— Где же он? Где? Почему мне до сих пор не показали? Ну, погодите, дождетесь плетей!

Алексей Михайлович вскочил, как только мог быстро, со своего места. За ним — все остальные. Толкаясь в дверях, вышли на крыльцо.

Из сарая вынесли молодого сокола, держа его за когтистые лапы. С доброго гуся, не меньше. Матюшкин, улыбаясь, поднял его над головой. Сильная вольная птица замахала широкими крыльями, заклекотала гортанно, словно почуяла высоту поднебесья. Со стороны леса дул свежий весенний ветер, и это, видимо, напоминало соколу о свободе и его родине. Матюшкин погладил пленника — он успокоился.

Алексей Михайлович захотел тоже подержать его в руках. Ему вынесли кожаные рукавицы. Как и Матюшкин, царь прихватил птицу за ноги и, тяжело дыша, высоко поднял ее вверх.

— Эка силища! А когти-то, а клюв-то! Завтра он нас не подведет?

На это Матюшкин задумчиво ответил:

— Как Господь попустит, Государь. Птица — тварь божия, она в небо всегда стремится. Поживем-увидим, может, и не подведет.

Перед сном Алексей Михайлович долго молился на иконы, висящие в углу. Потом, озябший, залез в мягкую постель под пуховое одеяло и стал вспоминать недавний разговор о Никоне. «В самом деле, зачем ему новые монастыри? Славу свою утверждает? Пусть утверждает, от этого государству только польза. Я тоже забочусь о величии православной церкви».

Вспомнилось Алексею Михайловичу и то, с каким жадным любопытством поглядывает Никон в сторону малороссийских церквей. Если удастся взять их под нашу руку, там, глядишь, и Малороссия с Московией объединятся. Гетман Украины Богдан Хмельницкий недавно прислал письмо, прося об этом.

Так что Никон пока его союзник и помощник, и в обиду всяким брехунам он его не даст. С этими мыслями царь наконец уснул.

Едва засветился розово небосвод на востоке, как с севера, из-за темного леса, наползли серые тучи. Пошел частый дождичек. Сначала он тихо шуршал по крыше, потом прибавил силы и вскоре ударил озорным ливнем. Земля, ещё не просохшая после весенних паводков, вновь расквасилась, заблестели лужи, потекли грязные ручьи. Охоту пришлось отложить. Все без дела маялись по дворцу.

Многих мучило похмелье и вчерашнее обжорство. Хорошо бы протрястись верхом по полям, размять ноги, подышать свежим воздухом. Но на улицу и носа не высунешь в такую непогоду.

Алексей Михайлович и сам скучал. Он сидел на скамье у окна и с тоской глядел на нескончаемый дождь. Теперь он покаялся, что приехал в Чертаново. Он любил Коломну. Раз десять за год туда выезжал. А здесь бывал гораздо реже, а сейчас и вовсе неудачно…

Дотянулся до стола, взял колокольчик и позвонил. Вошел Федор Ртищев, поклонился царю:

— Слушаю, Государь…

— Как думаешь, Федя, небо долго не прояснится?

— Не переживай, Алексей Михайлович. Скоро тучи разойдутся, солнышко власть свою покажет. Вот уж светлеть небо стало.

— И у солнца есть власть? — засмеялся царь. — И оно небо в руках держит, как я вас?

Алексей Михайлович поджал капризно свои тонкие губы, встал со скамьи и принялся ходить по опочивальне.

— Тогда, стало быть, пусть на стол подают. Перекусим — и тронемся. Нечего время терять. — Пухлое лицо его стало строгим, на лбу морщины обозначились.

Пока завтракали, проглянуло солнце сквозь тучи, затих понемногу дождь. Тронулись в путь по новым лесным дорогам. Их зимою проторили. Для этого Матюшкин приводил сюда сотню стрельцов. Они рубили просеки, вывозили сосны, из них потом дворец и построили. А хлыстами и ветками гиблые места устилали.

Царь ехал верхом. Боярина Морозова и князя Одоевского везли в возке, запряженном парой гнедых. Князь Трубецкой захворал, остался во дворце.

Вымытые дождем деревья ещё не успели стряхнуть сверкающие капли и оттого под лучами солнца казались наряженными в драгоценные парчовые одежды. Красота — глаз не оторвать! Пели чибисы, курлыкали журавли на болоте, переговаривались тетерева, стучал дятел где-то совсем рядом.

Алексей Михайлович слушал несмолкающий хор птичьих голосов, вдыхал полной грудью пьянящий лесной воздух и дивился окружающей его природе. Он больше не жалел о своей поездке, а только с нетерпением ждал, когда прибудут на место, где в прошлом году так славно поохотились. Он едва сдерживал себя, чтобы не пустить коня вскачь. Да если б и захотел это сделать — не смог бы: впереди теснились конники, охранявшие его.

Алексею Михайловичу надоели стрельцы — едет как преступник под конвоем! Но в то же время присутствие вооруженных людей рядом необходимо. Хозяина земли русской беречь надо пуще глаз. И Алексей Михайлович припомнил вдруг случай, происшедший нынешней зимой в Коломенском лесу. На его пути встретился медведь-шатун, поднятый кем-то из берлоги. Голодного великана, видно, привлек запах пищи, которую готовили охотники на костре. У Алексея Михайловича был с собой нож, он всегда носил его за поясом на всякий случай. Да что сделаешь ножом против разъяренного чудовища! Если б не стрельцы — не ехать бы сейчас ему на эту охоту…

Пока царь вспоминал да размышлял, дорога вывела, наконец, из леса. Перед путниками открылась широкая, заросшая мелким кустарником поляна. Далее за ней, извиваясь змеей, несла свои прозрачные воды узкая речонка, и опять начинался лес. Туман рассеялся даже над речкой. Зелень сияла первозданной чистотой. В водном зеркале отражалось голубое небо, словно выгнутое над землей хрустальным коромыслом. И было оно, казалось, так близко! Хотя человеку всё равно не достать. В камышах возле берега безмятежно плавали утки-нырки. «Боже милостивый, как хорошо-то!» — полной грудью вздохнул царь и по-молодецки выпрямился в седле, заломив на затылок шапку. Сейчас он не чувствовал на своих плечах давящей камнем тяжести государственных забот. Вместе с ней его покинули и сомнения, опасения, неуверенность. Душа свободным соколом парила в высоком небе.

Подъехали Морозов с Одоевским, тяжело выбрались из возка. Глядя на них, царь весело воскликнул:

— А ну-ка, други, посмотрите вокруг! Красота-то какая!

Борис Иванович, кряхтя и вздыхая, глянул на царя опухшими красными глазами и буркнул:

— Чего и говорить, полна божьими плодами земля наша. Словно баба на сносях.

Сказал и, вынув из-за пазухи плоский штоф с вином, не стесняясь, жадно засосал живительную влагу в пересохшее горло.

— Сам ты баба на сносях! — радость Алексея Михайловича сменилась раздражением. — Разве не видишь, дурень, что поляна похожа на девицу красную, идущую под венец. — Стегнул коня плеткой и ускакал прочь.

Следуя за царем, охотники достигли края поляны. Там уже со своими помощниками ожидал Афанасий Матюшкин. Семен Дмитриев стоял в стороне, опасаясь приблизиться. Алексей Михайлович поманил его пальцем и мягко обратился к нему:

— Ты, Семен, на меня зуб не точи. Уразумей, дурачок: к царю являются, когда он сам зовет. Показывать себя надо в деле, а не на пиру.

Сокольничий стоял молча, опустив глаза, только и видно, как желваки на скулах ходуном ходят.

— Ну да ладно, кто старое помянет — тому глаз вон. Где твой сокол? Давай его сюда, пора…

Семен достал птицу из ивовой клетки, прикрытой мешковиной, посадил на рукав своего зипуна. Другой рукой держал веревку, привязанную к ноге сокола. Прирученный хищник вел себя смирно, но во всем его поджаром тельце, мощной упругой шее чувствовались напряжение и настороженность. В любое мгновение он может рвануться ввысь. Но это мгновение наступит, тогда лишь, когда с головы птицы снимут колпак и хозяин даст команду. Так обучен крылатый охотник. Поэтому, нервно перебирая мощными когтями по рукаву Семена, он терпеливо ждал приказа.

— А где же другие соколы? — поинтересовался царь у Матюшкина, с трудом отведя взгляд от гипнотизирующей птицы.

— Да вон их везут.

Спешились подъехавшие сокольничие. У каждого к седлу клетка с соколом приторочена. Алексей Михайлович увидел тощих заморенных птиц и рассвирепел:

— Это что такое? Что, я спрашиваю? Почему они на дохлых ворон похожи? Афанасий Петрович, отвечай, аль язык проглотил?