Неприятности начались сразу же по прибытии. Таможенники арестовали большой багаж советской делегации с материалами для выставки на конгрессе. Протесты профессора Сапегина ни к чему не привели.

— Я должен запросить департамент, — повторял старший таможенник. Приходите завтра утром.

— Поедем в гостиницу, — позвал профессор своих коллег.

Путешественники были неприятно удивлены железным потолком улицы, на котором расположилась автомобильная скоростная дорога. На всем пути через город им не попалось ни одного клочка зелени. Томил ужасный запах бензинового перегара. Поражало множество американских флагов, словно в этот день был национальный праздник.

Когда делегация водворилась в гостинице, профессор созвал всех и шепотом спросил:

— Как вы думаете, зачем они задержали багаж?

— Будут брать образцы химикалий, — ответил Егор.

Профессор улыбнулся и кивнул головой в знак согласия. Все засмеялись.

В ту же ночь два агента ФБР под руководством представителя Кэмп Дэтрик произвели фотосъемку всех экспонатов и «заимствовали» химические препараты из каждой пробирочки.

Химический анализ, срочно произведенный в лабораториях Кэмп Дэтрик, показал, что во всех пробирках, укрепленных на надежных щитах, даже если на них значилось «ДДТ», «2,4-ДУ», «2М-4Х», «Гексит», или «Анабадуст», была самая обыкновенная поваренная соль.

На следующий день все прибывшие с теплоходом вылетели на запад Америки, в Институт Стронга, где и должен был состояться конгресс. Анатолия мутило, он старался не смотреть в окно. Зато профессор, Егор и Роман не сводили глаз с земли. Видели они и хорошие шоссе и очень похожие друг на друга города с большим количеством двухэтажных домов, но больше всего их поразил вид новых пустынь. Это было то, что угрожало сельскому хозяйству капиталистических стран.

Уже на аэродроме все прибывшие члены конгресса получили приглашение на прием к Мак-Манти. Оно было оформлено в виде маленького альбома из цветного бристольского картона, веленевой бумаги и цветного целлофана. Все это нелепое сооружение было скреплено пружинками из нержавеющей стали. На обложке была помещена фотография дворца Мак-Манти. Вечерние костюмы, как гласило приглашение, не были обязательны.

Все члены советской делегации прибыли в назначенный час во владения Мак-Манти. Дворец окружали оранжереи в итальянском стиле, уходящие вглубь сады со статуями и роскошными фонтанами. В доме, на верхней площадке перед залом, гостей встречала супруга Мак-Манти — миссис Анабелла Мак-Манти и мистер Сэмюэль Пирсон.

— Я рада, — сказала миссис Мак-Манти, обращаясь к Сапегину, — оказать гостеприимство советской делегации хоть на сто лет! Нет, серьезно, если вы захотите остаться в Америке, вы можете рассчитывать на мое гостеприимство.

Профессор Сапегин поклонился и сказал:

— Разрешите просить вашей поддержки сейчас же?

— О! — воскликнула миссис Мак-Манти, задержав от неожиданности руку Сапегина в своей.

— Я просил бы вашего содействия, чтобы освободить наш багаж, арестованный в таможне.

Миссис Мак-Манти выпустила руку Сапегина и вопросительно посмотрела на Пирсона. Тот мановением пальца подозвал худого, долговязого джентльмена с длинным, острым носом и глубоко сидящими, близко поставленными глазами. Когда тот поспешно приблизился, Пирсон сказал:

— Лифкен, займитесь гостями.

Лифкен отрекомендовался заместителем заболевшего Аллена Стронга. Он пригласил гостей следовать за собой. Перед ними открылся огромный, просто необъятный зал. Он был отделан резным старым дубом с позолотой. На стенах висели старинные французские и английские гобелены. Потолок был из черного дуба с нарисованными на нем охотничьими сценами. У стен стояли драгоценные вазы, собранные со всего света.

— Вы знаете, как старик Мак-Манти говорит о своих коллекциях, — начал Лифкен доверительным тоном. — «Не называйте меня коллекционером, я просто подцеплял вещи везде, куда случайно попадал, будь то Рим, Константинополь или Токио».

Сапегин и его спутники промолчали. Было очевидно, что Лифкен хочет войти в доверие к советской делегации. Также было совершенно очевидно, что он не спешит их знакомить с другими учеными.

Советская делегация старалась угадать в толпе гостей ученых-делегатов, но это было очень трудно. Здесь было двести «ближайших друзей» миссис Мак-Манти, приглашенных, чтобы «развеселить ученых медведей и горилл». Вот почему рядом с ярко нарумяненными и накрашенными женщинами, одетыми с вызывающей роскошью, стояли не слишком элегантные биржевики.

Второй зал был обтянут тяжелым бледно-красным бархатом, затканным золотыми листьями, пестрыми цветами из шелка и усеянным блестками. Все это было очень дорого, но аляповато. И здесь гости, держа в руках бокалы и крошечные, на два глотка, «дипломатические» сэндвичи, говорили больше всего о торговле. Терпению Сапегина наступил предел.

— Я прошу вас, — обратился он к Лифкену, — познакомить нас с делегатами конгресса. Что касается этого дома-музея, то мы вполне удовлетворены виденным.

— Не знаю, не знаю! — поспешно отозвался Лифкен. — Я бы не рекомендовал вам встречаться с американскими учеными, если вы не хотите доставить им неприятности…

— В свободной Америке?

— Секреты ученых принадлежат не им, а фирмам, у которых они работают. Общение с «красными», — тут Лифкен улыбнулся, стараясь смягчить резкость слов, — не поощряется.

Анабелла Мак-Манти приблизилась со своей свитой к группе гостей.

— О, профессор де Бризион, скажите для радио несколько слов об Америке и предстоящем конгрессе, прошу вас!

Молодой человек держал микрофон перед представительным стариком во фраке.

— Мадам, вы — это Америка! Величие вашей фамилии мы видим и в радушном гостеприимстве, и в огромных ассигнованиях на науку, и в убранстве вашего дворца. Вы — это Америка! Добрая воля может делать великие дела, и я не сомневаюсь в успехе конгресса, раз он находит поддержку у вас, мадам!

— Ах, как я люблю слушать французов! — сказала, милостиво улыбаясь, Анабелла Мак-Манти и направилась к советской делегации.

— Нет, я прошу не вас, профессор Сапегин, — начала Анабелла Мак-Манти медоточивым голосом: — Мы хотели бы получить интервью от представителя вашего молодого поколения, от юного советского ученого… Вот от вас, например… — Она обратилась к Роману Крестьянинову, вопросительно взглянув на Пирсона. Тот чуть заметно кивнул головой.

Роман удивленно и вопросительно посмотрел на профессора. Сапегин сказал:

— Мы рады предоставить слово представителю нашего молодого поколения.

— Как вам нравится мой замок? — спросила хозяйка.

— Я желал бы каждой американской семье иметь такой дом! — невозмутимо ответил Роман.

В толпе послышался сдержанный смех.

— О! Но это совершенно невозможно! Фасад нашего дома — точная копия итальянского палаццо XVI века. А залы — это же уникум и стоят кучу денег! весело воскликнула миссис Мак-Манти. — А кто же будет работать?

— Мы считаем мирный труд делом великой чести, если он направлен на благо народа!

— О, это слишком учено! А какие вам больше нравятся американки брюнетки или блондинки? А? Признавайтесь! — И она шутливо погрозила жирным пальцем, украшенным кольцами. — Или вам не нравятся ни американки, ни Америка, а?

— Молодой советский ученый, судя по его удивленному виду, чувствует себя как «янки при дворе короля Артура» из романа Марка Твена, — сказал рослый мужчина с бородкой. Он тут же представился: — Чарльз Грейс!

Это был Перси Покет. Он явно хотел понравиться делегатам.

— Мы не вмешиваемся во внутренние дела других стран, — отпарировал Роман.

— Вы хотите сказать, что янки (хозяйка не читала Марка Твена) вмешиваются во все дела других стран?

Перси Покет начал было: «В романе Марка Твена…», но миссис Мак-Манти властно махнула ему рукой, и он замолчал.

— Да, — сказала она, — мы вмешиваемся, чтобы облагодетельствовать народы. Мой муж дает миллионы на Институт Стронга. Он помог организовать этот всемирный конгресс, чтобы покончить с вредными жучками и болезнями во всем мире. О, вы еще оцените его заботу!