Егор Смоленский был его приемным сыном. Он потерял родителей еще во время блокады Ленинграда. Случилось так, что, вылавливая из полыньи на Неве рыбу, оглушенную авиабомбой, он был ранен осколком и попал в госпиталь, где в это время лежал раненый Сапегин. Егор стал фронтовым воспитанником Сапегина и уехал с ним после госпиталя в часть. Юноша отличался хладнокровием, и сейчас он не обращал на любопытных пассажиров ни малейшего внимания. Его непокрытая белокурая голова ни на одно мгновение не повернулась ни к репортеру, ни к фотографу, увивавшимся возле них. Круглое веснушчатое лицо с коротким прямым носом, небольшими, чуть прищуренными серыми глазами и большим, массивным, слегка выдающимся вперед подбородком выражало спокойствие и уверенность. Прошло несколько лет со времени событий в Пчелином Городе на Ореховом Холме (так в детстве они называли одну из колхозных агролабораторий в Киргизии). Там они помогали превращать плодовые леса в лесосады. Егор стал волевым юношей с очень уравновешенным и твердым характером.

Его любовь к охоте еще больше окрепла, но несколько изменила свое направление.

Охота за новыми открытиями в науке — вот что сдружило всех троих: Егора, Анатолия и Романа.

Долговязый Ромка стал стройным, высоким и красивым юношей с голубыми глазами и вьющимися темными волосами.

На Егоре были серые брюки в полоску и голубая шелковая рубашка с короткими рукавами. Он был без галстука. На Романе был дорогой коричневый костюм с огненными полосками, бордовая шелковая сорочка с модным пестрым галстуком, а на голове красовалась не менее изысканная шляпа кофейного цвета. Между шезлонгами Егора и Романа стоял шахматный столик. Разговаривая с Сапегиным, они играли в шахматы.

Слева от профессора сидел Анатолий Батов. Это был тонкий невысокий юноша. По натуре он был сдержан и замкнут и держался чуть-чуть напряженно, как обычно держатся очень скромные люди в толпе. Сейчас Анатолия смущали гулявшие на палубе пассажиры. Они беззастенчиво или со скрытым любопытством разглядывали советскую делегацию, привлекавшую всеобщее внимание.

Батов всегда и во всем был подтянут: в этом был элемент своеобразного щегольства. Его волосы, гладко зачесанные назад, всегда были в порядке, так же как и подкрахмаленный воротничок, и превосходно отутюженный темный костюм, и темный, строгий галстук. Во всем Анатолий любил предельную точность. За выпуклыми очками в роговой оправе его большие темные глаза светились неистощимым любопытством. На коленях Анатолий Батов держал раскрытый американский научный журнал, успевая одновременно просматривать иллюстрации, беседовать и наблюдать за океаном и за пассажирами.

Все трое, под руководством профессора Сапегина, составляли одну из групп советских ученых, помогавших немецкому народу сражаться с шестиногими врагами на полях Восточной Германии. Эти крылатые и ползающие сельскохозяйственные диверсанты были сброшены с американских самолетов. Трое юношей отличились в этой борьбе и как организаторы и как ученые. По окончании работы в Восточной Германии им всем предстояла длительная научная командировка в Китай, через Францию и Америку, а если удастся — с заездом в Индонезию и Индию для изучения очагов распространения вредителей.

Советский Союз давно уже помогал соседним странам уничтожать вредных насекомых.

Но гораздо больше толку было бы в том случае, если бы, например, истреблялась саранча не только в соседнем Иране, но уничтожались бы огромные очаги в Индии, откуда она тысячами прилетала на иранские поля. Эта командировка только подтвердила неизменную благожелательность Советского Союза.

Приглашение на Международный конгресс было получено только восемь дней назад. Времени на сборы оставалось в обрез. Так как группа профессора Сапегина должна была все равно проезжать через Америку и профессор был назначен делегатом на конгресс, то молодым ученым было поручено помогать ему в работах конгресса.

Сапегин снова и снова вспоминал все подробности биологических диверсий, совершаемых американскими монополистами…

— Егор, а ну-ка, доложи нам по-английски, только негромко, историю биологической диверсии.

Егор собирался сделать ход на шахматной доске. Он поставил фигуру обратно и начал так:

— В Германской Демократической Республике первыми подняли тревогу по поводу американского самолета, сбросившего биологические бомбы, дорожный смотритель Генрих Веберт из Хозмара, а в районе Аммерна — станционные смотрители Альфонс Гросс и Готлиб Мейберг. Они созвали народ и нашли 9297 колорадских жуков. В открытые окна квартир, ресторанов, вокзалов залетали эти не виданные раньше здесь американские жуки с десятью черными полосками на желтовато-бурых надкрыльях. Их видели в водах рек и в морском прибое. Американские самолеты во множестве сбрасывали жуков и их красноватые личинки. Это была массированная бомбежка биологическими бомбами.

После упорных боев биологическое наступление, предпринятое Комитетом двенадцати против Германской демократической республики, было отбито. Борьба немецкого народа за урожай, против организаторов голода была выиграна с братской помощью советских ученых, — закончил Егор.

Сапегин сделал несколько стилистических замечаний, и молодые люди опять углубились в игру. Егор обдумывал ход, и это раздражало нетерпеливого Романа.

— Пойдешь ли ты, наконец! — нетерпеливо сказал Роман.

— Своевременно или несколько позже, — невозмутимо ответил Егор.

Роман порывисто вскочил.

— Когда сделаешь ход, позови! — возмущенно сказал он и направился к борту теплохода.

По поводу его пылкости друзья сложили поговорку: «Роман хочет обогнать самого себя».

Сапегин поморщился и шутливо вздохнул, осуждая поведение Романа.

— Прошу, Роман! — негромко позвал он юношу, уже успевшего завязать разговор с незнакомой молодой женщиной у перил борта.

Роман извинился перед дамой и подошел к профессору, избегая смотреть на Егора и шахматную доску.

— Я был знаком с двумя певицами, — начал Сапегин, жестом руки приглашая Романа сесть. — Однажды на репетиции дирижер сделал одной из них замечание и попросил повторить арию. Певица вспыхнула, смерила дирижера презрительным взглядом, начала петь и опять сфальшивила. Дирижер остановил ее и попросил снова начать арию. Певица разобиделась, начала яростно спорить, но все же вынуждена была спеть и опять ошиблась. А когда дирижер попросил ее в третий раз повторить арию, она расплакалась от досады и наотрез отказалась петь.

— А вторая? — спросил Роман, и ноздри его чуть дрогнули. Он уже понял намек.

— Вторая, когда дирижер попросил ее спеть, спела первый раз с ошибками, но пела спокойно и старательно, без истерики и надрыва. И на третий раз ария ей удалась.

— Я не истеричная певица! — обиженно сказал Роман. — Когда надо, я могу быть и сверхтерпеливым!

При этих словах Егор и Анатолий весело переглянулись. Улыбнулся и Сапегин. Им хорошо был известен горячий, порывистый нрав Романа.

— Хватит вам переглядываться! — вскипел Роман. — Ты, Егор, только потому и выигрываешь, что берешь меня измором!

— Выдержку надо воспитывать на мелочах, — сказал Сапегин. — Она не должна зависеть от настроения. Ведь перестал же ты быть таким нетерпимым, яростным спорщиком, каким был в детстве!

— Так ведь я уже взрослый, — снисходительно заметил Роман и улыбнулся, чтобы прекратить неприятный разговор.

— Конечно, так, — согласился Сапегин, — но в Америке необходима не просто выдержка, а сверхособая выдержка. Я вас уже предупреждал и еще раз хочу предостеречь от возможных провокаций. Вы должны быть бдительны. Одно неосторожное слово — и любого из вас могут ложно обвинить в антиамериканской пропаганде, а то и подстрелить без всякого повода, как это было с одним из членов делегации Украинской ССР, прибывшим в Нью-Йорк на сессию Генеральной ассамблеи ООН. Наемные убийцы ранили его разрывной пулей в бедро. Власти свалили это покушение на гангстеров. Но мы-то с вами хорошо знаем, чью волю выполняют гангстеры. Поэтому — выдержка прежде всего. Так-то, Роман!