Бедняга. Пока мы брели в поисках адреса моей новой квартиры, из сострадания к нему я вскрыл вторую упаковку. Первую мы с ним уже распили пополам. Когда мы с ним прощались, старик благодарил меня чуть ли не со слезами на глазах. Из второй упаковки я дал ему лишь одну банку.

Агентство проявило немалую заботу, подыскав мне квартиру. Спровадив Эрни, я поспешил в свое новое жилище. Оно находилось в совсем еще новом танкере, доставленном к причалам Нью-Йорка откуда-то из Персидского залива.

Квартира около ста метров жилой площади с отдельной кухней вполне соответствовала, по представлению моего Агентства, положению, которое я теперь должен занимать.

Конечно, она была дороговата, и на оплату первого взноса ушли почти все наличные деньги из скопленных на Венере. Пришлось дать обязательство выплачивать остальные в рассрочку на три года. Но я не сокрушался. Я хорошо послужил родному Агентству на Венере и, без сомнения, заслужил повышение, а, значит, и соответствующее жалование и отдельный закуток в конторе. Жизнь представлялась в самых радужных красках, хотя эта история с миллионами Митци продолжала тревожить меня. Она, словно заноза, засела в мозгу. Почему Митци утаила это от меня?

Я с наслаждением отпил из банки глоток Моки-Кока и еще раз окинул взглядом свое жилище. Пора устраиваться, сколько дел впереди. Пока найдется мой багаж, если она найдется, не лишне было бы купить кое-что из одежды, еду и прочие необходимые для начала мелочи.

На это я потратил весь остаток дня и лишь к вечеру наконец обустроился. Над нишей, куда убиралась складная кровать, я повесил пейзаж с Мемориалом Джорджа Вашингтона, над письменным столом — портрет Фаулера Шокена, основателя нашего Агентства. Одежду я убрал в стенной шкаф, туалетные принадлежности — в свой шкапчик в общей умывальной. День клонился к вечеру и я порядком устал. Кроме того от включенных на всю мощность калориферов в квартире было невыносимо жарко. Однако мне не удалось найти вентиль, чтобы уменьшить подачу тепла. Наконец я уселся в кресло с банкой Моки-Кока в руках, наслаждаясь простором и тишиной.

По внутренней видеосети шла лишь одна программа, но я с удовольствием посмотрел ее. Как мне удалось узнать из нее, к услугам жильцов был плавательный бассейн, вмещающий одновременно шесть персон, и прокат автомобилей. Я взял это на заметку на будущее. А оно мне виделось только радужным. Набрав номер телефона бассейна, я получил исчерпывающую справку. Чистая, прозрачная вода, доходящая тебе до самых подмышек! В моем воображении уже вставали соблазнительные картины: я и Митци в бассейне, я и Митци в большой удобной кровати, я и Митци… Но даже если Митци согласится быть рядом весь остаток жизни, то со своими миллионами она едва ли захочет начать эту жизнь в бывшем танкере…

Хватит витать в облаках. Хватит думать о Митци. И без нее будущее выглядит не так уж плохо. Даже изрядно поистратившись на квартиру, я все еще был вполне платежеспособным. Может, мне стоит купить автомобиль? Почему бы нет? Но какой? Возможно, системы «самокат», который, позволяет, удобно поставив колено одной ноги на сиденье, другой отталкиваться, или что-нибудь из новых моделей?

В комнате становилось трудно дышать. Я снова обследовал ее всю, в поисках злосчастного вентиля, но безрезультатно.

Тут я поймал себя на том, что поглощаю Моки-Кок банку за банкой и, кажется, уже вполне готов завалиться спать. Э-э, подумал я, так дело не пойдет. Устал ты или не устал, негоже так бездарно отмечать свое возвращение домой. Его следует по-настоящему отпраздновать. Но с кем? С Митци? Когда я позвонил в Агентство, мне сказали, что она уже ушла, а ее новый телефон никому не известен. Я перебрал в памяти всех своих бывших подружек, но одни меня уже не интересовали, а другие давно покинули Нью-Йорк. К тому же, я уже забыл, где можно хорошо поесть и повеселиться.

Но это оказалось самым простым. Через универсальную систему службы я без труда нашел нужный мне справочный канал и получил исчерпывающую информацию. Я выбрал ресторанчик в двух кварталах от меня и заказал столик на одного.

Поскольку я сделал заказ заранее по телефону, мне пришлось ждать совсем недолго, не более получаса, которые я провел в баре, попивая джин и Моки-Кок, болтая с такими же посетителями, как и я, ждущими, когда освободятся заказанные ими столики.

Обед был отличным; вкусные соевые биточки, пюре из регенерированных овощей, кофе с коньяком и два официанта, танцующие вокруг меня.

Удивила, правда, потом, казалось бы, сущая ерунда, мелочь: когда я получил чек, я не поверил своим глазам и вынужден был подозвать официанта.

— Что это? — спросил я, указывая на чек. А выглядел он так:

«Моки-Кок—2 доллара 75 центов

Моки-Кок—2 доллара 75 центов

Моки-Кок—2 доллара 75 центов

Моки-Кок—2 доллара 75 центов»

— Чек за Моки-Кок, сэр, — ответил официант. — Освежающий, бодрящий, вкусный, ароматный, один из лучших…

— Я знаю этот напиток, — резко перебил его я, — но я не помню, чтобы я его заказывал.

— Простите, сэр, — возразил официант, — вы его заказывали. Ваш заказ записан на пленку. Если хотите, можете прослушать запись вашего голоса, когда вы делали заказ.

— Не надо, — сказал я. — Можете не подавать его, я не буду пить. Я ухожу.

— Но, сэр! — Негодованию официанта не было предела. — Вы уже выпили его!

Девять утра. Солнечно и по-раннему пустынно на улицах. Я расплатился с водителем педикеба, вынул из ноздрей фильтрующие пробки, и бодрым шагом вошел в огромный вестибюль Агентства «Таунтон, Гэтчуайлер и Шокен».

С возрастом мы становимся циниками, но после стольких лет отсутствия, вступив под своды родного Агентства, я растрогался до слез. Представьте себе, что вы вернулись на два тысячелетия назад, в далекие времена правления римского императора Августа, и входите в сенат, где вершатся судьбы всего человечества. Вот таким мне представилось в этот момент наше Агентство. Согласен, оно не единственное рекламное агентство на Земле, и все же равного ему нет. Оно олицетворяет то, что именуется Властью. Его грандиозное здание как бы воплотило в себе главную идею, которой оно служит, — совершенствование человечества путем повышения его потребительских способностей. Под этой крышей трудились восемнадцать тысяч творцов рекламы, ее совершенных продавцов и пропагандистов, специалистов по средствам массовой информации и манипуляции общественным мнением, создающих нечто даже из пустого воздуха, умудряющиеся отпечатать рекламную пропаганду даже на сетчатке человеческого глаза, создатели новых товаров, продовольствия, напитков, игрушек, привычек и пороков. Это — редакторы, художники, музыканты, актеры, директора, продавцы и покупатели Космоса и Времени. Их список бесконечен, а над ними, там, на сороковом этаже, — ареопаг, где заседают богочеловеки, гении, задумывающие здесь и осуществляющие свои грандиозные планы. Разумеется, я шучу, говоря о цивилизующей миссии тех, кто посвятил свою жизнь рекламе. Но, если говорить обо мне, в этой шутке есть изрядная доля правды. Еще со школьных лет я был привержен этой идее, о чем так хорошо свидетельствовали не только мои успехи в учебе и многочисленные похвальные грамоты, но и мое раннее осознание того, что реклама будет целью всей моей жизни.

Итак, я снова в сердце современной цивилизации.

Но что-то здесь изменилось. Я всегда помнил этот вестибюль огромным, с высоким, уходящим в небо куполом. Купол, правда, по-прежнему высок, но чувство огромности вестибюля как-то исчезло. Переполненный движущимися во все стороны людьми, он вдруг показался мне меньше трамвайной станции «Русские Горы» на Венере. Неужели мое пребывание на Венере как-то отразилось на моем восприятии земной действительности? Да и народ мне показалось, одет беднее, чем прежде, а вооруженная детектором вахтерша встретила меня недружелюбно и с подозрением.

Однако никаких осложнений не последовало. Я просто сунул кисть правой руки в контрольное устройство и автомат безошибочно определил, что я — это я.