тепла. Вскоре после швартовки сошедшие на причал матросы, старшины и офицеры экипажа с улыбкой вспоминали перипетии погони за «Густлофом», нюансы торпедной атаки «Штойбена», недавнюю «подводную карусель», так издергавшую их нервы, и — странно, но отходило вдаль, в небытие, в глубокое прошлое все то мелкое, наносное, ставшее несущественным теперь. Становилось легче дышать и радостнее смотреть на мир. Знали они, что главное не в тех досадных огрехах в накладках, а в том, что подводная лодка возвратилась из тяжелейшего боевого похода целой и невредимой, нанеся врагу серьезнейший урон.
И убедились в этом еще раз, когда увидели своими глазами финские и шведские газеты последних дней, заполненные снимками лайнера и сообщениями о количестве ушедших на дно гитлеровских генералов а офицеров, партийных бонз, эсэсовцев и гестаповцев, а главное — подводников. Уж они-то знали, как много значили для фашистов подводные силы, и представляли, как здорово «подрубила крылья» рейху гибель 3700 специалистов и 100 командиров субмарин!
От сознания этого тепло и радостно было на душе героев. Их ждали заслуженные правительственные награды, знаки внимания и уважения всего советского народа.
На кораблях, как бы ни старались командиры, политработники и соответствующие службы, даже куда более строгие секреты не очень-то долго удерживались в тайне от моряков, а уж о представлении экипажа подводной лодки к гвардейскому званию, тем более командира ее — к званию Героя Советского Союза, матросы, старшины и офицеры «тринадцатой» узнали через считанные часы.