Подняв тяжелый цейссовский бинокль к глазам, капитан медленно скользил взглядом по далекому невидимому горизонту. Что-то неспокойно было на душе. Томило предчувствие, что ли. И от этого возникало у капитана недоверие к добросовестности и исполнительности подчиненных. «Может быть, установить дополнительную вахту?» — подумал он. И в это время огромный и яркий огненный столб поднялся у левого борта лайнера. Громыхнул такой силы взрыв, что заложило уши. Высоко в небо поднялась стена воды и тут же с плеском обрушилась на палубу, надстройку, капитанский мостик… Лайнер вздрогнул. Но тут же громыхнул еще один такой же силы взрыв, за ним — третий. «Вильгельм Густлоф», будто наткнувшись на подводную скалу, затрещал, затем, резко сбавив ход, накренился на левый борт.
Услышав первый взрыв, Гейнц Шен, так и не успевший опрокинуть очередную рюмку коньяка, сорвал с вешалки китель и опрометью бросился на палубу. Два новых толчка, сотрясшие лайнер, ударили Шена о переборку и сбросили его вниз, в офицерский коридор, в кромешную тьму. Придя в себя, он включил карманный фонарик и снова ринулся к трапу, ведущему на шлюпочную палубу. А там творилось что-то невообразимое. Охваченные, страхом, люди боролись за каждую ступеньку трапа, ведущую к шлюпкам, а значит — к спасению. Еще несколько часов назад солидные, респектабельные, вежливо раскланивавшиеся друг с другом, пассажиры били друг друга по головам и плечам, с животным воем и хрипом ползли по распластанным внизу живым и мертвым телам. Тех, которые успевали вырваться вперед, обезумевшие от страха стаскивали снова вниз.
Ужасом несло от криков, раздающихся то там, то тут.
— Разорвано дно в носовой части!
— Взрыв в плавательном бассейне!
— Спасайтесь, тонем!!
Отовсюду доносились вой, брань, звуки ударов.
«И это — люди?! — ожесточенно работая кулаками, думал Гейнц Шен. — Разве это люди? Обыкновенные животные в диком страхе…»
Думая так об окружающих, Шен упустил из виду, что и он сам недалеко ушел от тех, о ком отзывается с таким презрением. Он кулаком и рукояткой пистолета прокладывал путь к спасательной шлюпке № 6, на которой был расписан на случай катастрофы. Когда же пробился к шлюпке, там ворочался клубок борющихся тел. И тогда Шен, не раздумывая, скользнул по накренившейся палубе к борту, взмахнул руками и бросился в кипящие волны… Там уже мелькали сотни голов, сотни рук хватались за обломки шлюпок и рангоута, за перевернувшиеся плотики и бесхозные спасательные пояса. Хватались и держались из последних сил, пока еще могли слушаться скрюченные от холода пальцы.
Откуда-то издалека ударил голубоватый луч прожектора, за ним другой, третий… Шен знал: это спешили на помощь корабли охранения. Значит, есть шанс остаться в живых…
Не знал Гейнц Шен, что поздновато подоспели спасители. И потому в ближайших номерах шведских и финских газет появится печальное известие:
«По сообщениям из достоверных источников и частных лиц, сделанным нескольким утренним газетам, немецкое судно «Вильгельм Густлоф» водоизмещением 25000 тонн было торпедировано и затонуло в четверг, вскоре после того, как оно покинуло Данцигский порт.
Из 8000 человек, в числе которых находилось 3700 специалистов-подводников, удалось спасти лишь 988…
Через 10 минут после торпедирования судно получило крен и через 5 минут затонуло…»
Итак свершилось справедливое возмездие.
В одну из немногих наших встреч с бывшим старшим помощником командира «С-13» Лев Петрович Ефременков обмолвился, что чуть не до конца видел агонию «Вильгельма Густлофа».
— Как такое могло произойти?
— А упросил я командира не погружаться, пока не подоспели к «Густлофу» корабли охранения, Так что вся верхняя вахта любовалась…
Бывший рулевой-сигнальщик Анатолий Виноградов подтвердил слова старпома. По их рассказу дело обстояло так.
…После торпедного залпа пролетели десять секунд, двадцать, тридцать. Казалось, целая вечность. А высокий прямоугольник борта лайнера, ярко освещенный мертвенным светом выглянувшей луны и четко выделяющийся на темном фоне беснующегося моря, все еще продолжал движение. Лодку тяжело раскачивало, бросая на гребнях огромных волн, но командир, старпом и вахтенные сигнальщики не ощущали качки. Глаза их были устремлены на громадину лайнера. На тридцать седьмой секунде беззвучные и стремительные всполохи рванулись будто изнутри судна — один, второй, третий, выплеснув к самому небу бело-розовые потоки огня. И тут же до подводной лодки докатился громовой грохот, а следом за ним — водопадный шум врывающейся внутрь судна воды.
Едва отзвучал раскат взрыва, разом вспыхнуло по всей палубе лайнера освещение и тут же погасло. Лайнер медленно начал крениться на левый борт. Даже невооруженным глазом было видно, как на накренившейся палубе судна заворочалась темная масса — пассажиры начали бросаться в море.
Издалека, оттуда, из-за тонущего лайнера, разрубив мрачное скопище туч, лег на волны бело-голубой меч прожектора, второй, третий… Приближались отставшие корабли охранения. Теперь ждать было нечего.
— Всем — вниз! Срочное погружение!
Прогрохотали каблуками, срываясь вниз, в центральный, сигнальщики. Следом скользнул по поручням Лев Петрович Ефременков. Наконец — командир. Щелкнул кремальерой верхний рубочный люк, и тотчас зашипел вытесняемый водой воздух в цистернах. Лодка провалилась в глубину…
Командир, оседлав круглый вращающийся стульчик перед перископом, уперся локтями в колени и, уронив голову на ладони, стал внимательно вслушиваться в доклады гидроакустика. А Иван Шнапцев, великий мастер своего дела, тем временем ни на миг не отрывался от наушников. Опытным, чутким своим слухом обнаруживал он все новые и новые строчки винтов: со всех сторон к тонущему лайнеру мчались миноносцы и сторожевики врага, торопились пароходы конвоя. Вслушивался и тут же докладывал командиру:
— Слева 170 — шум винтов. Миноносец! Справа 160 — шум винтов. Сторожевик! Слева 150 — шум винтов. Миноносец… Справа 140 — сторожевик!..
Вырисовывалась явная закономерность погони: боевые корабли охватывали лодку побортно, как бы «зафлаживая» ее. Уйти от них — быстроходных и маневренных, — «тринадцатая», это было ясно, не сумеет. Надо что-то придумывать!
Вот уже грохнули первые глубинки. Пока еще далековато. Но миноносцы и сторожевики, а их было уже около десятка, уверенно сжимали кольцо. Локационные посылки их «асдиков» то и дело горохом сыпали по обшивке «тринадцатой». И тогда командир, не отрываясь от ладоней, негромко скомандовал:
— Левый — малый! Стоп — правый! Право на борт!..
Подводная лодка на минимально возможном ходу маневрировала, послушно воле командира выбирая безопасную позицию. Гребные электродвигатели давали самое малое число оборотов — лишь бы лодка слушалась рулей, и это сбивало с толку фашистских акустиков. Глубина, а она была очень малой — всего 45 метров — не позволяла делать резкие маневры. Лодка имеет длину 78 метров, глубина же чуть не вдвое меньшая. Попробуй боцман чуть ошибиться, круче переложить горизонтальные, рули. Дно рядышком — все может кончиться плохо. Да уходить ближе к грунту нельзя, потому что в этом районе вполне возможны донные мины. А подвсплыть на 10—15 метров — можно угодить под таран любого из преследующих кораблей…
Рядом с командиром — предельно внимательный инженер-механик лодки Яков Спиридонович Коваленко. Он напряженно следит за показаниями приборов, выслушивает доклады специалистов, распоряжается электриками и трюмными, тут же предлагая командиру возможные варианты решений. В такой сложной обстановке главное — собранность, точность решений, умение найти самый оптимальный вариант. Без хороших помощников-специалистов это невозможно.
Взрывы глубинок грохочут то совсем рядом, то подальше, то совсем в другом месте — мечутся фашистские сторожевики, то и дело теряют лодку. Да и где найти, если командир успел уже вывести «тринадцатую» из самого опасного положения, когда была прижата она тонущим лайнером к береговой черте, а с флангов подоспели вражеские корабли охранения. Кто-то из рулевых-сигнальщиков, раскрыв уже четвертую коробку, выкладывает спички — ведет подсчет. Вот уже перевалило за сотню, вот уже подходит к ста пятидесяти…